– Уилл, – говорит она при расставании, – удачи тебе с этим делом!
– Спасибо. Мне она будет нужна.
Она умолкает, хочет что-то сказать, но не знает, захочу ли я слушать. Она первая не выдерживает.
– Команда у тебя подобралась неплохая. Даже несмотря на Мэри-Лу.
– Пожалуй.
– Я завидую ей исключительно в профессиональном отношении, ты не думай!
– И завидовать нечего. Тебя ведь ждут великие дела, крошка, не забыла еще?
Она на секунду улыбается. Затем, снова приняв серьезный вид, спрашивает:
– Можно задать тебе вопрос? По работе.
– Валяй.
– Как вышло, что фирма здесь ни при чем?
– Что ты имеешь в виду? – осторожно спрашиваю, чувствуя, как по коже у меня ползут мурашки.
– Насколько я могу судить, ведь информации из первых рук у меня, конечно, нет, они не очень-то тебе помогают. Да, я понимаю, ты в отпуске, далеко идущие выводы делать пока рано, но все равно это дело – настоящая сенсация, может, ты на всю страну прогремишь. Такое впечатление, что они словно сквозь землю провалились.
У меня вырывается медленный, длинный вздох. Черт побери, кому же можно все рассказать, как не бывшей жене?
– Ответ простой.
По слабой улыбке, мелькнувшей на ее лице, видно, как отлегло у нее от сердца. Боже мой, я на самом деле небезразличен ей!
– Я ушел в отпуск не по собственному желанию. – О Боже! – Она прижимает руки ко рту, потом обнимает меня так, что я чувствую ее груди. Не такие уж они мягкие и ласковые, думаю я, воистину нет пределов совершенству.
– Вот мерзавцы! Вот дерьмо поганое! И это после всего, что ты для них сделал! Да без тебя они пустое место!
– Они считают, что со мной им крышка. И, если придерживаться их мерок, они правы.
– К черту их мерки! И я так думаю.
– Давай я тебе помогу! – Она сжимает мне руки, показывая, что не бросит меня в беде.
– Нет. – Я качаю головой.
– Почему?
– Не нужно этого делать, вот почему.
– Да кому какое до этого дело? Тебе как никогда нужна помощь и поддержка, а остальное не имеет значения. – Должно быть, она права. Она гораздо практичнее меня.
Но я должен быть с ней честным, как никогда.
– Да, Патриция, от кого угодно, но только не от тебя.
– Ну и скотина же ты!
– Знаю, но больше встречаться мы уже не будем. Вообще. Никогда. Между нами все кончено.
– Из-за сегодняшнего вечера?
– Да.
– Черт! – Она вне себя от ярости. – Почему ты мне раньше ничего не сказал?
– Смысла не было. Что бы от этого изменилось?
– Не знаю, – искренне говорит она. – Может, что-нибудь и изменилось бы.
– Извини.
– Кто же знал? – Печально улыбаясь, она глядит на меня. – На какого же прохвоста я променяла свою карьеру в Санта-Фе, у меня же была возможность ее сделать!
Я так же грустно улыбаюсь ей в ответ. Теперь, выложив все, в глубине души я дрожу от страха.
– Если как-нибудь будет желание поговорить... – Слова повисают в воздухе.
– Я тебе позвоню.
– Обещаешь?
Я киваю. Целомудренно поцеловав ее в лоб, я выхожу через прозрачную дверь и спускаюсь по ступенькам крыльца. Отъезжая, я вижу, что она так же стоит, глядя мне вслед.
В квартире не убирали уже две недели, кондиционер дышит на ладан, такое ощущение, что я зарос грязью. Если бы я не экономил каждый цент, то на эту ночь снял бы номер в гостинице, а утром позвал бы уборщицу, чтобы она навела порядок.
Вместо этого я наливаю себе приличную порцию «Джонни Уокера» со льдом. Ах ты, гнусный ублюдок, ты не мог свалить подобру-поздорову, мало того, что ты ее трахнул, так еще начал плакаться ей в жилетку, рассказывая о нашей фирме! О Боже, завтра с утра об этом уже весь город будет знать! Второй бокал виски меня успокаивает: хватит паниковать, не такой она человек, если речь идет о чужой тайне, она будет держать язык за зубами! А если вся история случайно выплывет наружу? Она же работает у Робертсона, а он просто помешан на этом.
После третьего гудка она берет трубку.
– Быстро ты!
– Да. – Черт, чего я вообще позвонил?
– Что-нибудь случилось?
– Нет, нет. – Одним махом я допиваю виски, протянув руку через кухонную стойку, наливаю себе еще, на два пальца – не больше.
– Уилл? – Она встревожена.
– Слушай, то, о чем мы с тобой говорили...
– Да?
– Давай забудем об этом и все, ладно? Будем считать, что этого разговора не было.
– Но... как же я смогу? Почему ты так хочешь? – Просто никому ничего не рассказывай, о'кей? – Ни жив ни мертв от страха, я пытаюсь говорить спокойно, но мне это не очень-то удается. В трубке воцаряется молчание.
– Пэт?
– А с какой стати мне рассказывать?
– Так я и знал. Знаешь, бывает, иной раз проговоришься ненароком. – Черт, если еще хоть раз сболтну лишнего, трахнув бабу, то, клянусь, вырву себе член с корнем!
– Нет, за меня можешь не беспокоиться! – безапелляционно заявляет она. – По-моему, ты боишься, как бы самому обо всем не разболтать.
– Я же говорю – случайно! Только и всего.
– Я ведь не такая, как ты, Уилл. Можешь быть уверен, я не проболтаюсь.
– Слушай, я так и знал.
Мы молчим, в трубке раздается слабое потрескивание.
– Уже поздно, – напоминает она.
– Да. А мне утром вставать ни свет ни заря.
– Я рада, что ты позвонил, решил, что стоит это сделать.
– Я тоже. – Это сущая правда.
– В следующий раз постарайся быть поувереннее, ладно?
Я стукаю себя трубкой по лбу.
– Ладно. Обещаю.
– Вот и хорошо. Спокойной ночи, Уилл.
– Спокойной ночи, Пэт.
Она вешает трубку. Черт побери, всякий раз, когда ты думаешь, что весь мир у тебя в кармане, оказывается, что не тут-то было. К тому же голова у меня просто раскалывается.
5
– Ваша честь, хотелось бы, чтобы нас выслушали по этому вопросу.
Судья Мартинес кивает.
Проводится слушание по возбужденному нами ходатайству о переводе дела в другой судебный округ. Так как жюри присяжных пока еще не выбрано, это заседание может иметь решающее значение.
Встав с места, Моузби неторопливо подходит к нам. Наверное, он завтракал хлебом, приправленным чесноком, от него так сильно разит чесноком, что его чувствуют все, кто сидит на местах, отведенных для адвокатов. Сморщив носик, Мэри-Лу машет рукой у себя перед лицом. Глядя на нее, Фрэнк усмехается, ощеряя зубы с остатками завтрака. Качая головой, Мэри-Лу всем своим видом демонстрирует открытую неприязнь. Остальные делают вид, что ничего не замечают. Я давно отношусь к нему исключительно как к оппоненту. Наше дело слишком серьезно, чтобы размениваться на симпатии и антипатии.
– Господин адвокат? – Мартинес переводит взгляд в нашу сторону. Раньше он был окружным прокурором, сейчас старший судья и позаботился о том, чтобы дело попало именно к нему, – не столько из-за него самого, на своем веку он рассмотрел десятки дел об убийствах, и ему ни к чему ни паблисити, ни лишние осложнения. Если рокеров признают виновными, он не хочет, чтобы вынесенный им приговор был опротестован, и считает, что лучше, чем любой другой судья, сумеет обтяпать это дельце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146