Аббат внимательно наблюдал за действом и наконец спросил:
– Вливание?
– Нет. Это необходимо для того, чтобы полезные свойства вышли из растения в отвар.
Мадам смешала щепотку одного, капельку другого, добавила какой-то побег и высыпала все это в эль, подогретый на медленном огне. Поморщившись, Клод выпил обе жидкости, но ни джин, ни отвар не успокоили мальчика. Тогда аббат предложил свое средство – опиум. Это вызвало споры. Хирург ни в коем случае не хотел давать Клоду коричневатый пирожок, извлеченный из кармана аббата. Мадам Пейдж не была так уверена, а потому колебалась. Она с подозрением относилась к заморским снадобьям. Тогда аббат напомнил о том, что турки давали опиум раненым солдатам, дабы они шли в бой. Неожиданно из темноты последовал вопрос:
– Турки из Константинополя?
Клод заинтересовался, по каким-то необъяснимым причинам утешился и все-таки съел горький пирожок. После этого мальчик впал в наркотическое забытье. Стэмфли велел всем наблюдателям – сестрам, матери и даже аббату – уйти, а сам тем временем закрепил податливого пациента на столе при помощи ремней.
Немного сведений из истории медицины. В тот год, когда наш мальчик лег под нож, имперский суд Китая добавил еще четырнадцать евнухов к служебному персоналу при дворе императора Цяньлуна (1711–1799). Один из четырнадцати, мальчик по имени Ван, был отправлен к хирургу, скрывающему свое имя, – мастеру кастрации. Подростка оперировали в доме, расположенном недалеко от ворот Запретного города. После операции доктор наложил на рану повязку из зерен перца и бумаги, вымоченной в холодной воде. За такую услугу ему заплатили, если верить Джеймисону, сумму, эквивалентную восьми долларам шестидесяти четырем центам. В это же время в Вене доктор Альфред Драйлиг удалил яички у юноши по имени Генрих Л ютц, который позже прославился исполнением оперных арий Генделя. Ну а что касается территорий, более близких к Турне, то в этом же году один из братьев Голэ быстрым и ловким ударом мясницкого ножа зарезал выигранного на ярмарке козла.
Неужто и Клод стал жертвой подобной жестокости? Ответ мой будет весьма эмоциональным: НЕТ!
Хирург Стэмфли приехал, чтобы удалить маленький нарост между средним и безымянным пальцами правой руки Клода. Не киста и не карбункул, не язва и не рак – хотя как только его не называли, и даже куда более страшными именами, – это была всего лишь родинка. Сама по себе родинка сначала не интересовала Адольфа Стэмфли, но когда он узнал, что точно такая же есть на лице Людовика XVI и что у Клода иногда она становится красной (как и у монарха), то хирург решил ознакомиться с проблемой.
А Клод уже начхал ценить свою родинку и вовсе не хотел ее терять. Она стала привлекать к нему всеобщее внимание, а потому давала множество привилегий даже в такой местности, где не было недостатка в подобных диковинках. Когда бы Клод ни пришел в местную таверну, ему обязательно давали тарелку соленого гороха и кувшин лакричной воды. Он говорил, что похож на самого короля, и показывал всем свою родинку, прикладывая ее к портрету монарха, изображенному на монетах. А чтобы повысить свои заработки, Клод рассказывал, какую боль и неудобства приносит ему сие уродство. Такое открытое жульничество и погубило его. Новости быстро распространились по городу и дошли до кухарки аббатского поместья, потом и до самого аббата, а тот, в свою очередь, питая нежные чувства к мадам Пейдж и ее талантам, пригласил хирурга. Последний в данный момент исследовал родинку.
Стэмфли хотел удалить пораженную плоть распатором – тем самым прибором, что походил на напильник, – но в этом случае мог остаться очень неприглядный след. Вместо этого он выбрал аккуратный инструмент, похожий на миниатюрную пилу. Врач погрузил руку мальчика в снег, проверил, зажимает ли тот зубами кожаный ремень, и прочитал быструю молитву. Затем он достал руку ребенка из ведра и в ту же секунду рассек плоть, используя метод Собурина, главного хирурга Женевы. Его движения были стремительны, и рука скоро вновь оказалась в снегу, окрашивая его в алый цвет. Пока кровь текла, хирург привел в порядок инструменты на столе. Затем он снова вытащил руку мальчика из ведра, чтобы наложить на нее сложную повязку.
В течение всей операции Клод не шевелился; в глазах у него потемнело от опия. Его воображение, и гак очень живое, теперь распалилось до невозможности. Он смотрел на висящие с потолка травы и грибы. Сначала они просто покачивались, а потом начали танцевать. Скоро он почувствовал, как бежит по полю, заросшему огуречной травой, льном и вероникой, мятой и пурпурным шалфеем. Ему казалось, что его преследуют огненные псы, которых он рисовал в своей тетрадке вечером; из пасти чудовищ вытекала слюна. Последним, кого Клод увидел, перед тем как провалиться в сон, оказался хирург. Он держал в руке карту с изображением Смерти. Только теперь на ее косе появилась капелька крови.
Каждый пристрастившийся к опию скажет вам, что эффект, производимый наркотиком, очень сложно предугадать даже в идеальных условиях. Ну а когда действие опиатов подкрепляется воздействием джина и трав, это вообще практически невозможно. Клод проспал ночь, день и еще одну ночь. Он очнулся в комнате матери и сразу заметил аббата, находившегося в самом приятном расположении духа, что несколько противоречило сну мальчика. Клод протер глаза здоровой рукой, а потом застонал.
Хирург не обратил внимания на стон мальчика.
– Хорошо. Он проснулся. Мы уходим.
Аббата это явно не устроило:
– Что нам сейчас нужно делать, так это оставаться здесь до тех пор, пока ребенку не перестанет угрожать опасность.
– Вы осматриваете его каждый час.
– Да, и буду осматривать! – Как раз в этот момент пробили часы, объявляя, что настало время следующей проверки. Аббат откинул волосы со лба Клода и попытался с ним заговорить, но мальчик все еще был одурманен.
– Я возвращаюсь в Женеву. Меня зовет долг, – сказал хирург.
– Ваш долг – оставаться здесь! Напомню, что это вы хотели провести операцию немедленно, невзирая на погоду!
– Да, и она проведена.
– Погода ужасная, состояние мальчика – не лучше, поэтому мы остаемся!
Хирург сел на жесткий стул и притворился, будто читает медицинский трактат. Аббат подмигнул Клоду, как бы говоря: «Не обращай внимания на этого бесчувственного чурбана. Он просто невыносим, этот гражданин Республики!» (Возможно, жест аббата давал не так много информации, но как еще можно было истолковать смыкание век его глаза?) Почувствовав, что мальчику плохо, аббат подсел к нему. Он взял его за больную руку и сказал: «Хорошая работа! Похоже на тюрбан богатого восточного торговца!» Оже сдобрил эту попытку пошутить конфетами, которые обещал мальчику еще до операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105