– В Сиэтл. – Она встает, каким-то зачарованным, долгим взглядом смотрит на наручные часы. – Позвоню Клаудии. Не хочу, чтобы ты понапрасну тратил свои выходные.
– Погоди. – Я тоже встаю, ноги, вопреки обыкновению, трясутся и подгибаются, словно ватные. – Ты это о чем?
– Я не знала, как тебе сказать. – Она стягивает с волос повязку, скручивая ее в форме восьмерки. Внезапно в голове у меня проясняется, словно в комнату врывается струя свежего воздуха. Я пристально смотрю на нее, мозг отказывается мне повиноваться.
– Сойдет простой английский язык.
– Ну ладно. – Она делает глубокий вдох, собираясь с силами. Патриция на редкость толковая баба. Если бы не наш брак, который обернулся разводом и стал неизбежным препятствием, я давным-давно устроил бы ее на работу к нам в фирму – вдвоем с Энди они стали бы нашим секретным оружием огромной силы. Если меня не возьмут обратно, она сможет занять мое место, прямая экономия – не нужно будет менять табличку на двери, не говоря уже о визитных карточках и бланках.
– Весь прошлый год я рассылала свою краткую автобиографию, – говорит она. – Без особого, впрочем, успеха, свободных мест почти нет, мне просто хотелось узнать собственную рыночную стоимость, есть ли она у меня и какая. – Она делает паузу.
– Ну и как? – Я со страхом жду ответа.
– Нашлись люди, которые считают, что я представляю собой нечто особенное. – Могу побиться об заклад, что при этих словах ее грудь, угадывающаяся под майкой, гордо вздымается.
– Я тоже думаю, что ты представляешь собой нечто особенное, – поддакиваю ей, пытаясь одновременно изобразить улыбку; она выходит довольно жалкой.
Она смотрит на меня пристально, но как-то странно.
– Как все это смешно! До сих пор я этого не слышала, когда речь шла о работе.
– Просто подходящего случая не было. – Мне не нравится, какой оборот принимает разговор. Хочется вернуть его в прежнее русло. – Ну и при чем тут Сиэтл?
– Четыре фирмы, похоже, заинтересовались настолько, что решили пригласить меня на собеседование. Штаб-квартиры двух из них находятся на востоке. Туда я возвращаться не хочу. Еще одна – в Тусоне, Миннесота, а последняя – в Сиэтле. Ну... словом, в прошлом месяце я ездила в Тусон и Сиэтл.
– А я-то думал, в прошлом месяце ты ездила проведать родителей. – Тогда Клаудия провела со мной целую неделю.
– Я никому не хотела говорить...
– Ты не хотела причинять неудобства Робертсону. Или сердить его, – добавляю я точности ради.
– На всякий случай, если бы они мне отказали, – согласно кивает она и вдруг усмехается: – Обе фирмы хотели меня заполучить.
– Почему же ты предпочла Сиэтл? – Мой мозг лихорадочно мечется, но работает вхолостую, мысли увязают, словно в песке. Лишь одна из них не дает мне покоя: если она уедет, то уедет и моя дочь, а если уедет моя дочь, то я не смогу с ней видеться каждый день, если захочу, или по меньшей мере два-три раза в неделю. Тут меня охватывает всепоглощающий страх.
– Красивый город, – отвечает она. – Двадцать лет я прожила в пустыне, теперь хочется подышать океанским воздухом. К тому же там полным-полно подходящих мужчин, обаятельных мужчин. Я назначала свидания в оба вечера, что провела там, – добавляет она чуть ли не с радостью.
– Почему же тогда тебя ни разу не трахнули? – кисло спрашиваю я. Не могу поверить в то, что она говорит.
– Я не ложусь в постель с первым встречным. Ты это знаешь.
– С тех пор многое изменилось. – Я отчетливо помню вечер, когда она впервые отдалась мне.
– Кое-что не меняется, – с чопорным вызовом говорит она и тут же меняет тему разговора. – К тому же мне положили приличное жалованье. Для начала – семьдесят две тысячи пятьсот в год.
Я присвистываю, деньги действительно немалые. Сиэтл – город больших возможностей, но до Нью-Йорка или Лос-Анджелеса ему все-таки далековато. У меня самого дела шли ни шатко ни валко, пока не подфартило несколько лет назад.
– Ты когда-нибудь бывал в Сиэтле? Конечно, бывал, – поправляется она, – один из руководителей фирмы как-то обронил, что знаком с тобой, вам вместе пришлось вести одно дело.
– Джоби Брекенридж, – грустно отвечаю я. Это единственный адвокат в Сиэтле, которого я знаю. – Фирма «Брекенридж энд Хейстингс». Солидная контора. Сейчас у них в штате, наверное, сорок, а то и пятьдесят адвокатов.
– По списку я – пятьдесят четвертая, – поправляет она.
– Пропадешь в такой ораве. – Не может всего этого быть.
– Ни в коем случае. – Она широко, чуть ли не исступленно улыбается. – В моем отделе всего четыре человека... – Тут она делает паузу, чтобы нанести смертельный удар. – И я назначена его руководителем. А через два года стану компаньоном.
– И когда же планируется это счастливое событие? – В голове у меня звенит. – Когда же Сиэтл приобретет то, чего лишается Санта-Фе?
– На это уйдет довольно много времени. Я пообещала Робертсону, что не брошу его на произвол судьбы. Полгода или около того еще придется поработать. Может, удастся переехать на новое место во время рождественских каникул. Да, скорее всего, именно тогда.
– А Брекенридж не пудрит тебе мозги? – В глубине души я мучительно страдаю. Как она могла так со мной обойтись? Это заговор, не иначе весь мир объединился, чтобы покончить со мной одним махом.
– Они хотели бы, чтобы я начала работать уже с завтрашнего дня, – отвечает она тоном, в котором слышатся едва уловимые колкие нотки. Мои саркастические замечания раздражают ее. – Но они пошли мне навстречу.
– Как благородно с их стороны.
– Перестань издеваться, ладно? Мне пришлось пойти на это, Уилл, постарайся понять.
– Клаудия в курсе?
Прежде чем ответить, она слишком медлит.
– Да.
– И что она думает по этому поводу?
– Ей эта затея не по душе, чего и следовало ожидать, – поспешно добавляет она, – здесь все ее друзья и подруги, она всю жизнь прожила тут. Но ничего, привыкнет, десятилетние дети быстро приноравливаются к переменам, куда быстрее, чем взрослые.
– А как же я? Как мы с ней? – Я слышу жалобные нотки в своих восклицаниях. Впрочем, черт побери, пусть думает обо мне что угодно, плевать!
– Я тебя понимаю.
Я пристально смотрю на нее.
– Послушай, – говорит она. – Ты что, думаешь, я хочу вас разлучить? Это самое трудное решение в моей жизни, но другого выхода нет – здесь я погибаю.
Здесь она погибает! Бред какой-то. О'кей, пусть даже здесь далеко не все идеально, но она чертовски привередлива. Если кто и найдет здесь могилу, то это я. Стану одним из тех разведенных папаш, которые с несчастным видом околачиваются в аэропортах на Рождество и другие праздники. Я и знать не буду, как живет мой ребенок, не буду рядом в те моменты, когда ей предстоит принимать жизненно важные решения.
– Она сможет видеться с тобой всякий раз, когда захочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146