Встреча не состоялась. Уподобившись птице, Евгений Анатольевич Агапов без остатка отдался делу спасения своей юной жизни. Борясь с коварным нисходящим потоком, преодолевая бессознательные позывы кроиться миру в черепе. Евгений, прямо скажем, не уделил ни малейшего внимания весенним прелестям двора и уж, конечно, не заметил фигуру неудачливого хавбека на скамейке под тополями. Еще пять или шесть часов ему не будет решительно ничего известно об участи знаменитых гричиковских кудрей. Итак, явив ловкость, свойственную обыкновенно лишь хвостом снабженному домашнему животному, Штучка счастливо вонзил сначала пару нижних, a затем и одну верхнюю конечность в дворницкий монблан, после чего помимо желания завалился на бок, захрустел веточками, зашелестел листочками и, слегка лишь нарушив цельность завтра же через дверь "Узел горячей воды" должной в подвал перекочевать горы, скатился вниз живой и невредимый. В то же мгновение вскочил на ноги и опрометью кинулся к огромной (подворотней никак не назвать) арке. Признаем очевидный факт,- чутье его не подвело. paзминувшись с Евгением буквально на какое-то мгновение, в место его благополучного приземления шмякнулась, истекая остатками чая, небезызвестная читателю сумка. Добавим к этому одно,- лишь выскочив на улицу и пробежав по Николая Островского полквартала под ветвистыми карагачами бульвара, Штучка почувствовал себя вне прямой видимости и досягаемости, остановился и на выдохе произнес выстраданное убеждение: - Дура!
И с этим приговором на устах оставим его на время восстанавливать дыхание, а сами вернемся к Михаилу Грачику, переживающему медленное, но целительное превращение обиды и отчаяния в светлую мальчишескую радость.
Не вводя читателя в заблуждение, заметим,- вовсе не героический поступок Штучки снял с Михаила тяжкое родительское проклятие, нет, когда смысл стремительной мизансцены дошел до нашего героя, спустя, наверное, минуту, уже в полной тишине и неподвижности вечернего воздуха южносибирского двора, он мрачно молвил давно определенную в его представлении истину: Дурак!
Да, как видим, наши персонажи с авторитетами не считаются, кумиров творить никак не намерены и друг друга уважают не слишком. (Право, если бы не ужасная этимология, автор, пожалуй бы, сразу осмелился на оригинальную характеристику, не дураком назвал в тот грустный день Михаил смельчака, а долбнем.) Но сейчас мы сэкономим место и не станем объяснять множество причин взаимной неприязни молодых людей, положимся на будущее, доверяя старой истине: все тайное рано или поздно станет явным. А для красоты можем продекламировать с приличествующим выражением строки поэта, живописующие схождение волны и камня и, соответственно, льда и пламени, и, сим очистив душу, позабавим себя продолжением невероятной истории дома Грачиков, его упадка и разрушения.
Итак, пока желание просить прощения сменяется решимостью никогда в жизни этого не делать, пока мало-помалу удивительная метаморфоза совершается, заметим кстати, наш герой, Мишка Грачик, с сегодняшнего дня навсегда ставший Лысым, тоже собирался уходить из дома, даже предпринимал определенные шаги в этом направлении, прикидывал, прибрасывал и готовился. Но вот вам горький парадокс и урок на будущее,- педантичность и планомерность опять побивается спонтанностью и интуицией. Тут хоть долбнем зови, хоть дураком, но факт остается фактом: Штучка ушел из дома, когда захотел, с гордо поднятой головой, а нашему умнику из физматшколы, Мишке Грачику, даже и захотеть по-настоящему не дали, просто выставили из дома без испытательного срока. Как тут не загоревать и не закручиниться.
Ах, твердолобые папаша и мамаша, ну, в самом деле. не с ума ли они сошли со своими захолустными амбициями. Кабы знали, от какого действительно в высшей степени лестного и соблазнительного приглашения отказался Мишка,достал из почтового ящика синий с печатью вместо марки конверт, извлек казенную бумагу с грифом "Московский государственный университет", прочитал, ухмыльнулся и пренебрег, бросил в стол, презрел приглашение с Ленинских (бывших Воробьевых) гор. Видите ли, учился наш токарь в МГУ на заочных подготовительных курсах (платных), то ли не было в Новосибирске оных, то ли объявление на глаза не попалось, но, в общем, учился, поддерживал форму, решал контрольные, писал изложения и, надо же, проявил себя аккуратным, сообразительным, трудолюбивым и, как весьма успевающий, надежды подающий, удостоился приглашения на очную сессию, зван был месяц провести на берегах Москвы-реки. Без гарантий был зван, конечно, но и не без некоторого расположения.
Так вот не откликнулся, проигнорировал. В Новосиб тянуло, хотел в Академгородок, привык уже к своему желанию, любил его. видел (тут цитата из "Во весь голос" про "грубо и зримо"), чувствовал, осязал (не как "дорогую и золотую", но абстрактную, на картинке лишь виденную, плоти лишенную столицу), представлял наяву, мог закрыть глаза и увидеть среди сосен ряд универовских общаг, вдоль которых пока пройдешь, вот вам крест, все битловские хиты, все альбомы послушаешь до одного.
Представляете, летний вечер, идешь босой по теплому асфальту в шортах, свободный, гордый, одинокии...
Ах, если бы хотя бы на мгновение проникнуть в дом, просочиться, допустим, в замочную скважину, тихо-тихо пройти на цыпочках, медленно, не давая скрипнуть сухой направляющей, выдвинуть ящик стола, извлечь из-под бумажного спуда целлофановый пакет, где коленкорами документов в толстом кожаном бумажнике разложены честно заработанные червонцы, мог бы, клянусь честью, и Михаил гордо принять предложенные родителями суровые правила игры. Опять, опять перед нами вечная история близкого локтя, воплощенная в паре лестничных пролетов и одной двери.
И все же даже автору как-то грустно от такой вот невезухи, так безобразно нарушившей чудный график отъезда будущего Резерфорда (Ньютона, Дарвина, Спинозы, И. Грековой) в центр сибирской науки г. Новосибирск, в наших краях для пущего веселья нередко именуемый Н-ском. Ведь как все было задумано, как все было до миллиметров рассчитано, и надо же, сорвался Мишка, Мишка, где твоя улыбка и кудри черные до плеч. И билет был приобретен, представьте себе, авиационный, на 12 июня, и нарочные уже высланы, и линейные выставлены, то есть (самое главное) друг, вернейший, надежнейший друг, Саша Мельников, уже извещен, когда ставить чайник на плиту, готовить "пирамиду" и сочинять "монтаж".
Саня, Санек, Мельник, друг, пловец, футболист, бог всех точных наук и, конечно, одноклассник.
А всего (это кстати) одноклассников, своих людей, земляков, в стенах Н-ского университета у нашего героя целых четыре (еще пара на физфаке и один биолог), ну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121