Я подумал, сколько же гордых красавиц Тарии этой ночью со слезами на глазах будут прислуживать господам-дикарям и как много диких, одетых в кожу девушек фургонов, таких, как Херена, обнаружат себя этой ночью в шелках и ошейниках рабынь, надежно хранимых прочными стенами Тарии.
По одному задернутые паланкины тарианских красавиц опускались на траву, и раб-слуга клал перед каждым шелковую подстилку, чтобы девушка из паланкина, выходя на вольный воздух, не запачкала сандалии или туфли.
Девушки кочевников, глядя на это, просто покатывались со смеху. Скрытые вуалями, закутанные в многослойные уборы из роскошных шелков, тарианки стали одна за другой покидать свои укрытия, робко подходя к столбам.
Судьи со списками в руках сновали между кочевниками и тарианцами.
Насколько я знал, не любая девушка, так же как не любой воин, могла участвовать в играх Войны Любви. Годились только самые прекрасные, и только самые прекрасные могли быть выиграны.
Девушка сама могла предложить себя как приз, как это сделала Африз, что вовсе не гарантировало, что она будет выбрана, потому что критерий внешности в данном случае соблюдался очень строго.
Я услышал, как судья выкликнул:
— Первый столб — Африз из Тарии!
— Ха! — вскричал Камчак, шлепнув меня по спине, чем едва не вышиб из седла.
Я не был удивлен. Тарианская богачка, без сомнения, прекрасна, если уж ей предложена честь стоять у первого столба. Это могло означать только одно: Африз — самая красивая девушка Тарии и, без сомнения, самая красивая из всех девушек в играх этого года.
В бело-желтых шелках по ткани, расстилаемой перед ней по траве, Африз медленно пошла вперед, ведомая судьей к первому из столбов со стороны народов фургонов. Девушка народов фургонов с другой стороны становилась у столба напротив Тарии. В этом случае тарианская девушка могла видеть город и воинов, а девушки кочевников — ещё и своих воинов. Я был проинформирован Камчаком о том, что это заодно отделяет девушек от собственного народа. Таким образом, для того чтобы вмешаться, тарианцам придется пересечь расстояние между столбами, и то же самое придется сделать представителям народа фургонов, за чем, безусловно, будут внимательно следить судьи. Они теперь выкликали имена, и девушки по очереди выходили вперед.
Я увидел, как Херена становится у третьего столба, хотя, насколько я мог заметить, она была не менее прекрасна, чем две кассарские девушки, вызванные перед ней.
Камчак объяснил мне, что у неё между двумя верхними резцами есть маленький промежуток, и это уже дефект.
— Это действительно важно — сказал я.
Я с удовлетворением отметил, что она разозлилась тому, что её выбрали только на третий столб.
— Я, Херена из первого фургона тачаков, лучше этих двух кассарских самок каийлы, — вдруг расплакалась она. Но судья находился уже далеко от неё. Выбор девушек Тарии определялся судьями города или членами касты врачей, а кочевниц отбирали хозяева публичных рабских фургонов, разъезжающих по всей планете, от города к городу, предоставляя воинам и рабовладельцам всегда готовый рынок живого товара. Фургоны рабов обыкновенно торговали и пагой Камчак и я заходили в последнюю ночь в один из таких притонов, в обилии съехавшихся на праздник, где мне пришлось раскошеливаться на целые четыре медные монеты за каждую бутыль паги. Мне удалось вывести Камчака из фургона до того, как он стал приставать к скованной маленькой девке из Порт-Кара, привлекшей его внимание. Я смотрел на ряды столбов. Девушки из народов фургонов гордо стояли у них, уверенные, что их герои, кто бы они ни были, одержат победу и вернут их своему народу. Девушки Тарии также стояли около столбов, но с деланным безразличием.
Впрочем, я предположил, что, несмотря на кажущуюся невозмутимость, сердца большинства тарианских девушек бешено колотились. Это был для них весьма необычный день.
Я смотрел на девушек, закрывшихся вуалями, прекрасных в своих легких шелках. Я знал, что под скрывающим их убором на многих надет постыдный тарианский камиск. Быть может, в первый раз столь ненавистное одеяние коснулось их тел, но это был необходимо — ведь если их воины проиграют состязание, им не позволят покинуть столб в платье, в котором они явились. Они не смогут уйти отсюда свободными женщинами.
Я улыбнулся про себя: неужто и у Африз, так надменно застывшей у первого столба, под золотым одеянием скрывается камиск рабыни? Нет, наверное, она слишком горда, чтобы допустить даже мысль о поражении.
Камчак тем временем, пришпорив каийлу, пробирался сквозь толпу к первому столбу.
Я последовал за ним.
Он наклонился к Африз.
— Доброе утро, маленькая Африз, — радушно поприветствовал он её.
Она даже не повернула головы.
— Ты приготовился к смерти, мерзкий слин? — спросила она.
— Нет, — ответил Камчак.
Я слышал, как она мягко рассмеялась под белой вуалью, украшенной золотом.
— Я вижу, у тебя нет больше ошейника, — констатировал Камчак.
Она подняла голову и не удосужилась ответить.
— У меня есть другой, — сказал Камчак.
Она повернулась лицом к нему, сжав кулаки. Если бы эти милейшие миндалевидные глаза были оружием, она сразила бы тачака сразу, как ударом молнии.
— Как я буду рада, — прошипела девушка, — увидеть тебя на коленях в песке, просящего Камраса прикончить тебя!
— Сегодня, маленькая Африз, — сказал Камчак, — как я и обещал тебе, ты проведешь первую ночь в мешке с навозом.
— Слин! — вскричала она и заплакала, затопав ногами. — Слин! Слин!
Камчак зашелся смехом и развернул каийлу прочь.
— Женщины у столбов?! — воскликнул главный судья.
С длинной линии от других судей прошел утвердительный крик:
— Они у столбов!
— Да будут женщины связаны! — провозгласил первый судья, стоявший на платформе у начала рядов.
Африз по просьбе младшего судьи раздраженно сняла отороченные мехом перчатки из кожи верра, украшенные золотом, и поместила их в глубокую складку платья.
— Удерживающие браслеты! — потребовал судья.
— О-о-о, поверьте, в этом нет необходимости, — заверила его Африз, — я не сойду с этого места, пока тачакский слин не будет убит.
— Помести запястья в кольца, — строго сказал судья, — или я заставлю тебя сделать это.
Девушка раздраженно сунула руки за спину в кольца, находящиеся на каждой стороне столба.
Судья ловким движением захлопнул их и двинулся к следующему столбу.
Африз осторожно подвигала руками в кольцах и попыталась вытащить их. Разумеется, сделать ей этого не удалось. Я видел, как она смутилась, поняв, что прикована, но затем, быстро справившись с волнением, стояла спокойно, глядя вокруг и как будто бы скучая. Ключ от наручников свисал с маленького крючка примерно в двух дюймах над её головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
По одному задернутые паланкины тарианских красавиц опускались на траву, и раб-слуга клал перед каждым шелковую подстилку, чтобы девушка из паланкина, выходя на вольный воздух, не запачкала сандалии или туфли.
Девушки кочевников, глядя на это, просто покатывались со смеху. Скрытые вуалями, закутанные в многослойные уборы из роскошных шелков, тарианки стали одна за другой покидать свои укрытия, робко подходя к столбам.
Судьи со списками в руках сновали между кочевниками и тарианцами.
Насколько я знал, не любая девушка, так же как не любой воин, могла участвовать в играх Войны Любви. Годились только самые прекрасные, и только самые прекрасные могли быть выиграны.
Девушка сама могла предложить себя как приз, как это сделала Африз, что вовсе не гарантировало, что она будет выбрана, потому что критерий внешности в данном случае соблюдался очень строго.
Я услышал, как судья выкликнул:
— Первый столб — Африз из Тарии!
— Ха! — вскричал Камчак, шлепнув меня по спине, чем едва не вышиб из седла.
Я не был удивлен. Тарианская богачка, без сомнения, прекрасна, если уж ей предложена честь стоять у первого столба. Это могло означать только одно: Африз — самая красивая девушка Тарии и, без сомнения, самая красивая из всех девушек в играх этого года.
В бело-желтых шелках по ткани, расстилаемой перед ней по траве, Африз медленно пошла вперед, ведомая судьей к первому из столбов со стороны народов фургонов. Девушка народов фургонов с другой стороны становилась у столба напротив Тарии. В этом случае тарианская девушка могла видеть город и воинов, а девушки кочевников — ещё и своих воинов. Я был проинформирован Камчаком о том, что это заодно отделяет девушек от собственного народа. Таким образом, для того чтобы вмешаться, тарианцам придется пересечь расстояние между столбами, и то же самое придется сделать представителям народа фургонов, за чем, безусловно, будут внимательно следить судьи. Они теперь выкликали имена, и девушки по очереди выходили вперед.
Я увидел, как Херена становится у третьего столба, хотя, насколько я мог заметить, она была не менее прекрасна, чем две кассарские девушки, вызванные перед ней.
Камчак объяснил мне, что у неё между двумя верхними резцами есть маленький промежуток, и это уже дефект.
— Это действительно важно — сказал я.
Я с удовлетворением отметил, что она разозлилась тому, что её выбрали только на третий столб.
— Я, Херена из первого фургона тачаков, лучше этих двух кассарских самок каийлы, — вдруг расплакалась она. Но судья находился уже далеко от неё. Выбор девушек Тарии определялся судьями города или членами касты врачей, а кочевниц отбирали хозяева публичных рабских фургонов, разъезжающих по всей планете, от города к городу, предоставляя воинам и рабовладельцам всегда готовый рынок живого товара. Фургоны рабов обыкновенно торговали и пагой Камчак и я заходили в последнюю ночь в один из таких притонов, в обилии съехавшихся на праздник, где мне пришлось раскошеливаться на целые четыре медные монеты за каждую бутыль паги. Мне удалось вывести Камчака из фургона до того, как он стал приставать к скованной маленькой девке из Порт-Кара, привлекшей его внимание. Я смотрел на ряды столбов. Девушки из народов фургонов гордо стояли у них, уверенные, что их герои, кто бы они ни были, одержат победу и вернут их своему народу. Девушки Тарии также стояли около столбов, но с деланным безразличием.
Впрочем, я предположил, что, несмотря на кажущуюся невозмутимость, сердца большинства тарианских девушек бешено колотились. Это был для них весьма необычный день.
Я смотрел на девушек, закрывшихся вуалями, прекрасных в своих легких шелках. Я знал, что под скрывающим их убором на многих надет постыдный тарианский камиск. Быть может, в первый раз столь ненавистное одеяние коснулось их тел, но это был необходимо — ведь если их воины проиграют состязание, им не позволят покинуть столб в платье, в котором они явились. Они не смогут уйти отсюда свободными женщинами.
Я улыбнулся про себя: неужто и у Африз, так надменно застывшей у первого столба, под золотым одеянием скрывается камиск рабыни? Нет, наверное, она слишком горда, чтобы допустить даже мысль о поражении.
Камчак тем временем, пришпорив каийлу, пробирался сквозь толпу к первому столбу.
Я последовал за ним.
Он наклонился к Африз.
— Доброе утро, маленькая Африз, — радушно поприветствовал он её.
Она даже не повернула головы.
— Ты приготовился к смерти, мерзкий слин? — спросила она.
— Нет, — ответил Камчак.
Я слышал, как она мягко рассмеялась под белой вуалью, украшенной золотом.
— Я вижу, у тебя нет больше ошейника, — констатировал Камчак.
Она подняла голову и не удосужилась ответить.
— У меня есть другой, — сказал Камчак.
Она повернулась лицом к нему, сжав кулаки. Если бы эти милейшие миндалевидные глаза были оружием, она сразила бы тачака сразу, как ударом молнии.
— Как я буду рада, — прошипела девушка, — увидеть тебя на коленях в песке, просящего Камраса прикончить тебя!
— Сегодня, маленькая Африз, — сказал Камчак, — как я и обещал тебе, ты проведешь первую ночь в мешке с навозом.
— Слин! — вскричала она и заплакала, затопав ногами. — Слин! Слин!
Камчак зашелся смехом и развернул каийлу прочь.
— Женщины у столбов?! — воскликнул главный судья.
С длинной линии от других судей прошел утвердительный крик:
— Они у столбов!
— Да будут женщины связаны! — провозгласил первый судья, стоявший на платформе у начала рядов.
Африз по просьбе младшего судьи раздраженно сняла отороченные мехом перчатки из кожи верра, украшенные золотом, и поместила их в глубокую складку платья.
— Удерживающие браслеты! — потребовал судья.
— О-о-о, поверьте, в этом нет необходимости, — заверила его Африз, — я не сойду с этого места, пока тачакский слин не будет убит.
— Помести запястья в кольца, — строго сказал судья, — или я заставлю тебя сделать это.
Девушка раздраженно сунула руки за спину в кольца, находящиеся на каждой стороне столба.
Судья ловким движением захлопнул их и двинулся к следующему столбу.
Африз осторожно подвигала руками в кольцах и попыталась вытащить их. Разумеется, сделать ей этого не удалось. Я видел, как она смутилась, поняв, что прикована, но затем, быстро справившись с волнением, стояла спокойно, глядя вокруг и как будто бы скучая. Ключ от наручников свисал с маленького крючка примерно в двух дюймах над её головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104