Наконец тачак отделился от остальных трех воинов и на дюжину ярдов подвел свою каийлу ко мне.
— Ты чужой здесь, — сказал он, останавливаясь.
— Я пришел к народу фургонов с миром, — ответил я.
— На твоем щите нет герба или ещё какого-нибудь опознавательного знака, — заметил он. — Ты отверженный.
Я не ответил. Я с полным правом мог бы носить на своем щите герб города Ко-Ро-Ба, украшенный изображением Башен Утренней Зари, но не делал этого. Некогда, много лет тому назад, Ар и Ко-Ро-Ба объединенными усилиями прекратили опустошительные набеги собравшихся в единый союз народов фургонов, и воспоминания об этом поражении, сохранившиеся в многочисленных народных песнях и сказаниях, могли бы вызвать у гордых, честолюбивых кочевников совершенно не нужную мне реакцию.
Я, повторяю, вовсе не хотел входить в их мир как враг.
— Откуда ты? — потребовал тачак.
Этот вопрос я как воин Ко-Ро-Ба не мог оставить без ответа.
— Я из Ко-Ро-Ба, — признался я. — Ты, конечно, слышал об этом городе?
Лицо тачака напряглось, однако уже через минуту он заставил себя усмехнуться.
— Да, мне приходилось о нем слышать, — согласился он.
Я промолчал.
Он обернулся к своим сотоварищам.
— Это коробанец! — сообщил он.
Всадники беспокойно тронули поводья своих каийл, нетерпеливо перебиравших лапами, и обменялись возбужденными, малопонятными для меня репликами.
— В свое время мы заставили вас отступить, — напомнил я.
— Какое у тебя дело к народам фургонов? — поинтересовался тачак.
Я помедлил с ответом. Что я мог ему сказать? В данной ситуации мне оставалось только тянуть время и отделываться неопределенными ответами.
— Ты же видишь, у меня нет герба ни на щите, ни на тунике. — Словно говоря о само собой разумеющихся вещах, пожал я плечами.
Я стремился убедить его поверить тому, что я действительно разбойник, беглый, человек, объявленный вне закона.
Тачак откинул голову назад и расхохотался.
— Коробанец! И он убежал к народам фургонов! — От смеха слезы выступили у него из глаз. — Ну ты и глупец! — хохотал он не в силах остановиться.
— Давай сразимся, — предложил я.
Смех тачака мгновенно прекратился, уступив место гневу. Всадник резко натянул поводья, заставив свою каийлу привстать на задних лапах и сердито зарычать, поднимая вверх хищную морду.
— Я с удовольствием это сделаю, коробанский слин! — процедил он сквозь зубы. — Моли Царствующих Жрецов, чтобы копье упало в мою сторону!
Его слова показались мне странными, но я не подал виду, что не понял их значения.
Он развернул каийлу, пришпорил её, и животное в один-два прыжка внесло его в самую середину сгрудившихся воинов.
После этого ко мне направился кассар.
— Коробанец, — поинтересовался он, — разве ты не боишься наших копий?
— Боюсь, — признался я.
— Но что-то страха в тебе не видно, — заметил он.
Я пожал плечами.
— И несмотря на это, ты говоришь, что боишься, — задумчиво произнес он.
В его голосе чувствовалось смешанное с любопытством удивление.
Я отвернулся.
— Это говорит мне о твоей храбрости, — продолжал всадник.
Мы окинули друг друга оценивающими взглядами.
— Хоть ты и из этих, из горожан, — произнес он, вкладывая в свои слова всевозможное презрение, — из запертых в каменных стенах паразитов, ты не кажешься мне похожим на них слабаком, и я молю судьбу, чтобы копье упало в мою сторону.
С этими словами он направил каийлу к своим товарищам.
Они снова вполголоса посовещались, и через минуту ко мне подъехал воин из племени катайев — сильный, гордый человек, в глазах которого я прочел, что он никогда ещё не был выбит из седла в поединке и не поворачивался к неприятелю спиной.
Рука его сжимала желтый лук, но стрела ещё не была наложена на тугую тетиву.
— Где твои люди? — обратился он ко мне.
— Я пришел один, — ответил я.
Он привстал в стременах, подозрительно сощурив глаза.
— А зачем ты пришел сюда? Шпионить? — спросил он.
— Я не шпион, — ответил я.
— Тебя наняли тариане, — полуутвердительно заметил он.
— Нет, — покачал я головой.
— Ты чужеземец, — продолжал он.
— Я пришел с миром, — возразил я.
— А тебе известно, что народы фургонов убивают чужеземцев?
— Да, я слышал об этом.
— И это действительно так, — подытожил он и развернул свою каийлу к ожидающим его всадникам.
Последним ко мне подъехал воин из племени паравачей — с откинутым за плечи капюшоном, подбитым густым белым мехом, и бусами из драгоценных камней.
Приблизившись, он указал на свое сверкающее ожерелье.
— Красивое, правда? — поинтересовался он.
— Да, — согласился я.
— И стоит немало, — заверил он. — За него можно купить десять босков, или двадцать телег, наполненных расшитой золотом одеждой, или целую сотню рабынь из Тарии.
Я отвернулся.
— Разве ты не желаешь заполучить эти бесценные камни? — поинтересовался он.
— Нет, — ответил я с полным безразличием.
Лицо его исказилось от ярости.
— Но ты можешь его заполучить, — пообещал он.
— И что я должен сделать? — спросил я.
— Убить меня! — рассмеялся он.
Я пристально посмотрел ему в глаза.
— Эти камни, вероятнее всего, недорогие, — заметил я. — Какой-нибудь отполированный янтарь или обломки перламутровых раковин, а то и вовсе покрашенные стекляшки, подброшенные торговцами Ара несведущим в этих вещах кочевникам.
Воин-паравачи с трудом сдержал переполняющее его бешенство. Он сорвал с себя ожерелье и швырнул его к моим ногам.
— Ну, так проверь ценность этих камней сам! — прорычал он.
Я подцепил упавшее ожерелье наконечником своего копья и, подняв с земли, осмотрел сверкающие на солнце камни. Они переливались всеми цветами радуги — богатство, составившее бы целое состояние для целой сотни торговцев.
— Неплохие камни, — признался я, протягивая ему нитку бус на наконечнике своего копья.
Он сердито сорвал ожерелье с моего копья и набросил его на луку своего седла.
— Однако я из благородной касты воинов одного из благороднейших городов, — продолжал я. — А мы никогда не скрещиваем копья ради драгоценных побрякушек, даже имеющих такую стоимость, как эти.
Паравачи онемел от удивления.
— Но ты осмелился сделать попытку купить меня, словно я принадлежу к касте убийц или как будто я какой-нибудь вор, по ночам зарабатывающий себе на жизнь ударом кинжала исподтишка, — продолжал я, демонстрируя растущее во мне негодование. — Берегись, иначе я могу расценить твои слова как оскорбление!
Паравачи в своем подбитом белыми шкурами капюшоне, с ниткой дорогих бус, наброшенной на луку седла каийлы, замер как изваяние, не в силах пошевелиться от клокочущей в нем ярости. Наконец с налившимся кровью лицом он привстал в стременах и воздел руки к небу.
— О ты, Дух Небес! — воскликнул он сдавленным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104