— Твое имя Африз, — сказал он, давая ей имя.
— Мое имя Африз, — сказала она, принимая это имя.
— Подчиняйся, — приказал Камчак.
Дрожащая Африз опустила голову и протянула сведенные вместе руки. Камчак быстро и плотно связал их.
— Я буду привязана к седлу? — робко спросила она.
— Нет, — ответил Камчак, — спешки нет.
— Я не понимаю, — сказала девушка.
А Камчак уже накинул ей петлю на шею и привязал свободный конец к луке седла.
— Ты побежишь рядышком, — проинформировал он её.
Она недоверчиво посмотрела на него.
Элизабет была не связана и уже встала рядом с каийлой. Камчака, держась за правое стремя. Затем Камчак со своими двумя женщинами и я оставили Равнину Тысячи Столбов и направились к воинам тачаков.
Позади были ещё слышны звуки схваток и крики людей.
Двумя часами позже мы достигли лагеря тачаков и медленно поехали между фургонов, котлов, играющих детей; рабыни бежали рядом с нами. Свободные женщины, отрываясь от тарелок и котлов, скептическим взором смотрели на новую тарианскую женщину, привезенную в лагерь.
— Она была у первого столба, — похвастался Камчак хихикающим девушкам, обступившим его.
— А у какого были вы? — Он внезапно поднял каийлу на дыбы в их сторону, и они рассыпались, визжа и смеясь, как стая птиц, и так же, как стая птиц, снова сошлись вместе.
Камчак широко улыбнулся.
— Первый столб! — крикнул он встречному воину, тыкая пальцем в уставшую, тяжело дышащую Африз. Воин одобрительно прищелкнул языком. — Правда! — взревел Камчак, хлопая ладонью по седлу.
Конечно, некоторые сомнения в том, что измотанная девка, привязанная к каийле Камчака, могла получить первый столб, возникнуть могли. Она спотыкалась и хватала воздух ртом, её тело блестело от пота, а ноги были черны от травы и грязи, волосы были спутаны, ступни кровоточили, а бедра и икры были оцарапаны до красных искорок крови там, где соприкоснулись с колючками. Когда Камчак добрался до своего фургона, бедная девушка обессиленно упала на траву, дрожа от усталости после бега. Я предположил, что Африз прежде вряд ли приходилось делать что-нибудь тяжелее, чем входить или выходить из ароматизированного бассейна. Элизабет Кардуэл, с другой стороны, и я был рад это видеть, пробежала хорошо и теперь дышала не слишком глубоко, почти не выказывая усталости. Безусловно, за время своего пребывания среди кочевников она привыкла к таким упражнениям. Я начинал восхищаться ею. Жизнь на открытом воздухе и физический труд, по-видимому, сделали для неё доброе дело. Она была полна сил и здоровья.
Не многие девушки из офисов Нью-Йорка смогли бы пробежать у седла тачакского воина.
Камчак соскочил с каийлы.
— Добро пожаловать, — радушно вскричал он, поднимая Африз с земли. — Девка, есть работа!
Ременная петля все ещё была на её шее, а запястья — связаны. Глаза девушки уже почти ничего не выражали.
— Нужно вычистить босков, — приказал ей хозяин, — отполировать их рога и копыта, нужно задать им корм и собрать навоз, фургон нужно подмести и смазать колеса, ещё нужно принести воды из родника в четырех пасангах отсюда и приготовить мясо на ужин. Быстро! Быстро! Ленивая девчонка!
Затем он запрокинул голову и рассмеялся на тачакский лад, шлепая ладонями по бедрам.
Элизабет помогла снять петлю с шеи девушки и развязала ей запястья.
— Пойдем! — сказала она мягко. — Я покажу тебе.
Африз встала, её покачивало, она все ещё не верила происходящему. Она посмотрела на Элизабет, казалось увидев её в первый раз.
— Твой акцент, — медленно сказала Африз. — Ты не из наших краев.
— Ты видишь, что она носит шкуру ларла и что у неё нет ошейника, у неё нет кольца в носу и клейма, — сказал Камчак и добавил: — А у тебя будут.
Африз, задрожав, упала снова на колени.
— Отчего, ты думаешь, маленькая Африз, — спросил Камчак, — варварка, будучи рабыней, не одета в кейджер? Почему у неё нет кольца, клейма и ошейника?
— Почему? — испуганно спросила Африз.
— Потому что она по положению в фургоне выше, чем ты.
Я раньше удивлялся, почему Камчак не обошелся с Элизабет Кардуэл, как обходились с другими рабынями тачаков.
— Поэтому, — сказал Камчак, — среди прочих твоих обязанностей, моя дорогая, будет обязанность выполнять для этой варварки то, что выполняет рабыня-служанка.
Это обожгло Африз из Тарии, как огонь, — она внезапно выпрямилась и вскрикнула:
— Не я, не Африз из Тарии.
— Ты, — сказал Камчак.
— Служить рабыней варварке?
— Да, — сказал Камчак.
— Никогда! — вскричала девушка.
— Да! — зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: — Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!
Девушка крепко сжала кулаки.
— Я позабочусь, — добавил Камчак, — чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям — он был удовлетворен.
— Пожалуйста, — сказала Элизабет новой рабыне, — пойдем.
Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.
— Если она не будет хорошо работать, — весело сказал Камчак, — побей её.
Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.
— Ты поймешь, моя маленькая Африз, — сказал он, — кто здесь господин.
— Разве тачак слишком беден, — покорно спросила Африз, — чтобы одеть ничтожную рабыню?
— В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.
Она молча развернулась и последовала за Элизабет.
После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.
Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви — эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону — это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.
— Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, — отметил Камчак.
Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев. «Она привыкнет к укусам бича и стали, эта девка», — бормотал Камчак между глотками паги. Я считал, что это не слишком приятная новость, но в то же время предполагал, что среди тачаков найдется хотя бы ещё один человек, который согласится с Камчаком, — юноша Гарольд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104