Среди сопровождавших их воинов я узнал кассара Альбрехта, а за его спиной с удивлением увидел одетую в короткое одеяние свободной женщины Тенчику, держащую в руке обернутый белым полотном сверток.
Конрад, Хакимба и глава паравачей подошли к трону Камчака, но никто из них, являясь убарами своих народов, не преклонил перед ним колени.
— Нами были получены предзнаменования! — без предисловий начал Конрад.
— Они были внимательно изучены толкователями, — подхватил Хакимба.
— Впервые за последние сотни лет, — вступил в разговор паравачи. — у нас появился Высокий Убар, Единый Убар народов фургонов!
Камчак поднялся с трона и, скинув со своих плеч мантию тарианского убара, остался в обычном одеянии тачака.
Трое убаров одновременно простерли к нему руки.
— Высоким Убаром объявлен Камчак! — в один голос оповестили они.
По всему залу прошел гул возбужденных голосов.
— Камчак — Единый Убар народов фургонов! — воодушевленно кричали присутствующие.
Камчак поднял руку, призывая к тишине.
— Каждый из вас, — начал он, — катайев, кассаров, паравачей — имеет своих собственных босков и свои фургоны. Вы ведете раздольную жизнь, за исключением дней войны, когда вы объединяетесь против общего неприятеля, и тогда никто не может выстоять против народов фургонов. Мы можем жить порознь, но каждое из наших племен входит в состав народов фургонов, и то, что разделяет нас, гораздо меньше, чем то, что нас объединяет: каждый из нас знает, что нельзя напрасно убить боска и что следует быть гордым и храбрым и ценой своей жизни защищать своих женщин и свои фургоны. Мы знаем, что нужно быть сильным и свободным, а что может сделать нас более сильными, чем наше объединение? Объединимся же и станем сильными и свободными! Да будет так!
Трое пришедших к Камчаку людей и сам убар тачаков протянули друг к другу руки и соединили их вместе.
— Да будет так! — в один голос заявили они — Да будет так навечно!
Они расступились и пропустили Камчака вперед, выстроившись у него за спиной.
— Да здравствует Камчак! — воскликнули они. — Да здравствует Высокий Убар!
— Да здравствует Единый Убар народов фургонов! — пронеслось по залу.
Только поздно вечером все дела этого дня были решены и тронный зал опустел.
С Камчаком остались лишь несколько тачакских командиров и наиболее заслуженных воинов, мы с Гарольдом и Африз с Хереной и Элизабет.
Ушли и Альбрехт с Тенчикой и Дина. Интересный разговор произошел между девушками, прежде чем они покинули зал.
Тенчика подошла к Дине.
— На тебе уже нет ошейника, — заметила Дина.
Тенчика застенчиво опустила глаза.
— Да, — сказала она, — я свободна.
— Теперь ты вернешься в Тарию? — спросила Дина.
— Нет, — улыбаясь, ответила Тенчика. — Я остаюсь с Альбрехтом и фургонами.
Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.
— Вот, — протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. — Это твое, ты это выиграла.
Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола.
— Возьми это, — настаивала Тенчика.
— Он знает? — спросила Дина. — Конечно.
— Он очень добр.
— Я люблю его, — ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.
Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.
— Для этого действительно нужно неплохо бегать, — заметил я.
Она весело рассмеялась.
— Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! — радостно потрясла она содержимым свертка. — Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!
— Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? — предложил я.
— Нет, — с улыбкой отказалась она. — Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.
Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.
— Прощай, Тэрл Кэбот, — пробормотала она. — Желаю тебе всего хорошего.
— И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, — ответил я.
Она рассмеялась.
— Глупый, глупый воин, — покачала она головой. — Я всего лишь дочь бедного пекаря!
— Он был благородным, достойным человеком, — сказал я.
— Спасибо тебе, — пробормотала она.
— И дочь его — благородная, достойная женщина, — продолжал я. — К тому же очень красивая.
Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.
Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.
Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.
— А она красивая, — мрачно отметила Элизабет.
— Да, — согласился я и, посмотрев на нее, добавил: — Ты тоже.
Лицо её расцвело улыбкой.
— Я знаю, — горделиво сказала она.
— Дерзкая девчонка, — усмехнулся я.
— Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, — возразила она.
— Это верно, — согласился я. — Но почему ты сама решила, будто ты красивая?
— Я не сама. Так говорил мой господин, — пожала она плечами. — Он ведь не обманывает, не так ли?
— Не часто, — признался я. — Особенно в вещах столь важных.
— К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, — заявила Элизабет, — и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.
От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.
— Наверное, целую пригоршню золотых монет, — как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.
— Пожалуй, — согласился я.
— Значит, я красивая, — подвела она итог.
— Верно.
— Но ведь ты не продашь меня?
— Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.
— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.
— Господин, — поправил я.
— Господин, — немедленно согласилась она.
— Что ты хочешь сказать?
— Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, — с улыбкой пообещала она.
— Значит, все будет в порядке, — заверил я её.
— Я люблю тебя, — внезапно сорвалось с её губ. — Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.
Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.
Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.
Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом — малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, — теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Конрад, Хакимба и глава паравачей подошли к трону Камчака, но никто из них, являясь убарами своих народов, не преклонил перед ним колени.
— Нами были получены предзнаменования! — без предисловий начал Конрад.
— Они были внимательно изучены толкователями, — подхватил Хакимба.
— Впервые за последние сотни лет, — вступил в разговор паравачи. — у нас появился Высокий Убар, Единый Убар народов фургонов!
Камчак поднялся с трона и, скинув со своих плеч мантию тарианского убара, остался в обычном одеянии тачака.
Трое убаров одновременно простерли к нему руки.
— Высоким Убаром объявлен Камчак! — в один голос оповестили они.
По всему залу прошел гул возбужденных голосов.
— Камчак — Единый Убар народов фургонов! — воодушевленно кричали присутствующие.
Камчак поднял руку, призывая к тишине.
— Каждый из вас, — начал он, — катайев, кассаров, паравачей — имеет своих собственных босков и свои фургоны. Вы ведете раздольную жизнь, за исключением дней войны, когда вы объединяетесь против общего неприятеля, и тогда никто не может выстоять против народов фургонов. Мы можем жить порознь, но каждое из наших племен входит в состав народов фургонов, и то, что разделяет нас, гораздо меньше, чем то, что нас объединяет: каждый из нас знает, что нельзя напрасно убить боска и что следует быть гордым и храбрым и ценой своей жизни защищать своих женщин и свои фургоны. Мы знаем, что нужно быть сильным и свободным, а что может сделать нас более сильными, чем наше объединение? Объединимся же и станем сильными и свободными! Да будет так!
Трое пришедших к Камчаку людей и сам убар тачаков протянули друг к другу руки и соединили их вместе.
— Да будет так! — в один голос заявили они — Да будет так навечно!
Они расступились и пропустили Камчака вперед, выстроившись у него за спиной.
— Да здравствует Камчак! — воскликнули они. — Да здравствует Высокий Убар!
— Да здравствует Единый Убар народов фургонов! — пронеслось по залу.
Только поздно вечером все дела этого дня были решены и тронный зал опустел.
С Камчаком остались лишь несколько тачакских командиров и наиболее заслуженных воинов, мы с Гарольдом и Африз с Хереной и Элизабет.
Ушли и Альбрехт с Тенчикой и Дина. Интересный разговор произошел между девушками, прежде чем они покинули зал.
Тенчика подошла к Дине.
— На тебе уже нет ошейника, — заметила Дина.
Тенчика застенчиво опустила глаза.
— Да, — сказала она, — я свободна.
— Теперь ты вернешься в Тарию? — спросила Дина.
— Нет, — улыбаясь, ответила Тенчика. — Я остаюсь с Альбрехтом и фургонами.
Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.
— Вот, — протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. — Это твое, ты это выиграла.
Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола.
— Возьми это, — настаивала Тенчика.
— Он знает? — спросила Дина. — Конечно.
— Он очень добр.
— Я люблю его, — ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.
Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.
— Для этого действительно нужно неплохо бегать, — заметил я.
Она весело рассмеялась.
— Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! — радостно потрясла она содержимым свертка. — Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!
— Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? — предложил я.
— Нет, — с улыбкой отказалась она. — Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.
Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.
— Прощай, Тэрл Кэбот, — пробормотала она. — Желаю тебе всего хорошего.
— И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, — ответил я.
Она рассмеялась.
— Глупый, глупый воин, — покачала она головой. — Я всего лишь дочь бедного пекаря!
— Он был благородным, достойным человеком, — сказал я.
— Спасибо тебе, — пробормотала она.
— И дочь его — благородная, достойная женщина, — продолжал я. — К тому же очень красивая.
Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.
Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.
Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.
— А она красивая, — мрачно отметила Элизабет.
— Да, — согласился я и, посмотрев на нее, добавил: — Ты тоже.
Лицо её расцвело улыбкой.
— Я знаю, — горделиво сказала она.
— Дерзкая девчонка, — усмехнулся я.
— Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, — возразила она.
— Это верно, — согласился я. — Но почему ты сама решила, будто ты красивая?
— Я не сама. Так говорил мой господин, — пожала она плечами. — Он ведь не обманывает, не так ли?
— Не часто, — признался я. — Особенно в вещах столь важных.
— К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, — заявила Элизабет, — и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.
От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.
— Наверное, целую пригоршню золотых монет, — как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.
— Пожалуй, — согласился я.
— Значит, я красивая, — подвела она итог.
— Верно.
— Но ведь ты не продашь меня?
— Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.
— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.
— Господин, — поправил я.
— Господин, — немедленно согласилась она.
— Что ты хочешь сказать?
— Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, — с улыбкой пообещала она.
— Значит, все будет в порядке, — заверил я её.
— Я люблю тебя, — внезапно сорвалось с её губ. — Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.
Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.
Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.
Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом — малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, — теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104