— Я не знаю. Но его торговля, по-видимому, идет неплохо, он никогда мне ни в чем не отказывает.
— Да какая же сейчас торговля, когда все вокруг так скверно?
— А контрабанда английских товаров?! Конечно, деньги ему даются нелегко, он постоянно в разъездах. Но всегда, когда он попадает сюда, он самый дорогой человек, — взволнованно говорила Пуссета. Так говорят о том, когда действительно любят.
— Но... Шарль... Это ведь так неопределенно. Кто же он такой? — спросил граф.
— Он никогда мне не рассказывает, да я и пс спрашиваю, так как понимаю, что я действительно болтушка. Вы уже убедились, видимо, в этом. Да я и не хочу ничего знать. Сейчас это может оказаться слишком опасным. Я люблю Шарля, и он меня обожает. Этого вполне достаточно для счастья. Я рассчитываю па его искренность, цо никогда ее
от него не требую.
Столько было искренней доброты и любви во всем, что говорила эта женщина, что Пьер, глубоко тронутый, взял ее за руку и проговорил:
— Мадемуазель Пуссета, вы добрая, восхитительная женщина!
А про себя подумал:
«Должно быть, ее Шарль какой-нибудь ссыльный, вернувшийся втихомолку и пытающийся контрабандой верпуть свое утраченное состояние».
Дело в том, что в то время контрабанда была одним из многих средств сделать серьезное состояние. Все лионские фабрики, разрушенные осадой, были закрыты. На юге Франции вся шелковая промышленность была разрушена.
Торговле нечем было разжиться. Появился спрос на английские ткани. И английская контрабанда расцвела пышным цветом. Мадемуазель Пуссета встала со своего кресла и приоткрыла занавески из толстого бархата, закрывающие окна.Солнечный свет ворвался в комнату.
— Теперь уже точно никто не скажет, что я ложусь спать с курами! Ну, прекрасный незнакомец, вам пора удалиться. Опасность исчезла вместе с ночью. И мое гостеприимство больше не может быть для вас полезным.
- Увидимся ли мы когда-нибудь?
— Но ведь вы можете всегда увидеть меня в «Театре Трубадуров»!
— А вы отказываетесь принимать меня?
— Безусловно, нет! Но только в нижнем зале, где бывают все мои друзья. А здесь — никогда. Сюда имеет право приходить только мой Шарль.
— Он очень ревнив?
— Я не знаю, у меня не было повода убедиться в этом.
— Никогда?
— Но это действительно так!
— Ну, прощайте, моя красавица! — и граф направился к выходу.
— Прощайте, мой новый друг! Подойдя к двери, Пьер обернулся.
— А вы совсем не любопытны.
— Отчего вы так решили?
— Вы даже не поинтересовались, как меня зовут.
— А зачем? Я не хочу знать ничего лишнего. У меня была приятельница, которая в минуту забывчивости произнесла одно имя. Человек, который его носил, на следующий день оказался на гильотине. Я запомнила этот урок. Если хотите, назовите себя каким-нибудь прозвищем.
— Собачий Нос!
— Что ж, звучит довольно забавно. Пусть будет так. Прощай же, Собачий Нос!
Пуссета прямо-таки задыхалась от смеха.
— Но это «прощай» слишком холодное.
— А, я знаю чего вы хотите, господин Собачий Нос! Вы ждете поцелуя? Так и быть, вы его получите!
Кожоль наклонился к белоснежному лбу, который ему подставила молодая женщина, но в это время Пуссета отскочила с криком:
—Шарль!
Граф обернулся. На пороге спальни стоял молодой человек лет тридцати, высокого роста, с энергичными чертами лица, отливавшего матовой белизной кожи, с огромными черными глазами.
Пуссета наивно продолжала:
— Шарль, милый! Этот господин благодарил меня за гостеприимство, которое этой ночью я ему оказала.
Кожоль решил, что ему явно нечего тут делать и направился к двери. Проходя мимо Шарля, он поклонился ему.Молодой человек внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Мадемуазель Пуссета бросилась ему на шею. Она счастливо бормотала:
— Ну обними же меня, мой милый!
Но молодой человек продолжал неподвижно смотреть на дверь, за которой скрылся Кожоль.
Выбравшись на улицу, Пьер размышлял на ходу:
— Этот бледнолицый так пристально смотрел на меня. Кажется, бедняжке Пуссете предстоит убедиться, ревнив ли ее Шарль.
Но через минуту он уже забыл и о Шарле, и о Пуссете.
— Итак, Елена приняла меня за Ивона. Теперь я знаю это совершенно точно. Следовательно, она постарается разузнать о нем все и, безусловно, доберется до гостиницы. Ну, попробуем извлечь из этого как можно больше пользы. Может быть, тогда она и простит мне этот подлый обман.
Кожоль рассмеялся.
— Елена не знает меня. Следовательно, я свободно могу ей представиться. Она не сможет меня презирать за то, что я хочу влюбить ее в себя!
Обдумав таким образом план, граф дошел до гостиницы. Известил хозяина о своем отъезде. Разыграл комедию с печаткой. И, взяв с собой также вещи Ивона, через два часа поселился в маленькой гостинице на улице Шантерен.
— Мне кажется, здесь не особенно весело, — сказал он хозяину гостиницы, зашедшему к нему в комнату.
Тот молча указал рукой на окно.
— Вы правы, но против нас расположено жилище генерала Бонапарта, который сейчас в Египте.
Оставшись один, Пьер воскликнул.
— Кажется, я могу, наконец, отоспаться! И, положив голову на подушку, он пробормотал:
— Я обожаю Елену. Я заставлю ее полюбить меня. Для полного счастья мне не хватает только Бералека...
Сон сморил его почти мгновенно.
Если бы Пьер побольше знал о счастливом любовнике мадемуазель Пуссеты, он вряд ли бы смог говорить о счастье...
ГЛАВА 12
Устраиваясь в гостинице «Спокойствие», Пьер руководствовался тем, что улица Шантерен расположена совсем рядом с улицей Мон-Блан, то есть той самой улицей, на которой находился Ивон и куда запретил показываться ему Монтескье.
Гостиница находилась рядом с домом, принадлежащим Наполеону. Он купил его за несколько дней до того, как сочетался странным браком с женщиной, которая была старше его на шесть лет. Но в то время, как Наполеон через год стал старше на этот самый год, Жозефина, с помощью свидетельства о рождении умершей младшей сестры, помолодела на пять.
Эта женитьба оказалась удачной, так как благодаря ей он снискал расположение Барраса, и тот вытащил его из бедности и безвестности. Незадолго до этого тому приходилось напрашиваться к друзьям на обед, так как у него не всегда хватало денег даже на это. В числе таких друзей был и крупнейший трагический актер Тальма. В тысяча семьсот девяносто шестом году Тальма продал Бонапарту дом, куда за несколько месяцев до того тот приходил обедать.
Мадам Бонапарт, которой муж, отправляясь в Египет, запретил все шумные удовольствия, столь любимые ею, на протяжении двух лет вела довольно однообразную жизнь в этом мрачном доме, расположенном между дворцом и
«садом. А аллея между двумя домами упиралась прямо в фасад гостиницы «Спокойствие», где поселился Кожоль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68