Но на восходе и на закате на него можно смотреть, хоть и не
подолгу. По-моему, оно имеет форму диска. Но это не просто диск, и я не
нахожу слов, чтобы описать его. Понимаешь, из центра диска кверху и книзу
торчит какое-то острие.
- И острие тоже часть солнца?
- В том-то и штука. Что-то вроде волчка. Только его трудно разглядеть
толком - солнце такое яркое даже в эти минуты. В прошлую ночь я вышел на
улицу, небо было ясное, светила луна. И представь, луна имеет такую же
форму. Но до конца ее было тоже не разглядеть - луна была неполная.
- Ты не шутишь?
- Я видел это своими глазами.
- Ведь нас учат совсем по-другому.
- Знаю, что по-другому, - ответил я. - Но что я видел, то видел.
Больше я ничего не сказал. Виктория так и сыпала вопросами, но я ушел
от них, утверждая, что не знаю ответов. Тогда она предприняла еще одну
попытку выяснить характер моей работы, но я, сам не знаю как, ухитрился
промолчать. Потом я, в свою очередь, стал расспрашивать о ее жизни, и
мало-помалу мы ушли от опасной для меня темы. Конечно, ушли не навсегда,
но я по крайней мере выиграл время, чтобы подумать.
Поутру Виктория приготовила завтрак, а после завтрака забрала мою
форму и унесла в стирку, оставив меня в комнате одного. Воспользовавшись
ее отсутствием, я помылся и побрился, а затем завалился на кровать и
лежал, пока она не вернулась.
Я вновь надел форму: она холодила и хрустела на сгибах, будто недавно
вовсе и не была закаменевшей вонючей тряпкой, в какую превратилась за
десять дней работы вне Города.
Мы провели вместе весь день, и Виктория вызвалась показать мне Город.
Он оказался обширнее и запутаннее, чем представлялось. В сущности, до сих
пор я видел лишь жилые и административные строения, а оказывается, было
еще и множество других помещений. Я поймал себя на мысли, что здесь не
трудно и заблудиться, однако Виктория обратила мое внимание на планы,
вывешенные в определенных местах на каждом этаже.
Было заметно, что планы не единожды переделывались, а один из них
буквально приковал меня к себе. Мы находились на каком-то из нижних
уровней - и тут возле новенького, недавно вывешенного плана уцелел старый,
прикрытый листком прозрачной пластмассы. Заинтересовало меня прежде всего
то, что надписи на плане были сделаны на нескольких языках, из которых,
помимо английского, я узнал только французский.
- А остальные что за языки? - осведомился я у Виктории.
- Вот это немецкий и итальянский. А это, - она указала на необычные
вычурные знаки, - китайский.
Я присмотрелся к плану внимательнее, сравнивая его с новым, висящим
по соседству. Некоторое сходство прослеживалось, но обращали на себя
внимание значительные изменения в планировке Города.
- Но почему так много языков?
- Мы происходим от группы людей разных национальностей. По-видимому,
английский стал в Городе общепринятым языком тысячи миль назад - и все же
так было не всегда. Моя семья, например, французского происхождения.
- Да, наверное, - отозвался я.
На том же уровне Виктория привела меня на фабрику синтеза. Именно
здесь из древесины и растительного сырья получали заменители белков и
другие органические вещества. Здесь стоял резкий, неприятный запах, и
люди, работавшие на фабрике, были в масках. Мы с Викторией быстро перешли
в следующие помещения, где велись исследования по улучшению состава
продуктов и их вкуса. Тут-то, как еще раз подчеркнула Виктория, ей и
предстояло работать.
Позже она вновь принялась жаловаться на свои разочарования, нынешние
и будущие. Но я уже был как-то подготовлен к этому и сумел ее утешить.
"Посмотри на свою маму, - говорил я, - она занята с утра до вечера, и кто
посмеет утверждать, что ее жизнь лишена смысла..." Пришлось пообещать -
под нажимом, - что я буду шире посвящать Викторию в свои дела, и еще, что,
став полноправным гильдиером, приложу все силы, чтобы сделать систему в
целом более открытой. Все это вместе взятое, видимо, успокоило Викторию, и
вечер, а затем и ночь прошли в мире и согласии.
7
Мы с Викторией решили, что поженимся при первой же возможности. Она
взялась в течение ближайшей мили выяснить, какие надо выполнить
формальности; если удастся, хотелось бы покончить с ними в дни моего
следующего отпуска или, на худой конец, еще через десять дней. Но пока мне
предстояло вернуться к своей работе у Мальчускина.
Едва я выбрался из-под городских стен, мне бросились в глаза
перемены, происшедшие в мое отсутствие. В окрестностях Города не осталось
никаких следов работы путевых бригад. Ни одной хижины-времянки, ни одного
электромобиля в пунктах перезарядки, - не иначе, все они укатили вперед за
гребень. Но самой большой новостью для меня явились пять канатов на земле
подле путей: они начинались от северной стены Города и исчезали за тем же
гребнем. Пути охранялись: вдоль них выхаживали взад и вперед несколько
стражников.
Заподозрив, что у Мальчускина сейчас дел невпроворот, я ускорил шаг.
Едва я добрался до вершины, мои подозрения подтвердились: в отдалении,
там, где рельсы обрывались, суетилось множество людей, особенно вокруг
правого внутреннего пути. Еще дальше две, если не три бригады рабочих
возились у каких-то металлических конструкций, но чем именно они заняты, с
такого расстояния не было видно. Я почти бегом устремился вниз под уклон.
Расстояние оказалось даже большим, чем я предполагал: самый длинный
из рельсовых путей протянулся теперь на полторы мили с лишним. Солнце уже
поднялось высоко, и, прежде чем разыскать Мальчускина с его бригадой, я
порядком взмок.
Сам Мальчускин почти не обратил на меня внимания, я просто скинул
форменную куртку и присоединился к остальным. Нам предстояло дотянуть
правый внутренний путь до той же отметки, что и остальные, но задача
осложнялась тем, что нам попался участок с твердой скальной подпочвой.
Правда, отпадала нужда в бетонных основаниях, но каждую шпалу приходилось
заглублять в грунт с огромным трудом.
Я взял кирку со стоящего рядом грузовичка и приступил к работе. И
вскоре запутанные проблемы, с которыми я столкнулся в Городе, отступили
куда-то далеко-далеко.
В минуты отдыха я узнал от Мальчускина, что, не считая нашего участка
пути, все практически готово к перемещению: опоры установлены, канаты
протянуты. Подведя меня к одной из опор, он показал мне стальные балки,
вкопанные глубоко в почву как якоря; к балкам крепились толстые канаты. На
трех окончательно готовых опорах канаты были уже закреплены, на четвертой
все шло к тому же, да и пятая была почти собрана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
подолгу. По-моему, оно имеет форму диска. Но это не просто диск, и я не
нахожу слов, чтобы описать его. Понимаешь, из центра диска кверху и книзу
торчит какое-то острие.
- И острие тоже часть солнца?
- В том-то и штука. Что-то вроде волчка. Только его трудно разглядеть
толком - солнце такое яркое даже в эти минуты. В прошлую ночь я вышел на
улицу, небо было ясное, светила луна. И представь, луна имеет такую же
форму. Но до конца ее было тоже не разглядеть - луна была неполная.
- Ты не шутишь?
- Я видел это своими глазами.
- Ведь нас учат совсем по-другому.
- Знаю, что по-другому, - ответил я. - Но что я видел, то видел.
Больше я ничего не сказал. Виктория так и сыпала вопросами, но я ушел
от них, утверждая, что не знаю ответов. Тогда она предприняла еще одну
попытку выяснить характер моей работы, но я, сам не знаю как, ухитрился
промолчать. Потом я, в свою очередь, стал расспрашивать о ее жизни, и
мало-помалу мы ушли от опасной для меня темы. Конечно, ушли не навсегда,
но я по крайней мере выиграл время, чтобы подумать.
Поутру Виктория приготовила завтрак, а после завтрака забрала мою
форму и унесла в стирку, оставив меня в комнате одного. Воспользовавшись
ее отсутствием, я помылся и побрился, а затем завалился на кровать и
лежал, пока она не вернулась.
Я вновь надел форму: она холодила и хрустела на сгибах, будто недавно
вовсе и не была закаменевшей вонючей тряпкой, в какую превратилась за
десять дней работы вне Города.
Мы провели вместе весь день, и Виктория вызвалась показать мне Город.
Он оказался обширнее и запутаннее, чем представлялось. В сущности, до сих
пор я видел лишь жилые и административные строения, а оказывается, было
еще и множество других помещений. Я поймал себя на мысли, что здесь не
трудно и заблудиться, однако Виктория обратила мое внимание на планы,
вывешенные в определенных местах на каждом этаже.
Было заметно, что планы не единожды переделывались, а один из них
буквально приковал меня к себе. Мы находились на каком-то из нижних
уровней - и тут возле новенького, недавно вывешенного плана уцелел старый,
прикрытый листком прозрачной пластмассы. Заинтересовало меня прежде всего
то, что надписи на плане были сделаны на нескольких языках, из которых,
помимо английского, я узнал только французский.
- А остальные что за языки? - осведомился я у Виктории.
- Вот это немецкий и итальянский. А это, - она указала на необычные
вычурные знаки, - китайский.
Я присмотрелся к плану внимательнее, сравнивая его с новым, висящим
по соседству. Некоторое сходство прослеживалось, но обращали на себя
внимание значительные изменения в планировке Города.
- Но почему так много языков?
- Мы происходим от группы людей разных национальностей. По-видимому,
английский стал в Городе общепринятым языком тысячи миль назад - и все же
так было не всегда. Моя семья, например, французского происхождения.
- Да, наверное, - отозвался я.
На том же уровне Виктория привела меня на фабрику синтеза. Именно
здесь из древесины и растительного сырья получали заменители белков и
другие органические вещества. Здесь стоял резкий, неприятный запах, и
люди, работавшие на фабрике, были в масках. Мы с Викторией быстро перешли
в следующие помещения, где велись исследования по улучшению состава
продуктов и их вкуса. Тут-то, как еще раз подчеркнула Виктория, ей и
предстояло работать.
Позже она вновь принялась жаловаться на свои разочарования, нынешние
и будущие. Но я уже был как-то подготовлен к этому и сумел ее утешить.
"Посмотри на свою маму, - говорил я, - она занята с утра до вечера, и кто
посмеет утверждать, что ее жизнь лишена смысла..." Пришлось пообещать -
под нажимом, - что я буду шире посвящать Викторию в свои дела, и еще, что,
став полноправным гильдиером, приложу все силы, чтобы сделать систему в
целом более открытой. Все это вместе взятое, видимо, успокоило Викторию, и
вечер, а затем и ночь прошли в мире и согласии.
7
Мы с Викторией решили, что поженимся при первой же возможности. Она
взялась в течение ближайшей мили выяснить, какие надо выполнить
формальности; если удастся, хотелось бы покончить с ними в дни моего
следующего отпуска или, на худой конец, еще через десять дней. Но пока мне
предстояло вернуться к своей работе у Мальчускина.
Едва я выбрался из-под городских стен, мне бросились в глаза
перемены, происшедшие в мое отсутствие. В окрестностях Города не осталось
никаких следов работы путевых бригад. Ни одной хижины-времянки, ни одного
электромобиля в пунктах перезарядки, - не иначе, все они укатили вперед за
гребень. Но самой большой новостью для меня явились пять канатов на земле
подле путей: они начинались от северной стены Города и исчезали за тем же
гребнем. Пути охранялись: вдоль них выхаживали взад и вперед несколько
стражников.
Заподозрив, что у Мальчускина сейчас дел невпроворот, я ускорил шаг.
Едва я добрался до вершины, мои подозрения подтвердились: в отдалении,
там, где рельсы обрывались, суетилось множество людей, особенно вокруг
правого внутреннего пути. Еще дальше две, если не три бригады рабочих
возились у каких-то металлических конструкций, но чем именно они заняты, с
такого расстояния не было видно. Я почти бегом устремился вниз под уклон.
Расстояние оказалось даже большим, чем я предполагал: самый длинный
из рельсовых путей протянулся теперь на полторы мили с лишним. Солнце уже
поднялось высоко, и, прежде чем разыскать Мальчускина с его бригадой, я
порядком взмок.
Сам Мальчускин почти не обратил на меня внимания, я просто скинул
форменную куртку и присоединился к остальным. Нам предстояло дотянуть
правый внутренний путь до той же отметки, что и остальные, но задача
осложнялась тем, что нам попался участок с твердой скальной подпочвой.
Правда, отпадала нужда в бетонных основаниях, но каждую шпалу приходилось
заглублять в грунт с огромным трудом.
Я взял кирку со стоящего рядом грузовичка и приступил к работе. И
вскоре запутанные проблемы, с которыми я столкнулся в Городе, отступили
куда-то далеко-далеко.
В минуты отдыха я узнал от Мальчускина, что, не считая нашего участка
пути, все практически готово к перемещению: опоры установлены, канаты
протянуты. Подведя меня к одной из опор, он показал мне стальные балки,
вкопанные глубоко в почву как якоря; к балкам крепились толстые канаты. На
трех окончательно готовых опорах канаты были уже закреплены, на четвертой
все шло к тому же, да и пятая была почти собрана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75