Через месяц после того, как Клод продемонстрировал владельцу лавки свои таланты, его первое творение появилось среди всех этих чудных вещиц. Между драконниками (7 ливров 4 су за дюжину) и английскими несессерами (2 ливра за штуку) стояли «волшебные китайские акробаты» (4 ливра). Шесть из них были проданы в первую же неделю, еще четырнадцать – в течение следующих семи дней. Транше понял, что нашел очень сообразительного юношу и что сообразительность эта может принести весьма неплохую прибыль магазину. Клиенты были очарованы крошечными акробатами, беспрестанно вертевшимися вокруг оси.
Заказов вскоре стало так много, что Клод не мог с ними справиться, поэтому он продал свой секрет – пузырек ртути в туловище каждого акробата – Транше. Тот пообещал честные проценты с каждой продажи. После этого Клод выпустил серию цевочных колес, которые бы точно заставили косоглазого шута Веласкеса завидовать, так как они крутились на двойных осях, создавая причудливый обман зрения. Затем появились маленькие барабанчики, покрытые каучуком. Когда их поворачивали, воздух проходил через тонкую медную пластинку внутри, и раздавалось мычание коровы. Клод назвал игрушку «Му-му». Транше продал так много «Му-му» по 3 ливра 2 су за штуку, что скоро весь Париж звучал как огромный турнейский коровник.
Остроумные и изящные игрушки Клода привлекли внимание настоящих ценителей, и они стали заказывать ему все более сложные приспособления. Один банкир заплатил крупную сумму денег за механизм, который сам стучал в дверь. После того как посетитель дергал за шнур, механический херувим пускал стрелу в колокольчик, возвещающий о прибытии гостя. Один придворный попросил Клода изготовить серебряную ведьму, которая могла бы проковылять три ярда без повторной заводки. Тогда же юный механик разработал машину для чтения, позволяющую открывать двенадцать книг одновременно одним поворотом ручки. Томики покоились в полочках на карданных шарнирах, а потому оставались в горизонтальном положении, пока кто-нибудь листал страницы.
Клоду хорошо платили за его изобретения, и он тратил гонорары на инструменты и сырье, способные вдохновить его на новые и новые выдумки. Юноша хоть и не богател, зато продвигался вперед с упорством серебряной ведьмы, с каждым шагом приближаясь к выполнению своего грандиозного плана. Клод уже собирался начать исследования, когда страшная новость буквально сбила его с ног – произошло это через четыре месяца после побега из «Глобуса». Он низвергся вниз подобно механическому акробату, лишенному капельки ртути во чреве.
Падение произошло в тот день, когда Клод услышал детские шаги на лестнице, ведущей на чердак. Он открыл дверь до того, как успели постучать. Клод ждал одного из братьев Маргариты, вечного проказника, который частенько приносил какие-нибудь железяки, найденные на грязных улицах квартала. Вместо него Клод увидел мальчика, одетого в тот же самый камзол, что когда-то носил сам. Он провел взглядом вверх и вниз по длинному ряду пуговиц из слоновой кости. Новый ученик продавца книг остановился, чтобы перевести дыхание, и уставился через открытую дверь на забавные, наполовину разобранные приспособления.
– Ты, должно быть, работаешь у Ливре?
Ученик кивнул:
– Мой учитель послал меня к вам, чтобы передать вот это. – Мальчик вручил Клоду свернутую и запечатанную сургучом статью, одну из тех, что Ливре аккуратно вырезал из газет перфоратором.
Юноша взял вырезку и сломал печать с монограммой. И не Успел посыльный отдышаться, как всполошился сам Клод. Он ринулся в комнату Пьеро, перескакивая через три ступеньки сразу, чтобы предупредить его о срочном отъезде.
Меньше чем за час Клод собрал вещи – рубашку на смену, белье, подарки (веер для Фиделиты, «Му-му» для Евангелины) – во вместительную сумку. (Верный друг – мешок из коровьей кожи – был пришпилен к стене в качестве контейнера для мелочей.) Маргарите Клод поручил присматривать за чердаком в его отсутствие.
Уже ночью Клод и Пьеро тряслись в коляске, двигаясь в направлении Турне. Этому экипажу не были свойственны качества, коими обладала «Люсиль», однако суровая и неясная атмосфера вокруг вполне соответствовала суровым, неясным думам Клода. В его памяти прочно засели слова из вырезки, сообщающей о пожаре в Турне. Информация оказалась крайне поверхностной. Названия деревни и даже региона были написаны с ошибками.
Клод понимал – ему не удастся что-либо узнать, пока он сам не приедет в деревню. И поэтому все, что юноша мог сделать, – это смотреть на проплывающие мимо пейзажи. Ход коляски навевал на него мысли о приближающемся доме. Клод вспомнил о весенних банных днях, о жестокости Бешеной Вдовы, о затхлой вони «Рыжего пса». Припомнил он и Кристиана Роша, местного пиромана, подумав: а не из-за него ли все случилось? Также в его голове всплыли картины жизни в графском поместье и все, что им сопутствовало.
Коляска подпрыгнула на ухабе, и на Клода нахлынули парижские воспоминания. Вот Ливре поместил в витрину изображение непонятного человека. Не то живой, не то мертвый, мужчина скорее напоминал ходячий труп с косой в одной руке и часами в другой. Рисунок совмещал в себе самые отвратительные стороны христианской и гуманистической иконографии, и торговец выбрал его специально, чтобы посмеяться над любовью Клода к часовому делу. Ливре отказывался пускать юношу в мир, наполненный механизмами. Когда колеса экипажа по вернули, Клод задумался о трагедии, что ждала его впереди. Изображение Кроноса на гравюре еще имело зловещий и общепринятый смысл.
Когда коляска повернула к Турне, Клод почувствовал себя относительно спокойно. Монотонный ход колес очистил его голову от мыслей. Только случайное мычание «Му-му» нарушало тоскливую тишину. Правда, когда экипаж остановился, чтобы дать взятку инспекторам (или чтобы покормить лошадей), Клод разнервничался. Он заметил, как его ноги подкашиваются, в паху чешется, а на шее высыпали прыщики. Страх смерти кружил над ним, подобно надоедливой мухе. Сменив коляску на тележку, а тележку – на еще менее надежный вид транспорта – хрупкую двуколку, Клод и Пьеро наконец прибыли в Турне.
Солнце опускалось за горизонт, хотя светило ярко. Был один из тех уже не осенних и все-таки еще не зимних дней, когда лишь дубы никак не хотят расставаться с листвой, а остальные деревья стоят оголенные. Сидя в двуколке, Клод рассказывал Пьеро о долгих прогулках с отцом и матерью, которые позже превратились в прогулки с одной только матерью. Он указал на горные зубцы, поднимающиеся далеко вдали. Когда Клод почувствовал, как морозный воздух обжигает его ноздри, он произнес:
– Подозреваю, скоро пойдет снег.
39
Первый признак того, насколько силен был пожар, показался за лигу от Турне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105