Вот всякие безделушки: магнитики, открытки с видами побережья, зажигалки. Все это она собиралась раздать на работе всем и каждому. Отдельно лежал сверток, красиво упакованный детский девичий костюмчик, его она собиралась подарить соседке по дому – семилетней чудо девчушке. Я сложил все покупки обратно в пакет, кроме галстука, он остался лежать на кровати, и вернул пакет на прежнее место, на комод. Потом аккуратно сложил джинсы Франчески, лежащие на кровати и положил их в ее сумку. Продолжая действовать на автомате, я собрал все вещи Франчески, находящиеся в ванной, и тоже сложил их в пакет. Потом собрал ее обувь, расчески, бижутерию и сложил также все в сумку. Вспомнив слова следователя о том, что могу взять те вещи, которые мне дороги, вынул бижутерию, но подумав немного, вернул ее обратно. Я решил оставить себе только галстук. Только он мне предназначался и только он будет мне дорог памятью о ней.
Где-то далеко зазвучали колокола. На звон откликнулись десятки других колоколов. Потом еще совсем рядом послышался громкий ответ на далекий звон. Еще и еще. Католические храмы проснулись и готовились к новому дню. Их перезвон наполнил воздух божественной благодатью. Люди благодарили Господа за новый день, который дан им вновь для познания жизни. В окна гостиницы протиснулся рассвет. Неаполь просыпался. Только сейчас я понял, как устал. Этот шум просыпающегося большого города подействовал на меня усыпляющее. Я лег, как был, в грязной одежде на кровать не расправляя ее. Закрыл глаза и почувствовал, что проваливаюсь в бездну.
* * *
Как и планировал итальянский следователь, похороны должны были состояться через два дня. В течение этих дней я неоднократно созванивался и даже один раз встретился с signor Massimo Centuri, так звали следователя. Он просил обращаться к нему просто по имени, но у меня не получалось. Итальянец был не молод, но и не стар. На вид около сорока лет. Но дело было даже не в его возрасте. Почему-то весь его внешний вид вызывал у меня уважение к нему и к власти, которую он представлял. Поэтому язык не поворачивался сказать ему «ты» и назвать по имени. На следующий день я отнес следователю собранные мной вещи, принадлежащие Франческе.
- Signor Centuri, могу ли я попросить Вас об одном одолжении? – спросил я, передавая сумку.
- Si! Sicuro!Lei puo!( Да, конечно). Я постараюсь помочь.
- Вот этот костюм Франческа купила для дочки своей соседки по дому, - начал я, доставая из сумки сверток. - Она очень ее любила и собиралась подарить его, когда возвратиться в Фуншал. Могли бы Вы отослать его той девочке? Пусть даже после смерти, Франческа подарит добро людям.
- А адрес Вы мне не скажите?
- К сожалению, я сам его не знаю. Поэтому и обратился к Вам. Мне известны возможности системы. Для нее не составит труда выяснить такую мелочь.
Signor Massimo улыбнулся и, похлопав меня по плечу, отложил сверток в сторону от сумки. Потом он достал из файла какие-то документы и, пригласив меня присесть, зачитал их. Оказалось, что он запросил нотариальные конторы Фуншала о наличии завещания на имущество Франчески.
- Ответ пока не поступил, просто не успели. Если Вы дадите мне Ваш адрес, то я мог бы Вам сообщить о результатах рассмотрения запросов и дела в целом.
- Пожалуйста, - я отдал ему свою визитку, написав на обратной стороне свой московский адрес. – Хотя мне не понятно зачем.
- Церемония состоится завтра в полдень. Я могу заехать за Вами. У меня дел не будет. По крайней мере, не предвидится.
- Mille grazie! Но, насколько я понимаю, это не входит в Ваши служебные обязанности?
- Не входит. Однако это мой человеческий долг, signora Francescа была итальянкой. После смерти близких она осталась одна. Ее некому проводить в последний путь. Только Вы, ее друг, но Вы русский, кроме Вас - больше никого! Вы не знаете, ни порядков, ни ритуалов. Но только Вы будете присутствовать! Мне кажется это не верно. Считайте, что мое присутствие – дань дальнего родственника. Итальянцы между собой – все дальние родственники.
- Еще раз, спасибо! Признаюсь, мне будет легче. Я боялся, что не найду кладбище или сделаю что-то не так.
- Тогда я заеду за Вами завтра приблизительно в десять часов. Если, вдруг, что-то у меня изменится, я обязательно сообщу заранее. Так что можете на меня положиться. Ciao!
- Va bene! Ciao! – мы попрощались, и я вернулся в номер, где лег и пролежал до утра. Именно пролежал. То ли спал, то ли думал, то ли вспоминал, - не знаю.
* * *
На следующий день после похорон мы с Викой приехали в аэропорт. Билеты на рейс до Берна были на руках. Настроение ни к черту. Но оставаться в Неаполе я не мог. Мне нужно было что-то делать, а не сидеть и горевать. Смена обстановки, решение вопросов доверителя, полет, - все это, я надеялся, хоть немного отвлечет меня от свершившейся трагедии.
Похороны прошли тихо и скромно. Signor Massimo Centuri заехал за мной, и отвез на кладбище. По окончании церемонии он незаметно исчез, и я остался наедине со свежей могилой. Слезы то и дело наворачивались на мои глаза. На кладбище стояли тишина и покой. Здесь, в таких местах мы находим свое успокоение. Никто из местных никуда не спешит, они достигли своего конца. И даже если они не достигли своей цели, то их достигла цель существования.
- Прощай, моя родная! Я оставляю твое тело, но не могу оставить твою душу. Я рядом, ты рядом. Мы вместе. Вчера, когда лег спать, я почувствовал, как ты пришла ко мне и легла рядом! Я знаю точно, я чувствую, я верю. Спасибо тебе за все! Спасибо за то, что ты была!
На выходе меня ждал тактичный следователь, который отвез меня обратно в отель. Мы попрощались. Я сказал ему, что вынужден выехать в Москву. Он еще раз пообещал держать меня в курсе дела.
Аэропорт жил своей жизнью. Кто-то прилетал, кто-то улетал. Толпы туристов из разных стран. Рейсы на электронном табло объявлялись один за другим. Прага. Лондон. Мюнхен. Париж. Москва. Пекин. Токио. Электронные табло вылетов и прилетов пестрили огромным количеством строк. Казалось, что самолеты выстраивались в очередь и не теряли ни секунды, только бы быстрее сесть или взлететь. Народ с тележками, чемоданами на колесиках, с сумками через плечо суетился или неспешно бродил. Все кресла в залах ожидания были заняты.
У стойки регистрации нашего рейса скопилась толпа итальянцев и швейцарцев. Регистрация уже началась, и очередь медленно продвигаясь, укорачивалась. Мы в числе последних зарегистрировались и получили посадочные талоны. Вика сдала свой чемодан в багаж, я не стал. Мой маленький чемоданчик легко умещался в салоне самолета и не доставлял ни мне, ни другим никакого неудобства.
До посадки оставалось время, и мы побродили по маленьким магазинчикам беспошлинной торговли. Разговор не клеился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Где-то далеко зазвучали колокола. На звон откликнулись десятки других колоколов. Потом еще совсем рядом послышался громкий ответ на далекий звон. Еще и еще. Католические храмы проснулись и готовились к новому дню. Их перезвон наполнил воздух божественной благодатью. Люди благодарили Господа за новый день, который дан им вновь для познания жизни. В окна гостиницы протиснулся рассвет. Неаполь просыпался. Только сейчас я понял, как устал. Этот шум просыпающегося большого города подействовал на меня усыпляющее. Я лег, как был, в грязной одежде на кровать не расправляя ее. Закрыл глаза и почувствовал, что проваливаюсь в бездну.
* * *
Как и планировал итальянский следователь, похороны должны были состояться через два дня. В течение этих дней я неоднократно созванивался и даже один раз встретился с signor Massimo Centuri, так звали следователя. Он просил обращаться к нему просто по имени, но у меня не получалось. Итальянец был не молод, но и не стар. На вид около сорока лет. Но дело было даже не в его возрасте. Почему-то весь его внешний вид вызывал у меня уважение к нему и к власти, которую он представлял. Поэтому язык не поворачивался сказать ему «ты» и назвать по имени. На следующий день я отнес следователю собранные мной вещи, принадлежащие Франческе.
- Signor Centuri, могу ли я попросить Вас об одном одолжении? – спросил я, передавая сумку.
- Si! Sicuro!Lei puo!( Да, конечно). Я постараюсь помочь.
- Вот этот костюм Франческа купила для дочки своей соседки по дому, - начал я, доставая из сумки сверток. - Она очень ее любила и собиралась подарить его, когда возвратиться в Фуншал. Могли бы Вы отослать его той девочке? Пусть даже после смерти, Франческа подарит добро людям.
- А адрес Вы мне не скажите?
- К сожалению, я сам его не знаю. Поэтому и обратился к Вам. Мне известны возможности системы. Для нее не составит труда выяснить такую мелочь.
Signor Massimo улыбнулся и, похлопав меня по плечу, отложил сверток в сторону от сумки. Потом он достал из файла какие-то документы и, пригласив меня присесть, зачитал их. Оказалось, что он запросил нотариальные конторы Фуншала о наличии завещания на имущество Франчески.
- Ответ пока не поступил, просто не успели. Если Вы дадите мне Ваш адрес, то я мог бы Вам сообщить о результатах рассмотрения запросов и дела в целом.
- Пожалуйста, - я отдал ему свою визитку, написав на обратной стороне свой московский адрес. – Хотя мне не понятно зачем.
- Церемония состоится завтра в полдень. Я могу заехать за Вами. У меня дел не будет. По крайней мере, не предвидится.
- Mille grazie! Но, насколько я понимаю, это не входит в Ваши служебные обязанности?
- Не входит. Однако это мой человеческий долг, signora Francescа была итальянкой. После смерти близких она осталась одна. Ее некому проводить в последний путь. Только Вы, ее друг, но Вы русский, кроме Вас - больше никого! Вы не знаете, ни порядков, ни ритуалов. Но только Вы будете присутствовать! Мне кажется это не верно. Считайте, что мое присутствие – дань дальнего родственника. Итальянцы между собой – все дальние родственники.
- Еще раз, спасибо! Признаюсь, мне будет легче. Я боялся, что не найду кладбище или сделаю что-то не так.
- Тогда я заеду за Вами завтра приблизительно в десять часов. Если, вдруг, что-то у меня изменится, я обязательно сообщу заранее. Так что можете на меня положиться. Ciao!
- Va bene! Ciao! – мы попрощались, и я вернулся в номер, где лег и пролежал до утра. Именно пролежал. То ли спал, то ли думал, то ли вспоминал, - не знаю.
* * *
На следующий день после похорон мы с Викой приехали в аэропорт. Билеты на рейс до Берна были на руках. Настроение ни к черту. Но оставаться в Неаполе я не мог. Мне нужно было что-то делать, а не сидеть и горевать. Смена обстановки, решение вопросов доверителя, полет, - все это, я надеялся, хоть немного отвлечет меня от свершившейся трагедии.
Похороны прошли тихо и скромно. Signor Massimo Centuri заехал за мной, и отвез на кладбище. По окончании церемонии он незаметно исчез, и я остался наедине со свежей могилой. Слезы то и дело наворачивались на мои глаза. На кладбище стояли тишина и покой. Здесь, в таких местах мы находим свое успокоение. Никто из местных никуда не спешит, они достигли своего конца. И даже если они не достигли своей цели, то их достигла цель существования.
- Прощай, моя родная! Я оставляю твое тело, но не могу оставить твою душу. Я рядом, ты рядом. Мы вместе. Вчера, когда лег спать, я почувствовал, как ты пришла ко мне и легла рядом! Я знаю точно, я чувствую, я верю. Спасибо тебе за все! Спасибо за то, что ты была!
На выходе меня ждал тактичный следователь, который отвез меня обратно в отель. Мы попрощались. Я сказал ему, что вынужден выехать в Москву. Он еще раз пообещал держать меня в курсе дела.
Аэропорт жил своей жизнью. Кто-то прилетал, кто-то улетал. Толпы туристов из разных стран. Рейсы на электронном табло объявлялись один за другим. Прага. Лондон. Мюнхен. Париж. Москва. Пекин. Токио. Электронные табло вылетов и прилетов пестрили огромным количеством строк. Казалось, что самолеты выстраивались в очередь и не теряли ни секунды, только бы быстрее сесть или взлететь. Народ с тележками, чемоданами на колесиках, с сумками через плечо суетился или неспешно бродил. Все кресла в залах ожидания были заняты.
У стойки регистрации нашего рейса скопилась толпа итальянцев и швейцарцев. Регистрация уже началась, и очередь медленно продвигаясь, укорачивалась. Мы в числе последних зарегистрировались и получили посадочные талоны. Вика сдала свой чемодан в багаж, я не стал. Мой маленький чемоданчик легко умещался в салоне самолета и не доставлял ни мне, ни другим никакого неудобства.
До посадки оставалось время, и мы побродили по маленьким магазинчикам беспошлинной торговли. Разговор не клеился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72