– Твое воображение, – добавил аббат, – нужно питать. Ничто не станет для него лучшей пищей, чем поездка.
Счетовод одобрил четырехдневное путешествие только после того, как решили, что Клод отвезет три изделия – одну «Расстриженную монашку» и две «Сельские шалости», прямо-таки классику жанра, – в Женеву, а затем доставит заказы из Лиона. (Недавно предприятие аббата понесло убытки – перевозчик украл «Даму с собачкой на качелях».)
Оже считал, что в Лионе можно найти замечательные образцы того, как простри человек становится волшебником или алхимиком. Весь вечер он разглагольствовал (с бокалом токая в руке) на тему чудес, которые могут продемонстрировать простой кровельщик, переплетчик книг, винокур, шелкокрутильщик, плетельщик корзин. Аббат с энтузиазмом рассказывал о работе торговца свечами, пел дифирамбы глашатаям и продавцам булавок и мыла.
– Только никто из них, даже сапожник, не годится тебе в подметки. Никто не владеет подобным мастерством и талантом.
– Может, нам стоит обсудить маршрут? – перебил его Клод. Он был терпеливым слушателем, но знал, что иногда стоит направлять поток мыслей учителя в нужное русло.
Маршрут оказался довольно простым. До Женевы Клод доедет в повозке. Там он покажется сам и продемонстрирует часы в конторе счетовода, который и оплатит его проезд до Лиона.
Аббат дал Клоду часы и парик, предназначенный специально для путешествий и давно забытый им.
– Это не все, что ты возьмешь с собой, – сказал Оже. Порывшись вокруг себя, он извлек на свет книжку, хранившуюся в глубинах гроба-исповедальни. – Путешествие в Лион обещает быть утомительным, а потому я предлагаю тебе взять с собой вот это.
Книжка размером в 1/8 листа называлась «De Christus Mecanica». На обложке было нарисовано механическое распятие. Книги на латыни не слишком привлекали Клода, но то, что он успел прочитать, могло принести определенную пользу его делу.
Аббат печально произнес:
– Я опубликовал ее в Париже. Это дань одному из моих увлечений, о которых я тебе рассказывал раньше. В ходе ее публикации я и познакомился с Люсьеном Ливре.
Действительно, имя Ливре и эмблема его книжного магазина присутствовали на титульном листе (об этой традиции пришлось забыть, когда торговец начал печатать порнографию).
– А Ливре все еще издает книги о механике?
– Раньше издавал, теперь – нет. Постарайся понять смысл книги, когда будешь читать ее во время поездки. Жаль, что некоторые иллюстрации не вошли в издание.
Клод взял книгу к себе в комнату и показал ее Анри, который уже почти заснул, а потому не слишком заинтересовался томом. Да и вообще его знание латыни ограничивалось названиями лекарств и надписями на горшках с эмалью. При свете единственной свечи Клод начал изучать подаренную книгу, положив ее на колени. Текст было трудно разобрать. Мерцающий свет и храп Увальня отвлекали мальчика. AF переплетались и превращались в SF, a JAL сливались в LH, не говоря уже о рисунках.
Ум юноши бродил неизвестно где, пока неожиданно Клод не заметил, что баланс обложки нарушен. Спереди она весила гораздо больше, чем сзади. Он присмотрелся. Крапчатый форзац прикрывал отверстия, вырезанные для очков, а в углу аббат написал: «Молодому человеку со столь необычным взглядом на мир». Чернила немного растеклись, и Клод понял, что пока аббат писал посвящение, он чихнул.
Клод провел ногтем по обложке и заинтересовался еще больше. Он взял щепотку угля из коробки с красками и растер ее по внутренней стороне. Проявилась длинная извилистая линия, похожая на нос. В этот момент погасла свеча. Он зажег ее снова, стараясь сдерживать растущее возбуждение. Клод взял еще одну щепотку угля и вновь растер ее по обложке. Возникшие линии образовали подбородок, лоб и завитки волос. Вместе они напоминали знакомые мясистые черты лица короля. Ножом Клод подрезал форзац. Теперь-то он понял, почему передняя и задняя обложки книги имели разный вес. В двух отверстиях для нюрнбергских очков лежали две монеты: одна – луидор, прямо с французского монетного двора, вторая – риксталер, расширивший нумизматические границы книги, включив в них Пруссию.
Клод перевел дыхание, зажав в одной руке портрет Людовика XVI, в другой – Фридриха Великого. Он думал, не разбудить ли Анри, чье сонное дыхание участилось настолько, что его просто нельзя было сравнить с медлительностью дневного образа жизни. Но что он скажет? Что повлечет за собой такое открытие? Испуг, зависть или, что скорее всего, особенное состояние, свойственное только Увальню – смесь лености и печали; настроение не менее тонкое, чем цвета, смешиваемые для «Часов любви».
Клод решил порадоваться деньгам в одиночку. Он тихонько взвизгнул, подергал ногами в разные стороны и начал думать о завтрашнем приключении. Он отправлялся в Лион, имея при себе деньги. За ночь возбуждение только росло в Клоде. Солома все сильнее раздражала кожу, а список желаний рос и разворачивался, подобно турецкому ковру. Клод мечтал приобрести все инструменты, упомянутые в «Очерке о часовом деле» Берту, закупить побольше красного золота, рубиновых шпателей, запастись отполированной сталью. Он бы взял напрокат экипаж, и единственной его спутницей стала бы дама, вдохновившая художника на создание миниатюры.
Клода разбудил оглушающий храп Анри. Уснуть снова не получилось, и юноша решил выбраться из постели, чтобы поблагодарить аббата. Он прошел по всем комнатам, но нигде не обнаружил графа – ни в мастерских, ни в большом зале, ни среди выстроившихся в зигзаг альковов, соединяющих комнаты поместья. Вдруг Клод услышал отдаленное треньканье музыкального инструмента. Он звучал, подобно клавесину, возле библиотеки и все же отличался настолько, что его стоило занести в свиток «3». Клод прислушался. Музыка то и дело прекращалась, и в этих паузах юноша мог расслышать голоса. Он вошел в часовню. Еще до того как нажать на резной квадратик, Клод знал, что аббат принимает у себя мадам Дюбуа. Предположение вскоре подтвердилось. Он увидел аббата и его гостью сквозь ширму, скрывающую самую секретную комнату графа. В мягком свете керосиновой лампы вырисовывался старческий силуэт Оже. Он разговаривал с мадам Дюбуа, которая сидела.
Уже второй раз за ночь Клод видел две головы в профиль, но эти представляли для него больший интерес, нежели короли на монетах. Особенно профиль мадам Дюбуа. Ее нос грациозно изгибался, а шея постепенно переходила в несоразмерно большую грудь. Голову венчали волосы, коих было очень много, и Клоду показалось, их можно легко снять. Одетая в кринолин, она держала в длинных ловких пальцах два крошечных молоточка и стучала ими по струнам открытого клавесина. Нижняя часть ее тела со всеми прелестями скрывалась в тени инструмента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105