Скоро подошли и братья Жак. Они сотрудничали с Ливре, предлагая ему типографские услуги – маленький пресс прятался за фальшивой стеной их издательства. Трое писак, ищущих вдохновения (пусть и наигранного), информант полицейского лейтенанта и юрист, помогающий Ливре обстряпывать делишки с властями, – вся эта братия наискучнейших зануд кружила по залу, попивая третьесортный ликер и рассказывая друг другу новости из третьих рук. Беседа сопровождалась приступами лицемерного дружелюбия, которые доказывали, что большинство собравшихся – давние или не слишком давние враги.
В конце концов приехала и мадам Хугон. Ливре повременил с демонстрацией презрения и скрыл свой гнев, так как помнил – ее присутствие обещает серьезную финансовую поддержку. Впрочем, элегантность мадам Хугон заставила торговца забыть о злости. На ней было шелковое платье в складках, образующих перевернутый венчик, шарф цвета морской волны, повязанный на талии большим бантом, подобно тем, что украшают коробки с подарками. Светлые кудри ее парика мастерски зачесали наверх. На мадам устремилось еще больше взоров, когда до всех дошло, что она – единственная женщина из собравшихся. (Этьеннетту не брали в расчет, она сидела за глобусами и вела какие-то только ей понятные расчеты.)
На одной ручке мадам Хугон помещалась изящная сумочка, в то время как на другой висел мелкий, но состоятельный аристократ. Она выбрала его в сопровождающие специально для Клода. Граф Корбрейский был алчным, хотя и ленивым экспериментатором, в его владениях находился один из крупнейших ртутных бассейнов Парижа. Вдобавок он очень любил собак.
Гостей представили друг другу.
– Мы уже встречались с господином Ливре раньше, – сказал граф Корбрейский. – Он должен был привезти мне часы, заказанные за рубежом. Фрагонара в миниатюре, если вы помните, месье.
Хотя граф и опасался, что его пристрастия станут известны в кругу его титулованных друзей, в салоне Ливре он совсем не беспокоился по этому поводу. Даже наоборот. Клод вспомнил запись в свитке «Ч»: «Один корпус из серебра – «Дама с собачкой на качелях», а-ля Фрагонар, для графа Корбрейского».
– Как, и вы тоже? – спросила мадам Хугон. – Кажется, и мой муж заказывал через него часы. И, по всей видимости, ученик господина Ливре должен был их изготовить.
– Да… Только когда это было? Много воды утекло с тех пор, – сказал Ливре. – Пейдж теперь трудится в другой области.
Граф Корбрейский пришел в замешательство.
– Позвольте, месье, а разве предметом сегодняшней беседы будет не работа этого мальчика, касающаяся механики звука? Так мне сказала мадам Хугон. И это именно то, что меня интересует.
– Да, это было предметом… Только выяснилось, что исследования юноши совершенно неадекватны… – Ливре потряс головой. – Пейдж не будет читать сегодня лекцию.
Все взоры устремились на ученика, а сам Клод уставился на Ливре. От этой новости юноше стало больнее, чем от удара палкой, обернутой в сукно.
– Да-да, мой юный ученик. Ты не будешь читать лекцию. И тем не менее я приглашаю тебя занять почетное место среди моих уважаемых гостей.
Мадам Хугон нарушила тишину:
– А кто же будет говорить?
Ливре сухо улыбнулся и объявил:
– Вы наверняка возрадуетесь, когда узнаете, что сегодня буду говорить я.
Мадам Хугон посмотрела на юного ученика, но ничего не успела сказать, так как Ливре призвал всех к порядку. Пьеро и Плюмо выражали свое недовольство, однако на их протесты не обратили внимания.
Ливре быстро начал свою речь:
– Глубокоуважаемые гости! Сегодняшняя беседа называется «Что в имени тебе моем?». То, что я хочу рассказать, может показаться вам простой рефлексией на тему, и все-таки позже вы поймете, что это не так. Говоря простым языком, наши имена самым непосредственным образом влияют на то, что мы есть и чем мы занимаемся.
Гости устроились в креслах из красного дерева.
Продавец книг сплюнул в платочек. Тут выступила вперед Этьеннетта, в руках она несла огромную книгу. Ливре объявил:
– Здесь содержится ровно 9464 записи, которые доказывают теорию Камдена о «судьбоносной неизбежности имени».
Он приступил к перечислению имен, подтверждающих его нелепую теорию. Интерес аудитории возрос, да и то ненадолго, когда Ливре начал рассказывать о проституции. Он поведал гостям историю двух шлюх, чьи имена были Онорина и Пьюрита, и об одном владельце публичного дома по имени Темперанс.
– Есть еще одна женщина, ее имя – Ланж. Она может завязывать свой язык в морской узел, демонстрируя сей навигационный фокус всем желающим морякам, что приходят к ней воспользоваться известными услугами.
Плюмо вслух поинтересовался, а разве не могли ей дать такое прозвище после того, как открылись ее необычайные способности, но Ливре не принял вызова. У Клода имелись свои сомнения на этот счет, в конце концов его старшую сестру звали Фиделита.
Ливре медленно продвигался вперед. Когда один язык исчерпал себя, он перешел к другим. Латынь, греческий, халдейский, древнескандинавский, английский – ему было все равно, лишь бы список имен рос. После истории о сбившемся с пути священнике Ду Сине Ливре начал приводить примеры из медицины, цитируя работы Кокберна о сифилисе, Смелли – об акушерстве и Бэтти – о слабоумии. Он все говорил и говорил, пока скучающие гости не начали выражать свое беспокойство. Один из писак теребил брюки, юрист выбивал ногой ритм, известный только ему самому. Двойной подбородок опустился, пальцы зашевелились, очки соскользнули с маслянистого носа полусонного типографщика. Мадам Хугон теребила локон волос и задавалась вопросом, когда же список имен подойдет к концу.
Как оказалось, не скоро. «Книга судного дня» с перечисленными в ней совпадениями имен подошла к концу, лишь когда Ливре дошел до случая своего ученика, Клода Пейджа.
– Никто не смог бы справиться с этой работой лучше! – провозгласил лектор. – Кстати, совпадение не только в его фамилии. Судьбоносная Неизбежность и в его имени! Клод, покажи им свое уродство. – Ливре поднял руку юноши, чтобы подтвердить сказанное. – Такие физические недостатки уже успели стать традицией, вспомните хотя бы императора Клавдия или того горбатого дурачка Клаудио! Нелепость и уродство предопределены судьбой одной половине моего ученика, зато второй его половине уготована лучшая участь, она – его спасение! Как я часто говорю, чем был бы мой книжный магазин без страниц?
Ливре закончил. Последовали бурные аплодисменты. Чтобы Ливре не слишком зазнавался, аристократ решил вмешаться:
– А что вы скажете на это: лучшего лондонского механика зовут Мерлин!
– О, ну конечно же! Ведь это волшебник за работой!
Наступил отличный момент для перехода к другой теме, интересовавшей Клода, но, естественно, этого не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
В конце концов приехала и мадам Хугон. Ливре повременил с демонстрацией презрения и скрыл свой гнев, так как помнил – ее присутствие обещает серьезную финансовую поддержку. Впрочем, элегантность мадам Хугон заставила торговца забыть о злости. На ней было шелковое платье в складках, образующих перевернутый венчик, шарф цвета морской волны, повязанный на талии большим бантом, подобно тем, что украшают коробки с подарками. Светлые кудри ее парика мастерски зачесали наверх. На мадам устремилось еще больше взоров, когда до всех дошло, что она – единственная женщина из собравшихся. (Этьеннетту не брали в расчет, она сидела за глобусами и вела какие-то только ей понятные расчеты.)
На одной ручке мадам Хугон помещалась изящная сумочка, в то время как на другой висел мелкий, но состоятельный аристократ. Она выбрала его в сопровождающие специально для Клода. Граф Корбрейский был алчным, хотя и ленивым экспериментатором, в его владениях находился один из крупнейших ртутных бассейнов Парижа. Вдобавок он очень любил собак.
Гостей представили друг другу.
– Мы уже встречались с господином Ливре раньше, – сказал граф Корбрейский. – Он должен был привезти мне часы, заказанные за рубежом. Фрагонара в миниатюре, если вы помните, месье.
Хотя граф и опасался, что его пристрастия станут известны в кругу его титулованных друзей, в салоне Ливре он совсем не беспокоился по этому поводу. Даже наоборот. Клод вспомнил запись в свитке «Ч»: «Один корпус из серебра – «Дама с собачкой на качелях», а-ля Фрагонар, для графа Корбрейского».
– Как, и вы тоже? – спросила мадам Хугон. – Кажется, и мой муж заказывал через него часы. И, по всей видимости, ученик господина Ливре должен был их изготовить.
– Да… Только когда это было? Много воды утекло с тех пор, – сказал Ливре. – Пейдж теперь трудится в другой области.
Граф Корбрейский пришел в замешательство.
– Позвольте, месье, а разве предметом сегодняшней беседы будет не работа этого мальчика, касающаяся механики звука? Так мне сказала мадам Хугон. И это именно то, что меня интересует.
– Да, это было предметом… Только выяснилось, что исследования юноши совершенно неадекватны… – Ливре потряс головой. – Пейдж не будет читать сегодня лекцию.
Все взоры устремились на ученика, а сам Клод уставился на Ливре. От этой новости юноше стало больнее, чем от удара палкой, обернутой в сукно.
– Да-да, мой юный ученик. Ты не будешь читать лекцию. И тем не менее я приглашаю тебя занять почетное место среди моих уважаемых гостей.
Мадам Хугон нарушила тишину:
– А кто же будет говорить?
Ливре сухо улыбнулся и объявил:
– Вы наверняка возрадуетесь, когда узнаете, что сегодня буду говорить я.
Мадам Хугон посмотрела на юного ученика, но ничего не успела сказать, так как Ливре призвал всех к порядку. Пьеро и Плюмо выражали свое недовольство, однако на их протесты не обратили внимания.
Ливре быстро начал свою речь:
– Глубокоуважаемые гости! Сегодняшняя беседа называется «Что в имени тебе моем?». То, что я хочу рассказать, может показаться вам простой рефлексией на тему, и все-таки позже вы поймете, что это не так. Говоря простым языком, наши имена самым непосредственным образом влияют на то, что мы есть и чем мы занимаемся.
Гости устроились в креслах из красного дерева.
Продавец книг сплюнул в платочек. Тут выступила вперед Этьеннетта, в руках она несла огромную книгу. Ливре объявил:
– Здесь содержится ровно 9464 записи, которые доказывают теорию Камдена о «судьбоносной неизбежности имени».
Он приступил к перечислению имен, подтверждающих его нелепую теорию. Интерес аудитории возрос, да и то ненадолго, когда Ливре начал рассказывать о проституции. Он поведал гостям историю двух шлюх, чьи имена были Онорина и Пьюрита, и об одном владельце публичного дома по имени Темперанс.
– Есть еще одна женщина, ее имя – Ланж. Она может завязывать свой язык в морской узел, демонстрируя сей навигационный фокус всем желающим морякам, что приходят к ней воспользоваться известными услугами.
Плюмо вслух поинтересовался, а разве не могли ей дать такое прозвище после того, как открылись ее необычайные способности, но Ливре не принял вызова. У Клода имелись свои сомнения на этот счет, в конце концов его старшую сестру звали Фиделита.
Ливре медленно продвигался вперед. Когда один язык исчерпал себя, он перешел к другим. Латынь, греческий, халдейский, древнескандинавский, английский – ему было все равно, лишь бы список имен рос. После истории о сбившемся с пути священнике Ду Сине Ливре начал приводить примеры из медицины, цитируя работы Кокберна о сифилисе, Смелли – об акушерстве и Бэтти – о слабоумии. Он все говорил и говорил, пока скучающие гости не начали выражать свое беспокойство. Один из писак теребил брюки, юрист выбивал ногой ритм, известный только ему самому. Двойной подбородок опустился, пальцы зашевелились, очки соскользнули с маслянистого носа полусонного типографщика. Мадам Хугон теребила локон волос и задавалась вопросом, когда же список имен подойдет к концу.
Как оказалось, не скоро. «Книга судного дня» с перечисленными в ней совпадениями имен подошла к концу, лишь когда Ливре дошел до случая своего ученика, Клода Пейджа.
– Никто не смог бы справиться с этой работой лучше! – провозгласил лектор. – Кстати, совпадение не только в его фамилии. Судьбоносная Неизбежность и в его имени! Клод, покажи им свое уродство. – Ливре поднял руку юноши, чтобы подтвердить сказанное. – Такие физические недостатки уже успели стать традицией, вспомните хотя бы императора Клавдия или того горбатого дурачка Клаудио! Нелепость и уродство предопределены судьбой одной половине моего ученика, зато второй его половине уготована лучшая участь, она – его спасение! Как я часто говорю, чем был бы мой книжный магазин без страниц?
Ливре закончил. Последовали бурные аплодисменты. Чтобы Ливре не слишком зазнавался, аристократ решил вмешаться:
– А что вы скажете на это: лучшего лондонского механика зовут Мерлин!
– О, ну конечно же! Ведь это волшебник за работой!
Наступил отличный момент для перехода к другой теме, интересовавшей Клода, но, естественно, этого не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105