Желая возвратить себе Пуссету, Точильщик пошел на такие пытки, что старик понял, что он может потерять все, а не только золото. Он пожертвовал миллионами за возможность отомстить. Точильщик поспешил сюда, но вместо миллионов нашел своего друга Лебика, готового поквитаться за старые долги.
— Ты хорошо поквитался с ним.
— Он был скручен в ту же минуту, как вошел сюда и с кляпом во рту я отнес его в дом красотки. Я привязал его под кроватью, где он не мог ни шевельнуться, ни крикнуть. Затем я вызвал письмом актрису... Когда малютка явилась, я рассказал ей все о похождениях ее красавца. А он, лежа под кроватью, слышал все, но не мог пошевелиться и пикнуть. Затем я ушел, отчасти догадываясь, что должно
произойти.
— Пуссета умерла от удушья!
— И Точильщик воспользовался тем же способом, он-таки повесился, мой дорогой друг!
— Его смерть рассеет шайку.
— Он умер, а другой уже на его месте и с его именем.
— Ты, что ли? Лебик с удивлением вытаращил глаза.
— С какой стати? Теперь, когда я обладаю миллионами, мне остается только запастись званием честного человека. И вот мне пришла в голову одна мысль...
— Какая?
— Ивон — хитрая штучка, провел-таки Лебика! Да и вы кажетесь мне молодцом. Бог не обидел вас разумом. Вы оба нравитесь мне. Вы могли убить меня и не сделали этого... Я не забывающий добра, ни зла. Моя бывшая хозяйка была добра ко мне. Она ваша сестра, а тот любит ее... Так уезжайте спокойно, а я присмотрю за Сюрко, а через неделю-другую доставлю вам сестру, а шевалье — жену. Договорились?..
Гигант собрался уходить.
— Лебик!.. Еще одно слово...
— Говорите!
— В письме, найденном у Точильщика, упоминается об одной женщине. Он возвращает ей свободу. Что за договор связывал мадемуазель Елену Валеран с бандитом?
— Господин Кожоль, — возразил Лебик, — даже у мошенников существует честь. Если она выполнила условия договора — сохранила его тайну, я не имею права отвечать на ваш вопрос.
— Но, хотя бы, что стало с ней?
— Она вчера уехала из Парижа, взяв своего ребенка.
— Ее ребенок! — вскрикнул Кожоль.
— Да, прелестная девочка... пяти месяцев.
— Пять месяцев! — повторил граф, припоминая одно число...
Он стоял неподвижно, пораженный неожиданным открытием. Когда он пришел в себя, Лебика уже не было.
— Пять месяцев! — шептал он. — Я отец... Я отец!
Ночью, когда друзья мчались прочь от Парижа, Ко-жоль рассказал Ивону все, за исключением того, что касалось Елены. Было три часа утра...
... В это время Бонапарт возвратился из Сен-Клу. С трудом освободившись от громадного наплыва народа, осаждавшего триумфатора в его доме на улице Победы, он призвал к себе своего секретаря Бурьена.
— Кажется, я наговорил глупостей сегодня перед собранием обоих Советов!
— О, да, генерал!
— Так сочини пышную речь вместо той, что я произнес перед депутатами, и отошли напечатать завтра в «Монитор». А теперь — спать!
И, повернувшись к жене, честолюбивый триумфатор добавил:
— Жозефина, завтра мы будем ночевать в Люксембургском дворце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ты хорошо поквитался с ним.
— Он был скручен в ту же минуту, как вошел сюда и с кляпом во рту я отнес его в дом красотки. Я привязал его под кроватью, где он не мог ни шевельнуться, ни крикнуть. Затем я вызвал письмом актрису... Когда малютка явилась, я рассказал ей все о похождениях ее красавца. А он, лежа под кроватью, слышал все, но не мог пошевелиться и пикнуть. Затем я ушел, отчасти догадываясь, что должно
произойти.
— Пуссета умерла от удушья!
— И Точильщик воспользовался тем же способом, он-таки повесился, мой дорогой друг!
— Его смерть рассеет шайку.
— Он умер, а другой уже на его месте и с его именем.
— Ты, что ли? Лебик с удивлением вытаращил глаза.
— С какой стати? Теперь, когда я обладаю миллионами, мне остается только запастись званием честного человека. И вот мне пришла в голову одна мысль...
— Какая?
— Ивон — хитрая штучка, провел-таки Лебика! Да и вы кажетесь мне молодцом. Бог не обидел вас разумом. Вы оба нравитесь мне. Вы могли убить меня и не сделали этого... Я не забывающий добра, ни зла. Моя бывшая хозяйка была добра ко мне. Она ваша сестра, а тот любит ее... Так уезжайте спокойно, а я присмотрю за Сюрко, а через неделю-другую доставлю вам сестру, а шевалье — жену. Договорились?..
Гигант собрался уходить.
— Лебик!.. Еще одно слово...
— Говорите!
— В письме, найденном у Точильщика, упоминается об одной женщине. Он возвращает ей свободу. Что за договор связывал мадемуазель Елену Валеран с бандитом?
— Господин Кожоль, — возразил Лебик, — даже у мошенников существует честь. Если она выполнила условия договора — сохранила его тайну, я не имею права отвечать на ваш вопрос.
— Но, хотя бы, что стало с ней?
— Она вчера уехала из Парижа, взяв своего ребенка.
— Ее ребенок! — вскрикнул Кожоль.
— Да, прелестная девочка... пяти месяцев.
— Пять месяцев! — повторил граф, припоминая одно число...
Он стоял неподвижно, пораженный неожиданным открытием. Когда он пришел в себя, Лебика уже не было.
— Пять месяцев! — шептал он. — Я отец... Я отец!
Ночью, когда друзья мчались прочь от Парижа, Ко-жоль рассказал Ивону все, за исключением того, что касалось Елены. Было три часа утра...
... В это время Бонапарт возвратился из Сен-Клу. С трудом освободившись от громадного наплыва народа, осаждавшего триумфатора в его доме на улице Победы, он призвал к себе своего секретаря Бурьена.
— Кажется, я наговорил глупостей сегодня перед собранием обоих Советов!
— О, да, генерал!
— Так сочини пышную речь вместо той, что я произнес перед депутатами, и отошли напечатать завтра в «Монитор». А теперь — спать!
И, повернувшись к жене, честолюбивый триумфатор добавил:
— Жозефина, завтра мы будем ночевать в Люксембургском дворце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68