Может быть.
Если бы речь шла лишь о том, чтобы спать друг с другом, проблем бы не было. Но с ней я не смог бы просто спать и все. Я попытался ей объяснить. Она не согласилась, сказав, что, если о большем пока говорить не приходится, ее это устраивает.
Она сама не поверила в то, что сказала, да и я тоже. Вот почему мы порознь отправились по домам.
С тех пор я ей не звонил. А когда наберусь храбрости и позвоню, у нее наверняка будет уже кто-то другой.
Повалят беды, так идут не врозь, а скопом – так, кажется, писал Шекспир. Черта с два! Самое плохое случилось под конец. Патриция переехала месяц назад, в первый же уик-энд после Дня благодарения – 24 ноября. Они уехали в субботу утром на ее машине.
Последние несколько дней Клаудия провела со мной, День благодарения мы с ней отметили на свой манер. Вместе сходили в магазин, чтобы купить самую что ни на есть натуральную индейку, которую я потом приготовил с гарниром. А она сама, так что мне даже не пришлось ей помогать, испекла тыквенный пирог. Погуляли в горах, порыбачили, побросали друг дружке ее мяч от американского футбола с автографом Дэна Мэрино. Чего мы только ни делали, но вот о предстоящем отъезде не сказали ни слова.
Мы молчали об этом до пятницы, до того момента, когда вечером сидели у нее на кровати в окружении старых плюшевых игрушек. Мы толком даже не знали, что сказать, кроме фраз типа «Я буду по тебе скучать», «А я буду тебе звонить», «Мы часто будем видеться» и так далее в том же духе. Мы вступали в полную неизвестность. Мы расстались чуть ли не с того самого дня, как она родилась, но никогда не расставались на самом деле.
Я стоял у дома Патриции и смотрел, как они уезжают. Забравшись на заднее сиденье, где уже лежали книги и пластинки, Клаудия прижалась носом к заднем стеклу, глядя на мою удаляющуюся фигуру. Я помахал ей рукой. На улице было холодно, на предыдущей неделе раньше обычного выпал снег, и на земле там и сям еще лежали его остатки. Я чувствовал обжигающий ветер, который овевал мои мокрые щеки.
«Джонни Уокер» приятен на вкус, даже приятнее, чем обычно. Я буду смаковать его до тех пор, пока не сяду в самолет. Из радиоприемника слышится «Грустное Рождество» в исполнении Элвиса. Вот и говори после этого, бывают ли в жизни совпадения: в кино сказали бы, что песенка пришлась более чем кстати. Иной раз в жизни это и угнетает: в ней все не так, как в кино.
2
Несмотря на то, что Партиция уже говорила мне, куда они собираются переезжать, вид ее новой квартиры застигает меня врасплох. Квартира расположена на двадцать втором этаже небоскреба, чуть ли не на самой крыше, откуда открывается потрясающий вид на залив. Так высоко, что видно чуть ли не до Канады. Вся мебель новая, но хозяйка дома, памятуя о правилах хорошего тона, отзывается о ней довольно сдержанно, как и подобает адвокату, дела у которого внезапно пошли в гору.
– Это все заслуга декоратора, – признается она, с видом собственницы поглаживая абажур из хлопчатобумажной ткани на настольной лампе от Анны Тэйлор. – У меня времени не было. Все уже было готово и дожидалось меня... то есть нас.
– Шикарно, – говорю я. И слепому ясно, что это заслуга декоратора, – квартира выглядит так, будто в ней никто не живет. Не видно ни дыр, оставшихся от горящих сигарет, ни винных пятен. Кроме нескольких детективов, валяющихся на полу, ничто не говорит и о присутствии Клаудии. Я расхаживаю по комнатам, любуясь открывающимися из окон видами. Дело близится к вечеру, Патриция только что вернулась с работы, где у нее свой кабинет (который, как я узнаю позже, тоже заново отделан). Она сбрасывает туфли, швыряет пальто на кресло, и без того заваленное вещами. Вещи у нее тоже новые. Со вкусом подобранные, дорогие, словом, не прикид, а сказка. Пожалуй, после сисек она сменила все, что только можно было. Интересно, какой теперь ждать пластической операции.
– Пришлось обновить гардероб, – поясняет она, перехватывая мой взгляд.
Она нервничает, оставаясь наедине со мной, не может спокойно усидеть на одном месте. Когда самолет приземлился, я позвонил ей на службу, она отпросилась с работы, и мы договорились встретиться у нее дома. Я сразу отправился туда, не заезжая в отель, где она забронировала мне номер, – в двух кварталах от дома. «На мой взгляд, тебе не стоит останавливаться здесь», – сказала она по телефону. Я не был в этом так уверен: легкое шевеление у меня в брюках при звуках ее грудного голоса напомнило о нашей последней встрече, о которой у меня остались довольно приятные воспоминания. Но теперь, увидев ее, я целиком и полностью с ней согласен: ту женщину, которая стоит передо мной, я в упор не вижу. Новая одежда, новый блокнот для записей, что ни возьми – все новое, выглядит она потрясающе, я искренне за нее рад, на самом деле рад, и все же что-то не так, как если бы девочка надела мамины туфли, которые ей слишком велики, и старательно изображает взрослую. Это не она, не та Пэт, которую я знаю. Вся сексапильность, так меня притягивающая, испарилась, улетучилась куда-то вместе с майками и шортами для бега.
Окликнув кого-то внизу, она просит мать Лили сказать Клаудии, чтобы та как можно скорее поднималась.
– Выпьешь? – спрашивает она. – Уже не помню, по-моему, ты пьешь мартини?
Мартини? В последнее время, когда мы с ней виделись, она терзалась угрызениями совести из-за пива.
– Был за мной такой грешок.
– Я тоже с тобой выпью. – Она идет на кухню, достает из холодильника бутылку джина – «Бомбей», я восхищен ее вкусом, – бутылку вермута, кувшин, кубики льда.
– Тебе вермута меньше?
– Чем меньше, тем лучше. – Я наблюдаю, пока она со знанием дела смешивает коктейли. Опыт в этом деле у нее есть.
– Я и не знал, что ты пьешь. То есть ты же не пьешь, да?
– Ну, знаешь! – со смехом отвечает она, смех слишком громкий, принужденный. – Когда все остальные... вообще, я не слишком увлекаюсь. Так, время от времени, чтобы расслабиться. – Она передает мне бокал с мартини, положив туда две маслины, как и себе. – Будь здоров!
– Будь здорова! – Мы отпиваем из бокалов. Не нравится мне все это. За месяц она переехала в квартиру в небоскребе, отделанную без нее и совсем не в ее вкусе, стала иначе одеваться, копируя стиль деловой женщины, одержимой желанием сделать карьеру, и пристрастилась к крепкому спиртному.
Выпив, она корчит гримасу и, взяв маслину, кладет ее в рот.
– Мало-помалу начинаешь входить во вкус.
– Вряд ли это станет моей привычкой. Этого недостаточно, чтобы войти во вкус по-настоящему.
Как получилось у тебя, недоговаривает она. Плевать! Если из-за того, что сам я пью, она не хочет всерьез увлекаться спиртным, значит, я исполнил свой долг перед человечеством. И перед своим ребенком.
– Может, это и неплохая мысль. – Я вижу, что от волнения она буквально места себе не находит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146