По углам возвышались сторожевые вышки с мощными прожекторами. А вдоль стен на стальных кронштейнах висели многоваттные электрические лампы, чтобы в ночное время все пространство хорошо освещалось. На зеленом газоне Азиз увидел несколько деревянных стульев. Сидеть на них можно было только лицом к стене и спиной к саду.
В дальнем углу сада Азиз заметил Хигази. Опершись на бамбуковую палку, Хигази о чем-то беседовал с темнокожим человеком, которого Азиз сразу узнал — его отталкивающую физиономию он запомнил еще в тот раз, когда увидел его впервые, А вот и приятный сюрприз. Глянув вправо, Азиз вдруг увидел Сайеда. Они встретились взглядами, улыбнулись друг другу. Азиз опустился на стул, к которому его подвел Мухаммед, расслабился, окунувшись в поток солнечных лучей. Их целебное тепло проникало сквозь одежду — он чувствовал, как отогреваются озябшие ноги, плечи, грудь. Расстегнув брюки, чтобы ослабить давление на поясницу, Азиз откинулся на спинку стула, положил ладони на затылок. Прохладный ветерок вползал через рукава, сквозь прорехи между пуговицами рубашки. Сбросив шлепанцы, Азиз пошевелил пальцами ног: пусть каждая частичка тела получит свою долю солнца и свежего воздуха.
Перед его глазами была стена. Это раздражало его, неумолимо возвращало к суровой реальности. Оглянувшись по сторонам, он украдкой чуточку сдвинул стул — теперь стена была уже не прямо перед ним, а слегка наискосок. Азиз понимал, что ни в коем случае нельзя заострять внимание на унизительности своего положения, переживать, оттого что тебе приказали сидеть, уткнувшись носом в стену, в то время как за твоей спиной шелестит зеленой листвой весенний сад. Здесь, в тюрьме, все подчинено одной цели: уничтожить человека морально, сломить его дух, его волю к борьбе.
Чьи-то шаги сзади. Кто-то проходит мимо него к свободному стулу слева. Эмад! Он движется медленно, с трудом, за ним шагает охранник. Сев на стул, Эмад даже не посмотрел по сторонам: его безжизненный взгляд был прикован к стене. Охранник удалился, а Хигази и темнолицый по-прежнему стояли на том же месте, делая вид, что увлечены беседой. Но Азиз был уверен, что оба не спускают глаз с людей, сидящих лицом к стене.
Он стал украдкой наблюдать за Эмадом. Даже на расстоянии он заметил перемены, происшедшие с ним. Эмад сильно похудел, одежда на нем висела, черты лица заострились, щеки были покрыты нездоровой бледностью, чисто выбритый подбородок отливал мертвенной синевой. Пораженный Азиз не мог оторвать глаз от этого похожего на маску лица, высохшего тела, напоминавшего экспонат из музея восковых фигур.
Стараясь привлечь внимание Эмада, Азиз незаметно помахал ему рукой, но Эмад не откликнулся на попытку вступить в контакт. Его взгляд был прикован к стене. Лицо выражало угрюмую сосредоточенность человека, полностью погруженного в себя. Азиз еще раз попытался привлечь его внимание, но безуспешно. Эмад по-прежнему смотрел в стену перед собой, словно видел сквозь нее нечто, доступное только ему одному. Он был как сказочный герой, потерявший душу в подземных пещерах и тщетно ищущий ее за каменной толщей. Или как мореход из древней легенды, который отправился за золотом, а вернулся, оставив разум и память в далеких краях.
Азиз перевернулся, сбросил с себя грубошерстное одеяло. Лицо Эмада все еще стояло перед его глазами: безжизненная маска со взором, устремленным в пустоту.
Как тонка нить, разделяющая разум и безумие. Где кончается одно и начинается другое? Наверное, Эмад смог бы ответить на этот вопрос. Азизу и самому было знакомо странное ощущение — кажется, что идешь по этой роковой черте: одна нога еще по эту сторону, а другая уже занесена над бездной. Осторожно движешься вперед, стараясь удержать равновесие, как канатоходец. Впервые это случилось с ним несколько лет назад, когда из соседней камеры исчез Махмуд. Именно в те дни мысли стали путаться в голове Азиза — какой-то незримый вихрь неумолимо увлекал его в пропасть. Тогда Азизу очень не хватало опыта, который пришел с годами. Теперь-то он знал, как важно чем-то занять себя, находясь в одиночном заключении. А в тот раз его спасла случайность: однажды утром, когда ему казалось, что он уже почти сходит с ума, дверь камеры резко распахнулась и на пороге появился тюремщик. Он приказал Азизу собираться и сунул ему в руку желтую карточку. Азиз закинул за плечо узелок с пожитками и последовал за ним. Они спустились по железной лестнице, пересекли тюремный двор и направились к зданию администрации. По пути Азиз ломал голову: что его ожидает? Чего они от него хотят?
Шесть месяцев минуло с тех пор, как его перевели в александрийский район тюрем Хадра. Это произошло после неожиданного исчезновения Махмуда из соседней камеры. Расследование закончилось безрезультатно, и в Азизе с каждым днем крепла надежда на то, что его освободят. Но в минуты черной меланхолии ему казалось невозможным, чтобы его вот так просто взяли да отпустили. А потом наступило то холодное туманное утро. Скрежет ключа в замке...
Спускались по лестнице среди шума пробуждающейся тюрьмы. Гул тысяч голосов, лязг стальных ключей, вставляемых в замочные скважины, скрежет металла. Вереницы призраков в синих одеждах. Открытые двери камер выплевывали их в коридор. В их руках металлические параши. Железная огромная клетка наполняется смрадом.
Азиз шел вдоль вереницы узников, тащивших перед собой параши, расплескивая их содержимое на пол. Шел бездумно, автоматически, привычно обходя людей, извергнутых из недр многочисленных камер, либо вклиниваясь между ними. Все они торопились в сортиры. Их голоса сливались в единый монотонный гул.
Противоречивые чувства овладели им в этой сутолоке, бросая его из одной крайности в другую. От ужаса перед неведомым, сжимавшим сердце свинцовыми пальцами, он вдруг переходил к надежде, порхавшей легкомысленной, пестрой бабочкой над садами и лужайками, речными протоками и цветами. Свобода! В мечтах он уносился туда, к знакомому белому дому среди зеленых крон, взлетал по лестнице мимо первого и второго этажей, добирался до третьего. Звонок. Открывается форточка... Нет! Сразу открывается дверь, потому что нет ни времени, ни сил ждать того момента, когда его взору явится печальное морщинистое лицо. Мать поначалу не верит своим глазам. Ее губы дрожат, в глазах слезы. Он прижимает к груди ее хрупкое тело, блаженно замирает...
Они проходят через железную дверь, тюремщик следует по пятам. Комната дежурного офицера. Узкое помещение загромождено мебелью: три канцелярских стола, коричневый кожаный диван, пара-тройка стульев. Два тюремных чиновника о чем-то беседуют. На одном из них черная полицейская форма. Другой, в штатском, обращается к Азизу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
В дальнем углу сада Азиз заметил Хигази. Опершись на бамбуковую палку, Хигази о чем-то беседовал с темнокожим человеком, которого Азиз сразу узнал — его отталкивающую физиономию он запомнил еще в тот раз, когда увидел его впервые, А вот и приятный сюрприз. Глянув вправо, Азиз вдруг увидел Сайеда. Они встретились взглядами, улыбнулись друг другу. Азиз опустился на стул, к которому его подвел Мухаммед, расслабился, окунувшись в поток солнечных лучей. Их целебное тепло проникало сквозь одежду — он чувствовал, как отогреваются озябшие ноги, плечи, грудь. Расстегнув брюки, чтобы ослабить давление на поясницу, Азиз откинулся на спинку стула, положил ладони на затылок. Прохладный ветерок вползал через рукава, сквозь прорехи между пуговицами рубашки. Сбросив шлепанцы, Азиз пошевелил пальцами ног: пусть каждая частичка тела получит свою долю солнца и свежего воздуха.
Перед его глазами была стена. Это раздражало его, неумолимо возвращало к суровой реальности. Оглянувшись по сторонам, он украдкой чуточку сдвинул стул — теперь стена была уже не прямо перед ним, а слегка наискосок. Азиз понимал, что ни в коем случае нельзя заострять внимание на унизительности своего положения, переживать, оттого что тебе приказали сидеть, уткнувшись носом в стену, в то время как за твоей спиной шелестит зеленой листвой весенний сад. Здесь, в тюрьме, все подчинено одной цели: уничтожить человека морально, сломить его дух, его волю к борьбе.
Чьи-то шаги сзади. Кто-то проходит мимо него к свободному стулу слева. Эмад! Он движется медленно, с трудом, за ним шагает охранник. Сев на стул, Эмад даже не посмотрел по сторонам: его безжизненный взгляд был прикован к стене. Охранник удалился, а Хигази и темнолицый по-прежнему стояли на том же месте, делая вид, что увлечены беседой. Но Азиз был уверен, что оба не спускают глаз с людей, сидящих лицом к стене.
Он стал украдкой наблюдать за Эмадом. Даже на расстоянии он заметил перемены, происшедшие с ним. Эмад сильно похудел, одежда на нем висела, черты лица заострились, щеки были покрыты нездоровой бледностью, чисто выбритый подбородок отливал мертвенной синевой. Пораженный Азиз не мог оторвать глаз от этого похожего на маску лица, высохшего тела, напоминавшего экспонат из музея восковых фигур.
Стараясь привлечь внимание Эмада, Азиз незаметно помахал ему рукой, но Эмад не откликнулся на попытку вступить в контакт. Его взгляд был прикован к стене. Лицо выражало угрюмую сосредоточенность человека, полностью погруженного в себя. Азиз еще раз попытался привлечь его внимание, но безуспешно. Эмад по-прежнему смотрел в стену перед собой, словно видел сквозь нее нечто, доступное только ему одному. Он был как сказочный герой, потерявший душу в подземных пещерах и тщетно ищущий ее за каменной толщей. Или как мореход из древней легенды, который отправился за золотом, а вернулся, оставив разум и память в далеких краях.
Азиз перевернулся, сбросил с себя грубошерстное одеяло. Лицо Эмада все еще стояло перед его глазами: безжизненная маска со взором, устремленным в пустоту.
Как тонка нить, разделяющая разум и безумие. Где кончается одно и начинается другое? Наверное, Эмад смог бы ответить на этот вопрос. Азизу и самому было знакомо странное ощущение — кажется, что идешь по этой роковой черте: одна нога еще по эту сторону, а другая уже занесена над бездной. Осторожно движешься вперед, стараясь удержать равновесие, как канатоходец. Впервые это случилось с ним несколько лет назад, когда из соседней камеры исчез Махмуд. Именно в те дни мысли стали путаться в голове Азиза — какой-то незримый вихрь неумолимо увлекал его в пропасть. Тогда Азизу очень не хватало опыта, который пришел с годами. Теперь-то он знал, как важно чем-то занять себя, находясь в одиночном заключении. А в тот раз его спасла случайность: однажды утром, когда ему казалось, что он уже почти сходит с ума, дверь камеры резко распахнулась и на пороге появился тюремщик. Он приказал Азизу собираться и сунул ему в руку желтую карточку. Азиз закинул за плечо узелок с пожитками и последовал за ним. Они спустились по железной лестнице, пересекли тюремный двор и направились к зданию администрации. По пути Азиз ломал голову: что его ожидает? Чего они от него хотят?
Шесть месяцев минуло с тех пор, как его перевели в александрийский район тюрем Хадра. Это произошло после неожиданного исчезновения Махмуда из соседней камеры. Расследование закончилось безрезультатно, и в Азизе с каждым днем крепла надежда на то, что его освободят. Но в минуты черной меланхолии ему казалось невозможным, чтобы его вот так просто взяли да отпустили. А потом наступило то холодное туманное утро. Скрежет ключа в замке...
Спускались по лестнице среди шума пробуждающейся тюрьмы. Гул тысяч голосов, лязг стальных ключей, вставляемых в замочные скважины, скрежет металла. Вереницы призраков в синих одеждах. Открытые двери камер выплевывали их в коридор. В их руках металлические параши. Железная огромная клетка наполняется смрадом.
Азиз шел вдоль вереницы узников, тащивших перед собой параши, расплескивая их содержимое на пол. Шел бездумно, автоматически, привычно обходя людей, извергнутых из недр многочисленных камер, либо вклиниваясь между ними. Все они торопились в сортиры. Их голоса сливались в единый монотонный гул.
Противоречивые чувства овладели им в этой сутолоке, бросая его из одной крайности в другую. От ужаса перед неведомым, сжимавшим сердце свинцовыми пальцами, он вдруг переходил к надежде, порхавшей легкомысленной, пестрой бабочкой над садами и лужайками, речными протоками и цветами. Свобода! В мечтах он уносился туда, к знакомому белому дому среди зеленых крон, взлетал по лестнице мимо первого и второго этажей, добирался до третьего. Звонок. Открывается форточка... Нет! Сразу открывается дверь, потому что нет ни времени, ни сил ждать того момента, когда его взору явится печальное морщинистое лицо. Мать поначалу не верит своим глазам. Ее губы дрожат, в глазах слезы. Он прижимает к груди ее хрупкое тело, блаженно замирает...
Они проходят через железную дверь, тюремщик следует по пятам. Комната дежурного офицера. Узкое помещение загромождено мебелью: три канцелярских стола, коричневый кожаный диван, пара-тройка стульев. Два тюремных чиновника о чем-то беседуют. На одном из них черная полицейская форма. Другой, в штатском, обращается к Азизу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107