Может, все дело в том, что мне необходимо располагать чем-то более существенным, чем показания Риты. Я так хочу, чтобы это было именно оно, хотя наверняка чувствую, что все это – очередной сущий вздор.
– Алло? Вы меня слушаете?
– Да, да. Слушаю.
– О'кей, – успокаивается он. – Не хочу, чтобы вы куда-то пропадали. У нас телефон выходит из строя довольно часто, а при таком старье, как в наших краях, еще пара дней пройдет, прежде чем свяжусь с вами снова, – смеется он.
– Я вас слушаю.
– Хорошо. Меня утешает мысль, что у кого-то есть телефон, который работает как полагается.
До сих пор мне казалось, что поток самозванцев уже иссяк. Мы даже завели специальную папку для вымышленных показаний по данному делу, которую Сьюзен предусмотрительно положила передо мной на рабочий стол. Семнадцать человек признались в совершении этого преступления, однако в прошлом году ни одного такого звонка уже не было.
Не знаю почему, но при звуке голоса этого типа, о котором мне ровным счетом ничего не известно, я настраиваюсь на другой лад и явственно чувствую невольное волнение.
Впрочем, по всей вероятности, через пять минут после того, как я повешу трубку, от него не останется и следа. Это случается не впервые: в сердце человека надежда умирает последней. Во всяком случае, в моем. Издержки профессии.
– Значит, к вам пришел человек и с ходу признался в том, что совершил это преступление. Он что, заявился прямо с улицы или еще как?
– Примерно так оно и было, – отвечает шериф Дженкинс. – Вместе со своим приятелем-священником он пришел и спросил, не может ли он со мной поговорить. А потом этот приятель встает и с ходу заявляет, что, мол, это его рук дело. Я имею в виду то преступление.
– А что именно он сказал? Он стал вдаваться в подробности?
– В том-то и дело, он рассказал обо всем очень подробно. Всего он, конечно, говорить не стал, – тут же поправляется он, – сказал, что обо всем расскажет вам, все, как было, так как вы ведете это дело, но он привлек мое внимание. Видите ли, господин Александер, я знаю, вам довольно часто приходится иметь дело с людьми, выступающими с подобными признаниями, – он словно читает мои мысли, – но этот парень упомянул так много всяких подробностей, что это смахивает на правду. Я хочу сказать – таких подробностей, о которых не узнаешь по телевизору. Вы понимаете, что я имею в виду?
Меньше всего в жизни мне хочется ехать в Западную Виргинию, это же у черта на куличках!
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. – Я протягиваю руку к блокноту и карандашу. – Начнем с начала. Как его зовут?
Его зовут Скотт Рэй. Он бродяга, уже не то три, не то четыре месяца находится на территории района, подотчетного шерифу Дженкинсу. Ведет себя в общем нормально, может, больше чем нужно интересуется девочками, но ничего плохого за ним не водится – так мне говорят, я делаю пометки в блокноте. Некоторые женщины находят его весьма привлекательным, хотя большинство здешних мужчин считают, что он слишком уж выпендривается, не надо забывать, что здешний трудовой люд придерживается консервативных жизненных взглядов.
Дело в том, что Рэй увлекся религией. Он считает себя последователем преподобного Ройбена Хардимана. Преподобный Хардиман снискал в наших краях довольно хорошую репутацию, рассказывает Дженкинс. Это на редкость обаятельный проповедник, врачеватель людских душ, знахарь, лечит он больных молитвами и наложением рук, и равных ему нет даже в южных районах Западной Виргинии, где таких знахарей и врачевателей людских душ пруд пруди. Это диковатый на вид сукин сын, сорока – пятидесяти лет, сколько ему на самом деле, никто не знает, живет в горах, в окружении своей паствы, состоящей из горцев, которые работают не покладая рук. Словом, речь идет об одном из тех по-настоящему пылких проповедников, которые способны убедить кого угодно так, что он сам обратится к Богу за спасением души. В чем-чем, а в пылкости этому Хардиману отказать нельзя при всем желании.
Так вот, Скотт Рэй каким-то образом оказался в горах, где находится церковь Хардимана, и увлекся религией. На полном серьезе. А теперь он хочет встать вровень с Иисусом Христом, для чего ему нужно исповедаться во всех своих грехах. А самый большой грех, который он взял на душу, заключается в том, что он убил Ричарда Бартлесса в Нью-Мексико и не может допустить, чтобы невинных людей казнили за преступление, которого они не совершали.
– Вот что он рассказал. Как по-вашему, есть тут что-нибудь стоящее? – спрашивает Дженкинс.
Черт! Единственное, в чем я уверен, так это в том, что волнение мое как рукой сняло. Что касается признаний под воздействием религиозных верований, способности человека к перевоплощению и всякого рода знахарству, то я склонен верить в это примерно так же, как и во вложение капиталов в недвижимость на болотах Флориды.
– Сомневаюсь. Признания, сделанные под влиянием сиюминутных душевных порывов...
– Ну да. Я понимаю, о чем вы. И все же... Молча я жду, что он скажет.
– И все же...
– Ну, не знаю. Просто иной раз... возникает предчувствие. Вы понимаете, что я имею в виду?
Сьюзен берет мне билет на самолет до Западной Виргинии, с остановкой в Далласе, штат Техас. Еще один ложный след, я уверен, но ничего не поделаешь. Я все-таки решаю лететь. Приходится.
3
Рэли (штат Западная Виргиния) расположен примерно в двух часах езды от столичного Чарлстона, где приземляется мой самолет и где я беру напрокат заказанную «эвис-тойоту». Местность, по которой я проезжаю, довольно живописная, кругом холмы, лесистые вершины гор и хребты. Маленькие городки по дороге знавали в прошлом лучшие времена. Холодно, весна еще не наступила, повсюду поверх промерзшей глины снежные сугробы. У прохожих, которые временами попадаются мне на улицах городов, бледные, измученные лица, они кутаются во фланелевую и шерстяную одежду, в несколько слоев, укрываясь от пронизывающего, сырого ветра. Много лет назад, вернувшись из Вьетнама, еще до поступления на юридический факультет, я путешествовал по Югославии и Северной Греции. Лица людей, которые я вижу здесь, напоминают мне крестьян, живших там, в горах, только они еще более изможденные. Судя по их выражению, оптимистов тут нет.
Городок Рэли, административный центр округа, похож на остальные населенные пункты, как и они, раскинулся он на холмах, как и они, помечен серостью. Если ты всю жизнь проходил по этим улицам, значит, Бог наградил тебя сильными ногами. Я захожу в одно из местных кафе, чтобы подкрепиться перед тем, как дать инструкции шерифу и его подчиненным. Сидящие там люди, все пожилые, переводят на меня взгляд. Уверен, у них тут бывают посетители, но не такие. Я слишком хорошо одет, моя одежда слишком плотно прилегает к телу, кожа у меня слишком загорелая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Алло? Вы меня слушаете?
– Да, да. Слушаю.
– О'кей, – успокаивается он. – Не хочу, чтобы вы куда-то пропадали. У нас телефон выходит из строя довольно часто, а при таком старье, как в наших краях, еще пара дней пройдет, прежде чем свяжусь с вами снова, – смеется он.
– Я вас слушаю.
– Хорошо. Меня утешает мысль, что у кого-то есть телефон, который работает как полагается.
До сих пор мне казалось, что поток самозванцев уже иссяк. Мы даже завели специальную папку для вымышленных показаний по данному делу, которую Сьюзен предусмотрительно положила передо мной на рабочий стол. Семнадцать человек признались в совершении этого преступления, однако в прошлом году ни одного такого звонка уже не было.
Не знаю почему, но при звуке голоса этого типа, о котором мне ровным счетом ничего не известно, я настраиваюсь на другой лад и явственно чувствую невольное волнение.
Впрочем, по всей вероятности, через пять минут после того, как я повешу трубку, от него не останется и следа. Это случается не впервые: в сердце человека надежда умирает последней. Во всяком случае, в моем. Издержки профессии.
– Значит, к вам пришел человек и с ходу признался в том, что совершил это преступление. Он что, заявился прямо с улицы или еще как?
– Примерно так оно и было, – отвечает шериф Дженкинс. – Вместе со своим приятелем-священником он пришел и спросил, не может ли он со мной поговорить. А потом этот приятель встает и с ходу заявляет, что, мол, это его рук дело. Я имею в виду то преступление.
– А что именно он сказал? Он стал вдаваться в подробности?
– В том-то и дело, он рассказал обо всем очень подробно. Всего он, конечно, говорить не стал, – тут же поправляется он, – сказал, что обо всем расскажет вам, все, как было, так как вы ведете это дело, но он привлек мое внимание. Видите ли, господин Александер, я знаю, вам довольно часто приходится иметь дело с людьми, выступающими с подобными признаниями, – он словно читает мои мысли, – но этот парень упомянул так много всяких подробностей, что это смахивает на правду. Я хочу сказать – таких подробностей, о которых не узнаешь по телевизору. Вы понимаете, что я имею в виду?
Меньше всего в жизни мне хочется ехать в Западную Виргинию, это же у черта на куличках!
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. – Я протягиваю руку к блокноту и карандашу. – Начнем с начала. Как его зовут?
Его зовут Скотт Рэй. Он бродяга, уже не то три, не то четыре месяца находится на территории района, подотчетного шерифу Дженкинсу. Ведет себя в общем нормально, может, больше чем нужно интересуется девочками, но ничего плохого за ним не водится – так мне говорят, я делаю пометки в блокноте. Некоторые женщины находят его весьма привлекательным, хотя большинство здешних мужчин считают, что он слишком уж выпендривается, не надо забывать, что здешний трудовой люд придерживается консервативных жизненных взглядов.
Дело в том, что Рэй увлекся религией. Он считает себя последователем преподобного Ройбена Хардимана. Преподобный Хардиман снискал в наших краях довольно хорошую репутацию, рассказывает Дженкинс. Это на редкость обаятельный проповедник, врачеватель людских душ, знахарь, лечит он больных молитвами и наложением рук, и равных ему нет даже в южных районах Западной Виргинии, где таких знахарей и врачевателей людских душ пруд пруди. Это диковатый на вид сукин сын, сорока – пятидесяти лет, сколько ему на самом деле, никто не знает, живет в горах, в окружении своей паствы, состоящей из горцев, которые работают не покладая рук. Словом, речь идет об одном из тех по-настоящему пылких проповедников, которые способны убедить кого угодно так, что он сам обратится к Богу за спасением души. В чем-чем, а в пылкости этому Хардиману отказать нельзя при всем желании.
Так вот, Скотт Рэй каким-то образом оказался в горах, где находится церковь Хардимана, и увлекся религией. На полном серьезе. А теперь он хочет встать вровень с Иисусом Христом, для чего ему нужно исповедаться во всех своих грехах. А самый большой грех, который он взял на душу, заключается в том, что он убил Ричарда Бартлесса в Нью-Мексико и не может допустить, чтобы невинных людей казнили за преступление, которого они не совершали.
– Вот что он рассказал. Как по-вашему, есть тут что-нибудь стоящее? – спрашивает Дженкинс.
Черт! Единственное, в чем я уверен, так это в том, что волнение мое как рукой сняло. Что касается признаний под воздействием религиозных верований, способности человека к перевоплощению и всякого рода знахарству, то я склонен верить в это примерно так же, как и во вложение капиталов в недвижимость на болотах Флориды.
– Сомневаюсь. Признания, сделанные под влиянием сиюминутных душевных порывов...
– Ну да. Я понимаю, о чем вы. И все же... Молча я жду, что он скажет.
– И все же...
– Ну, не знаю. Просто иной раз... возникает предчувствие. Вы понимаете, что я имею в виду?
Сьюзен берет мне билет на самолет до Западной Виргинии, с остановкой в Далласе, штат Техас. Еще один ложный след, я уверен, но ничего не поделаешь. Я все-таки решаю лететь. Приходится.
3
Рэли (штат Западная Виргиния) расположен примерно в двух часах езды от столичного Чарлстона, где приземляется мой самолет и где я беру напрокат заказанную «эвис-тойоту». Местность, по которой я проезжаю, довольно живописная, кругом холмы, лесистые вершины гор и хребты. Маленькие городки по дороге знавали в прошлом лучшие времена. Холодно, весна еще не наступила, повсюду поверх промерзшей глины снежные сугробы. У прохожих, которые временами попадаются мне на улицах городов, бледные, измученные лица, они кутаются во фланелевую и шерстяную одежду, в несколько слоев, укрываясь от пронизывающего, сырого ветра. Много лет назад, вернувшись из Вьетнама, еще до поступления на юридический факультет, я путешествовал по Югославии и Северной Греции. Лица людей, которые я вижу здесь, напоминают мне крестьян, живших там, в горах, только они еще более изможденные. Судя по их выражению, оптимистов тут нет.
Городок Рэли, административный центр округа, похож на остальные населенные пункты, как и они, раскинулся он на холмах, как и они, помечен серостью. Если ты всю жизнь проходил по этим улицам, значит, Бог наградил тебя сильными ногами. Я захожу в одно из местных кафе, чтобы подкрепиться перед тем, как дать инструкции шерифу и его подчиненным. Сидящие там люди, все пожилые, переводят на меня взгляд. Уверен, у них тут бывают посетители, но не такие. Я слишком хорошо одет, моя одежда слишком плотно прилегает к телу, кожа у меня слишком загорелая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146