За две недели, в течение которых Клоду предстояло выполнить еще несколько простых заказов, он разобрал картинку на части и перерисовал ее заново, дабы ублажить любовь продавца книг к эротике. (Один лишь кнут остался от оригинального варианта.) Клод настолько хорошо справился с работой, что аббат решил наградить мальчика за его успехи.
Награда не представляла собой ничего нового, и этого можно было ожидать. Аббат по своей природе любил демонстрировать благодарность. Пока Клод развивал способности в механике, он позволил ему брать инструменты из часовни и заказал новые из других стран: рашпили из Германии, набор пуансонов из Парижа, ванночки для пайки от изготовителя инструментов, чье имя запретили упоминать. Но за реставрацию ожившей картинки необходимо было даровать что-то лучшее, что-то особенное.
Наконец аббату пришла в голову отличная идея: «Часовщик выше всех благ ставит время, Клод, поэтому я решил подарить тебе время ради времени». Оже настоял на том, чтобы всю неделю мальчик придумывал и сооружал что-то свое, исключительно для себя. После долгих мучений Клод, в ночном порыве вдохновения, произвел на свет инструмент для письма, который прикреплялся вместо отрезанного пальца. Этот инструмент оказался более изящным, чем все его предшественники. Единственной вещицей, сравнимой с железным пальцем, была стальная рука Геца, прославленная великим Гёте. Но рыцарь из Швабии обладал рукой с железными пружинными суставами, крепящимися большими шпингалетами, а протез Клода весил немного и удерживался при помощи присоски, для наилучшей гибкости. Вдобавок юный часовщик придумал для пальца специальный резервуар для чернил, который позволял писать в течение нескольких часов, не макая перо в чернильницу.
Первыми словами, которые Клод написал своим пальцем-ручкой, оказалось изречение аббата: «Помни, что каждый человек должен выбрать себе метафору, что-то, присущее только ему. Моя метафора – раковина наутилуса. Твоя – золотая коробочка с механизмом, которую люди называют часами».
14
Когда приходили гости, аббат не слишком расстраивался. Он умело развлекал философов и натуралистов, ботаников и пекарей, потому что никогда не имел предрассудков. Тем более это помогало ему в работе. Например, как-то раз один из Роша приехал к Оже со змеей, которая испускала очень неприятный запах, – так аббат зажег благовония, прикрыл нос платком и потом всю ночь вел беседу о достоинствах змеиного яда. Если женщина, о которой говорили, будто она – ведьма, соглашалась раскрыть свою тайну только в полной темноте, аббат обеспечивал полную темноту. Если ему приходилось посетить сарай, где маленький ребенок утирал сопливый нос о его свежевыстиранные чулки, аббат лишь улыбался и делал вид, что не заметил столь нежеланной близости. Нет, чтобы расстроить Жана-Батиста-Пьера-Роберта Оже, аббата, кавалера королевского ордена Слона и графа Турнейского, необходимо было что-то совершенно другое.
Этим чем-то, а вернее, кем-то, оказался Люсьен Ливре.
Ливре являлся одним из наиболее значительных и наименее привлекательных лиц, с кем вел переписку аббат. В Париже он был единственным доверенным лицом Оже и его «Часов любви». Люсьен в свое время учился на издателя и стал им, издавая порнографическую литературу и все, что имело непосредственное отношение к порнографии. Он обеспечивал состоятельных клиентов дорогостоящими непристойностями: часами, книгами и другими вещами подобного рода. Не слишком высок, не слишком низок, Ливре носил старомодные костюмы и чересчур большой парик, но все это не стоило даже упоминать. Зато его характер запоминался сразу. Он был скверным человеком, хотя начитанным и сведущим, и всегда пребывал в состоянии недовольства. Ливре искал лицемерия во всех поступках людей и видел заговор в любом проявлении человеческой доброты.
Сначала аббат полагал, что плохое настроение Ливре связано с нарушением баланса жидкостей в организме, что некогда Уже подорвало силы Руфуса из Эфеса, Александра из Трали, Авиценны из Персии. Однако вскоре Оже понял, что дело не в меланхолии, а в подлости и слабости этого человека. Позже, когда аббат имел честь наблюдать, как Ливре плюется, он вновь передумал и прозвал его Флегмагорлом, что говорило об отсутствии у этого человека всякого энтузиазма и его странной манере прочищать глотку.
Впервые эти двое встретились много лет назад, в Париже, сразу после того, как аббата выгнали из церкви. Вместе они издали книгу (аббат писал, Ливре печатал), которая вскоре умерла до ужаса банальной смертью. Оже никогда не говорил, о чем эта книга. «Когда-нибудь, – сказал он однажды Клоду, – я дам тебе копию. И тебя она смутит».
Ливре и аббат не общались более двадцати лет, до тех пор, пока последнему не понадобился надежный и постоянный источник эротической литературы, коим мог стать продавец книг. В обмен на иллюстрации и тексты Ливре получал определенное количество готовых часов. Благодаря им он был вхож в общество и, так или иначе, получал выгоду.
Кое-какие интересы этих двух людей совпадали, что вовсе не удивительно, если учитывать разнообразие устремлений аббата. Оба любили книги, но по-разному. Оба интересовались жидкостями, пусть Ливре и увлекался их особым аспектом. Оба презирали Церковь (хотя в случае Люсьена это презрение скорее распространялось на весь мир, а Церковь была лишь его частью).
Пессимизм продавца книг никак не желал мириться с тем, какое удовольствие получает Оже, задавая сложные вопросы. Ливре смеялся над излюбленным выражением аббата: «Без вопросов не может быть ответов». Стоит рассказать и о других несоответствиях. Аббат исследовал мир по частям, урывками – он называл это восторженным методом исследования, – оперируя понятиями, никак между собой не связанными. Ливре любил свой мирок, свои выражения и слова, точно подобранные и приведенные в полный порядок. Доказательством этого послужило одно письмо, присланное аббату, в котором говорилось о визите в поместье. Ливре разделил письмо на три части.
Первая часть называлась «Дата прибытия». Ливре должен был приехать через три недели после завершения книжной ярмарки во Франкфурте. Возможно, он приехал бы и пораньше, но из-за хронической диспепсии торговец хотел заехать на курорт. Каждый год он ездил на воды, всегда разные, включая Спа, дабы сразиться с желудочными бесами. В этом году Ливре собирался пройти курс восстановления на водах Нидерзельтера.
Вторая часть письма называлась «Цель визита». Большинство дел, связанных с поместьем и книжным магазином, вели двоюродный брат Ливре, Этьен, и счетовод аббата.
Однако спрос на механические часы вырос, и потому Ливре решил сделать третью остановку в своем путешествии, заехав в Турне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Награда не представляла собой ничего нового, и этого можно было ожидать. Аббат по своей природе любил демонстрировать благодарность. Пока Клод развивал способности в механике, он позволил ему брать инструменты из часовни и заказал новые из других стран: рашпили из Германии, набор пуансонов из Парижа, ванночки для пайки от изготовителя инструментов, чье имя запретили упоминать. Но за реставрацию ожившей картинки необходимо было даровать что-то лучшее, что-то особенное.
Наконец аббату пришла в голову отличная идея: «Часовщик выше всех благ ставит время, Клод, поэтому я решил подарить тебе время ради времени». Оже настоял на том, чтобы всю неделю мальчик придумывал и сооружал что-то свое, исключительно для себя. После долгих мучений Клод, в ночном порыве вдохновения, произвел на свет инструмент для письма, который прикреплялся вместо отрезанного пальца. Этот инструмент оказался более изящным, чем все его предшественники. Единственной вещицей, сравнимой с железным пальцем, была стальная рука Геца, прославленная великим Гёте. Но рыцарь из Швабии обладал рукой с железными пружинными суставами, крепящимися большими шпингалетами, а протез Клода весил немного и удерживался при помощи присоски, для наилучшей гибкости. Вдобавок юный часовщик придумал для пальца специальный резервуар для чернил, который позволял писать в течение нескольких часов, не макая перо в чернильницу.
Первыми словами, которые Клод написал своим пальцем-ручкой, оказалось изречение аббата: «Помни, что каждый человек должен выбрать себе метафору, что-то, присущее только ему. Моя метафора – раковина наутилуса. Твоя – золотая коробочка с механизмом, которую люди называют часами».
14
Когда приходили гости, аббат не слишком расстраивался. Он умело развлекал философов и натуралистов, ботаников и пекарей, потому что никогда не имел предрассудков. Тем более это помогало ему в работе. Например, как-то раз один из Роша приехал к Оже со змеей, которая испускала очень неприятный запах, – так аббат зажег благовония, прикрыл нос платком и потом всю ночь вел беседу о достоинствах змеиного яда. Если женщина, о которой говорили, будто она – ведьма, соглашалась раскрыть свою тайну только в полной темноте, аббат обеспечивал полную темноту. Если ему приходилось посетить сарай, где маленький ребенок утирал сопливый нос о его свежевыстиранные чулки, аббат лишь улыбался и делал вид, что не заметил столь нежеланной близости. Нет, чтобы расстроить Жана-Батиста-Пьера-Роберта Оже, аббата, кавалера королевского ордена Слона и графа Турнейского, необходимо было что-то совершенно другое.
Этим чем-то, а вернее, кем-то, оказался Люсьен Ливре.
Ливре являлся одним из наиболее значительных и наименее привлекательных лиц, с кем вел переписку аббат. В Париже он был единственным доверенным лицом Оже и его «Часов любви». Люсьен в свое время учился на издателя и стал им, издавая порнографическую литературу и все, что имело непосредственное отношение к порнографии. Он обеспечивал состоятельных клиентов дорогостоящими непристойностями: часами, книгами и другими вещами подобного рода. Не слишком высок, не слишком низок, Ливре носил старомодные костюмы и чересчур большой парик, но все это не стоило даже упоминать. Зато его характер запоминался сразу. Он был скверным человеком, хотя начитанным и сведущим, и всегда пребывал в состоянии недовольства. Ливре искал лицемерия во всех поступках людей и видел заговор в любом проявлении человеческой доброты.
Сначала аббат полагал, что плохое настроение Ливре связано с нарушением баланса жидкостей в организме, что некогда Уже подорвало силы Руфуса из Эфеса, Александра из Трали, Авиценны из Персии. Однако вскоре Оже понял, что дело не в меланхолии, а в подлости и слабости этого человека. Позже, когда аббат имел честь наблюдать, как Ливре плюется, он вновь передумал и прозвал его Флегмагорлом, что говорило об отсутствии у этого человека всякого энтузиазма и его странной манере прочищать глотку.
Впервые эти двое встретились много лет назад, в Париже, сразу после того, как аббата выгнали из церкви. Вместе они издали книгу (аббат писал, Ливре печатал), которая вскоре умерла до ужаса банальной смертью. Оже никогда не говорил, о чем эта книга. «Когда-нибудь, – сказал он однажды Клоду, – я дам тебе копию. И тебя она смутит».
Ливре и аббат не общались более двадцати лет, до тех пор, пока последнему не понадобился надежный и постоянный источник эротической литературы, коим мог стать продавец книг. В обмен на иллюстрации и тексты Ливре получал определенное количество готовых часов. Благодаря им он был вхож в общество и, так или иначе, получал выгоду.
Кое-какие интересы этих двух людей совпадали, что вовсе не удивительно, если учитывать разнообразие устремлений аббата. Оба любили книги, но по-разному. Оба интересовались жидкостями, пусть Ливре и увлекался их особым аспектом. Оба презирали Церковь (хотя в случае Люсьена это презрение скорее распространялось на весь мир, а Церковь была лишь его частью).
Пессимизм продавца книг никак не желал мириться с тем, какое удовольствие получает Оже, задавая сложные вопросы. Ливре смеялся над излюбленным выражением аббата: «Без вопросов не может быть ответов». Стоит рассказать и о других несоответствиях. Аббат исследовал мир по частям, урывками – он называл это восторженным методом исследования, – оперируя понятиями, никак между собой не связанными. Ливре любил свой мирок, свои выражения и слова, точно подобранные и приведенные в полный порядок. Доказательством этого послужило одно письмо, присланное аббату, в котором говорилось о визите в поместье. Ливре разделил письмо на три части.
Первая часть называлась «Дата прибытия». Ливре должен был приехать через три недели после завершения книжной ярмарки во Франкфурте. Возможно, он приехал бы и пораньше, но из-за хронической диспепсии торговец хотел заехать на курорт. Каждый год он ездил на воды, всегда разные, включая Спа, дабы сразиться с желудочными бесами. В этом году Ливре собирался пройти курс восстановления на водах Нидерзельтера.
Вторая часть письма называлась «Цель визита». Большинство дел, связанных с поместьем и книжным магазином, вели двоюродный брат Ливре, Этьен, и счетовод аббата.
Однако спрос на механические часы вырос, и потому Ливре решил сделать третью остановку в своем путешествии, заехав в Турне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105