32
Оставшиеся дни недели Клод так тщательно следил за своей внешностью, как никогда раньше. Он мылся в местной бане и искал у себя вшей. Он снял старую рубашку, с воротником таким же черным, как края древней монеты, и надел свежую, которую Маргарита почистила яванской водой и погладила. Он одолжил у Этьеннетты скребок для чернил и вычистил темные полумесяцы грязи из-под ногтей. Плюмо по этому поводу сказал: «Ты – живое доказательство того, что безрассудная страсть – отличный способ соблюдать гигиену».
В решающий день у Клода было только одно поручение до похода к мадам Хугон. Продавец беллетристики из отдаленного пригорода заказал две дюжины копий «Наслаждений старого извращенца». Клод решил взять коляску. В переулке возле Мобертской площади он нашел незарегистрированный экипаж, у которого не хватало двойной «П» на боку, знака монополии Перро. Клод добился того, чтобы его довезли до места назначения по сниженной цене.
Дело с продавцом беллетристики было улажено быстро и без происшествий, и Клод мог отправляться к патронессе. На сэкономленные деньги он заглянул к парикмахеру, чтобы добавить последний штрих к своему внешнему виду. Он не нуждался в бритье – кожа на его лице была мягкой, как замша, – но он все равно пошел. Парижская парикмахерская сильно отличалась от своей турнейской родственницы. Не было здесь вывески «Брею за су, режу за два», равно как и услуг по кастрации боровов и козлов. Спросив мальчика о наличии шишек или струпьев, парикмахер взялся за его лицо, вооружившись особым мылом и бритвой, выкованной, как хвастался брадобрей, в Шеффилде. К сожалению, техника бритья не соответствовала качеству инструментов, и Клод покинул цирюльню с двумя или тремя маленькими порезами на шее и одним серьезным доказательством посещения парикмахерской прямо под подбородком. Если бы юноша пришел с извозчиком, тот бы обязательно удержал за это часть платы, однако Клод был один и слишком волновался накануне предстоящей встречи, чтобы протестовать. Он отказался от лосьонов, предложенных брадобреем, но пал жертвой ароматического масла.
Таким Клод предстал перед мадам Хугон в день его совращения. Он шел к ней домой в выглаженной рубашке на плечах, с ароматом лаванды на щеках, одолженным париком на голове и трактатом об онании, прижатым к животу. Служанка – Клод заметил, что ей бритье пошло бы на пользу больше, чем ему, – проводила юношу в гостиную за библиотекой.
Смятенный гость осмотрел комнату, выискивая следы мужского присутствия – трости или, быть может, треуголки. Единственным не женским элементом в комнате была замешкавшаяся служанка, чей гермафродитизм еще больше подчеркивал хрупкость и женственность мадам Хугон. Сопровождаемая шелестом шелков и с нежной улыбкой на лице, хрупкая и женственная, она вошла в комнату. Интерес мадам Хугон будто спал, когда она увидела Клода разительно изменившимся.
– Зачем ты спрятал свое деревенское очарование за этой ужасной одеждой?
Нервный пот пробил Клода и поборол запах дешевого лосьона.
– Вижу, ты принес книгу. Прочитал ли ты ее внимательно?
– Да, прочитал.
– И что ты думаешь о выводах, к которым пришел доктор?
– Полагаю, я могу серьезно заболеть, если не будут предприняты определенные меры.
– Ты прав. Если ты будешь продолжать в том же духе, могут возникнуть серьезные последствия. – Клод не знал, был ли у этих слов скрытый смысл. – Возможно, даже самоубийство.
– Такой приятный способ уйти! – смело заявил юноша.
– Непочтительность только добавит тебе проблем. Ты должен немедленно прекратить распутствовать! Если я смогу, то помогу. Хочешь ли ты этого?
Клод кивнул.
Мадам Хугон выгнала служанку и заперла дверь. Подошла к маленькому шкафчику из тика.
– Я давно знаю автора той книги, что дала тебе. Вижу по твоему выражению лица – ты удивлен. Ты спрашиваешь себя, как я могу быть знакома с таким выдающимся специалистом? Должна тебе сказать, что мой интерес к его работам связан с неудачной попыткой выполнить свои супружеские обязанности. Возможно, ты об этом слышал.
– Только то, что возникли проблемы… э-э-э… с женой мужа.
– Весьма тактично, хотя не соответствует действительности, могу тебя заверить. И заверю, не сомневайся! – Она томно посмотрела на Клода. – Я хочу предаться… как там говорилось в той книге? Ах да, я хочу предаться «определенным греховным настроениям».
Клод промычал:
– Но ваш муж…
– Тебе не нужно волноваться по поводу моего мужа. Он здесь не живет. Дело о нашем браке рассматривается в суде. – Мадам Хугон подошла ближе к шкафчику, открыла его крошечные дверцы и достала стеклянную бутылочку. – Снимай этот ужасный парик и присядь сюда.
Клод садился, пока мадам Хугон выкладывала крем на ладонь. Юноша заглянул в шкафчик, чтобы посмотреть, что еще там есть. Молоко ослицы было самой интересной составляющей. Патронесса ловко засунула руку в штаны Клода. Пока она пробиралась глубже, из его кармана выпала миниатюра. Мадам Хугон рассмеялась и сказала:
– Я могла быть так же близко еще несколько недель назад! Тебе стоило только попросить…
Все остальное произошло в тишине. Рука мадам Хугон произвела движение, сходствующее натиранию. Выдающиеся доктора назвали бы то, что случилось, «стимуляцией семенной жидкости». Клод, однако, сравнил это ощущение с муравьями, ползущими по спине.
Натирания и муравьи не ограничились одним днем. С той пятницы мадам Хугон брала напрокат не только книги. Она брала напрокат самого Клода. Частота и продолжительность его визитов в особняк Хугонов увеличивались до тех пор, пока он не стал проводить больше времени вне магазина, нежели в нем. Это не расстраивало Ливре. Если он и раздражался иногда, его злость быстро проходила благодаря любезным денежным взносам со стороны мадам Хугон – оплате за услуги не менее любезного ученика. Подобной компенсации с лихвой хватало на то, чтобы нанять случайного работника на Гревской площади и оплатить дорогостоящее лечение Ливре у одного врача-шарлатана, недавно приехавшего в Париж (ценителя брюссельской капусты, кстати).
От Клода требовалось лишь проводить «чтения» в особняке в течение всей недели. Когда юноша не был занят этим, приходилось работать в магазине, но так как сделка приносила много денег, его время принадлежало ему самому. Ливре спрятал плетку и даже позволил ученику читать и проводить исследования, начатые уже давно, в течение месяца обретенной свободы.
Клод пытался поговорить о работе с госпожой, однако она, казалось, была заинтересована другими проявлениями его ловкости рук. Когда он сказал, что хочет закончить давний заказ и тем самым доказать свою любовь, она прильнула к нему и ответила: «Ты сам – доказательство, иного мне не нужно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105