— приветствовал нас часовой.
Когда мы вошли, я, естественно, обратился к Гарольду с вопросом о том, что означает это отданное охранниками приветствие.
— Это означает, — важно ответил он, — что ты обладаешь рангом командира тачакской тысячи.
— С каких это пор?
— Это распоряжение Камчака, — пояснил Гарольд. — Я предложил пожаловать тебе его ввиду твоих мужественных, хотя и несколько неуклюжих, действий там, у ворот.
— Спасибо.
— Я, конечно, рекомендовал ему предоставить такой же ранг и мне тоже, — добавил он, — поскольку я тоже некоторым образом причастен к этому делу.
— Естественно, — согласился я.
— Впрочем, я не вижу у тебя под рукой тысячи, чтобы командовать…
— Тем не менее сам по себе ранг тысячного означает очень высокую власть?
— Это верно.
Ранг тысячного в тачакской армии действительно очень высок и в иерархии тачаков уступает только убару.
— Почему же ты мне об этом сразу не сказал? — спросил я.
— Это не показалось мне важным, — заметил молодой тачак.
Я сжал кулаки, прикидывая, с какой стороны лучше заехать этому самодовольному нахалу по носу.
— Хотя коробанцы, вероятно, придают большее значение подобным мелочам, чем тачаки, — заметил Гарольд.
Нет, разбитым носом этого не переделаешь. Нечего и пытаться, решил я.
Мы подошли к образованному двумя наружными стенами углу, который был завален кубками и шкатулками с драгоценными камнями и всевозможными украшениями. На огромных серебряных и золотых блюдах валялись бусы, серьги, браслеты и колье.
Здесь же в несколько рядов стояли громадные сундуки, доверху набитые серебряными монетами; денег, кстати сказать, оказалось особенно много, поскольку дворец. убара являлся одновременно и монетным двором Тарии. Чуть дальше находились горы свернутых рулонами тканей, в основном тончайшего шелка и искусно выделанных шкур, ковры и гобелены, за которыми следовал целый склад сложенного у стены оружия.
— Ты как командир тоже можешь выбрать себе, что захочешь, — предложил Гарольд.
Я молча кивнул и отказался.
Мы вошли в следующий двор, отделенный от дворца невысокой внутренней стеной.
Здесь длинной чередой стояли тарианские женщины, обнаженные, коленопреклоненные, соединенные одна с другой либо короткими цепями, либо кожаными ремнями. Руки каждой из них были связаны по-разному: у некоторых впереди, у других за спиной. Это их крики я слышал по другую сторону стены. Многие из них и сейчас ещё рыдали или испускали истеричные вопли, но большинство женщин словно оцепенели от потрясения и неподвижно стояли, устремив невидящий взгляд в землю. Между ними прохаживались два тачакских воина с плетьми в руках. Когда кто-то из женщин начинал стенать особенно громко и заражать истерикой остальных, они со свистом рассекали бичами воздух, звонко протягивая удар по земле, но в иных случаях могли пройтись ими и по спинам непокорных.
— Ты — командир тачакской тысячи, — сказал Гарольд. — Если какая-нибудь из девушек тебе нравится, сообщи об этом охраннику и пусть он пометит её для тебя.
— Нет, — покачал я головой. — Пойдем скорее к Камчаку.
Тут наше внимание привлек какой-то шум у ворот, и два тачака — один из них смеялся, зажимая ладонью окровавленное плечо, — втолкнули во внутренний двор яростно сопротивляющуюся, одетую, как свободная, но без вуали, девушку.
Это оказалась Дина.
Тачак с пострадавшим плечом со смехом поставил её перед нами на колени.
— Посмотри, какая красавица, командир! — воскликнул он. — А дерется как! Настоящий боец!
Дина, подняв голову, с трудом переводя дыхание, удивленно посмотрела на меня.
— Не присоединяйте её к остальным, — приказал я. — Оставьте на ней одежду и развяжите руки. Позвольте ей закрыть лицо вуалью, если она того пожелает. С ней следует обращаться со всем уважением, как со свободной женщиной. А сейчас отведите её домой и, пока мы остаемся в городе, охраняйте её. Вы отвечаете за неё головой!
Оба воина выглядели крайне удивленными, но тачакская дисциплина была строгой.
— Да, командир! — в один голос воскликнули воины, отпуская девушку. — Мы отвечаем головой за её безопасность!
— С тобой все будет в порядке, — пообещал я Дине.
— А мой город? — спросила девушка. — Он весь горит!
— Мне очень жаль, — прервал я бесполезный разговор и, круто развернувшись, вошел в здание дворца Фаниуса Турмуса.
Я был уверен, что на время пребывания тачаков в городе ни одна женщина не будет в большей безопасности, чем Дина.
Перепрыгивая сразу через две ступеньки, мы с Гарольдом быстро миновали мраморную лестницу и оказались перед входом во внутренние залы дворца.
Здесь же у двери стояла привязанная каийла. В сопровождении двух тачаков мы быстро отыскали тронный зал Фаниуса Турмуса, где, к моему удивлению, уже вовсю кипел пир. Во главе столов на троне убара в малиновой мантии, накинутой поверх кожаного тачакского одеяния, восседал Камчак; оружие его — щит и копье — стояли тут же, справа, прислоненные к трону. Рядом за составленными столами, принесенными сюда из многочисленных комнат дворца, расположились тачакские офицеры, среди которых я заметил и нескольких воинов, не имеющих офицерского чина. Между ними были освобожденные от рабских ошейников тачакские женщины, красующиеся в одеяниях свободных. Все смеялись и радовались победе, подливая друг другу вина. Один Камчак сидел в мрачной сосредоточенности. По левую руку от него на почетных местах за длинным, низким столом, уставленным яствами и напитками, расположились несколько высокопоставленных граждан Тарии, явившихся на банкет в своих лучших одеждах, с волосами, пропитанными ароматическими маслами. Я заметил здесь и Камраса, чемпиона Тарии, и грузного человека с тяжелым взглядом, который мог быть только самим Фаниусом Турмусом. За спиной у каждого из них стоял тачакский страж с кайвой в руке. По знаку Камчака в случае каких-либо, даже случайных, оскорблений со стороны тариан горло им будет немедленно перерезано.
Камчак повернулся к гостям.
— Ешьте, — миролюбиво предложил он.
За столами прислуживали обнаженные тарианские девушки из знатнейших семей города.
Тарианские музыканты, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, изо всех сил старались угодить новым хозяевам.
— Ешьте! — распорядился Камчак.
Пленные тариане, повинуясь, послушно набивали себе рты всем, что находилось под рукой.
— Добро пожаловать, командиры, — заметив наше появление, широким жестом предложил присоединиться к пиршеству Камчак.
— Не ожидал увидеть тебя в Тарии, — признался я ему.
— Они тоже, — усмехнулся Гарольд, кивнув на членов Верховного Совета Тарии.
Но сумрачный взгляд Камчака не становился веселее. Он как будто не замечал происходящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Когда мы вошли, я, естественно, обратился к Гарольду с вопросом о том, что означает это отданное охранниками приветствие.
— Это означает, — важно ответил он, — что ты обладаешь рангом командира тачакской тысячи.
— С каких это пор?
— Это распоряжение Камчака, — пояснил Гарольд. — Я предложил пожаловать тебе его ввиду твоих мужественных, хотя и несколько неуклюжих, действий там, у ворот.
— Спасибо.
— Я, конечно, рекомендовал ему предоставить такой же ранг и мне тоже, — добавил он, — поскольку я тоже некоторым образом причастен к этому делу.
— Естественно, — согласился я.
— Впрочем, я не вижу у тебя под рукой тысячи, чтобы командовать…
— Тем не менее сам по себе ранг тысячного означает очень высокую власть?
— Это верно.
Ранг тысячного в тачакской армии действительно очень высок и в иерархии тачаков уступает только убару.
— Почему же ты мне об этом сразу не сказал? — спросил я.
— Это не показалось мне важным, — заметил молодой тачак.
Я сжал кулаки, прикидывая, с какой стороны лучше заехать этому самодовольному нахалу по носу.
— Хотя коробанцы, вероятно, придают большее значение подобным мелочам, чем тачаки, — заметил Гарольд.
Нет, разбитым носом этого не переделаешь. Нечего и пытаться, решил я.
Мы подошли к образованному двумя наружными стенами углу, который был завален кубками и шкатулками с драгоценными камнями и всевозможными украшениями. На огромных серебряных и золотых блюдах валялись бусы, серьги, браслеты и колье.
Здесь же в несколько рядов стояли громадные сундуки, доверху набитые серебряными монетами; денег, кстати сказать, оказалось особенно много, поскольку дворец. убара являлся одновременно и монетным двором Тарии. Чуть дальше находились горы свернутых рулонами тканей, в основном тончайшего шелка и искусно выделанных шкур, ковры и гобелены, за которыми следовал целый склад сложенного у стены оружия.
— Ты как командир тоже можешь выбрать себе, что захочешь, — предложил Гарольд.
Я молча кивнул и отказался.
Мы вошли в следующий двор, отделенный от дворца невысокой внутренней стеной.
Здесь длинной чередой стояли тарианские женщины, обнаженные, коленопреклоненные, соединенные одна с другой либо короткими цепями, либо кожаными ремнями. Руки каждой из них были связаны по-разному: у некоторых впереди, у других за спиной. Это их крики я слышал по другую сторону стены. Многие из них и сейчас ещё рыдали или испускали истеричные вопли, но большинство женщин словно оцепенели от потрясения и неподвижно стояли, устремив невидящий взгляд в землю. Между ними прохаживались два тачакских воина с плетьми в руках. Когда кто-то из женщин начинал стенать особенно громко и заражать истерикой остальных, они со свистом рассекали бичами воздух, звонко протягивая удар по земле, но в иных случаях могли пройтись ими и по спинам непокорных.
— Ты — командир тачакской тысячи, — сказал Гарольд. — Если какая-нибудь из девушек тебе нравится, сообщи об этом охраннику и пусть он пометит её для тебя.
— Нет, — покачал я головой. — Пойдем скорее к Камчаку.
Тут наше внимание привлек какой-то шум у ворот, и два тачака — один из них смеялся, зажимая ладонью окровавленное плечо, — втолкнули во внутренний двор яростно сопротивляющуюся, одетую, как свободная, но без вуали, девушку.
Это оказалась Дина.
Тачак с пострадавшим плечом со смехом поставил её перед нами на колени.
— Посмотри, какая красавица, командир! — воскликнул он. — А дерется как! Настоящий боец!
Дина, подняв голову, с трудом переводя дыхание, удивленно посмотрела на меня.
— Не присоединяйте её к остальным, — приказал я. — Оставьте на ней одежду и развяжите руки. Позвольте ей закрыть лицо вуалью, если она того пожелает. С ней следует обращаться со всем уважением, как со свободной женщиной. А сейчас отведите её домой и, пока мы остаемся в городе, охраняйте её. Вы отвечаете за неё головой!
Оба воина выглядели крайне удивленными, но тачакская дисциплина была строгой.
— Да, командир! — в один голос воскликнули воины, отпуская девушку. — Мы отвечаем головой за её безопасность!
— С тобой все будет в порядке, — пообещал я Дине.
— А мой город? — спросила девушка. — Он весь горит!
— Мне очень жаль, — прервал я бесполезный разговор и, круто развернувшись, вошел в здание дворца Фаниуса Турмуса.
Я был уверен, что на время пребывания тачаков в городе ни одна женщина не будет в большей безопасности, чем Дина.
Перепрыгивая сразу через две ступеньки, мы с Гарольдом быстро миновали мраморную лестницу и оказались перед входом во внутренние залы дворца.
Здесь же у двери стояла привязанная каийла. В сопровождении двух тачаков мы быстро отыскали тронный зал Фаниуса Турмуса, где, к моему удивлению, уже вовсю кипел пир. Во главе столов на троне убара в малиновой мантии, накинутой поверх кожаного тачакского одеяния, восседал Камчак; оружие его — щит и копье — стояли тут же, справа, прислоненные к трону. Рядом за составленными столами, принесенными сюда из многочисленных комнат дворца, расположились тачакские офицеры, среди которых я заметил и нескольких воинов, не имеющих офицерского чина. Между ними были освобожденные от рабских ошейников тачакские женщины, красующиеся в одеяниях свободных. Все смеялись и радовались победе, подливая друг другу вина. Один Камчак сидел в мрачной сосредоточенности. По левую руку от него на почетных местах за длинным, низким столом, уставленным яствами и напитками, расположились несколько высокопоставленных граждан Тарии, явившихся на банкет в своих лучших одеждах, с волосами, пропитанными ароматическими маслами. Я заметил здесь и Камраса, чемпиона Тарии, и грузного человека с тяжелым взглядом, который мог быть только самим Фаниусом Турмусом. За спиной у каждого из них стоял тачакский страж с кайвой в руке. По знаку Камчака в случае каких-либо, даже случайных, оскорблений со стороны тариан горло им будет немедленно перерезано.
Камчак повернулся к гостям.
— Ешьте, — миролюбиво предложил он.
За столами прислуживали обнаженные тарианские девушки из знатнейших семей города.
Тарианские музыканты, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, изо всех сил старались угодить новым хозяевам.
— Ешьте! — распорядился Камчак.
Пленные тариане, повинуясь, послушно набивали себе рты всем, что находилось под рукой.
— Добро пожаловать, командиры, — заметив наше появление, широким жестом предложил присоединиться к пиршеству Камчак.
— Не ожидал увидеть тебя в Тарии, — признался я ему.
— Они тоже, — усмехнулся Гарольд, кивнув на членов Верховного Совета Тарии.
Но сумрачный взгляд Камчака не становился веселее. Он как будто не замечал происходящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104