Бр-р-рр. Но иначе и быть не могло, Инь обуславливает Янь, inscription Seth Imperator immortalis требует фигуру прогресса с аэропланом в руке на обратной стороне медали.
Итак, была у человека, у Игоря Вальдано, борца-вольника, была давняя (заветная) мечта "настучать в бубен" кому-нибудь из Грачиков и вот наконец исполнилась. А зародилась мечта в коротконогом, но широкоплечем Игоре Альфонсовиче еще в пору хрустальной (заимствуя эпитет) юности, когда ему, тогда тринадцатилетнему, в порыве нежности и восторга шестнадцатилетняя сестра открылась, на кого похож наш Григорий. Знаете, если были в роду благородные рыцари и прекрасные дамы, то никаким воспитанием не помочь, где-то это непременно проявится. Ну, и на кого, вы думаете, походил Григорий? На птицу, смуглый Грач, будущий алкоголик, в семнадцать лет. представьте себе, казался донне Ирине птицей, жаворонком.
- А я на кого похож? - тут же спросил уже в те годы злонамеренный Игорек.
И сестра замялась, и в глазах ее мелькнула растерянность и жалость, и скрыть это чувство стыда от настырного взгляда не удалось. - Ты Винни-Пух.
- Потому что толстый? -обнаружив мазохистские наклонности, уточнил Игорек. - Потому что добрый,- нашлась гуманная сестра. Впрочем, куда-то нас повело не туда. Стоп машина, право руля. Значит, так, хоть и собирала вчера вечером Ирина Алексеевна вещи,. хоть и обещала уйти, но идти ей, по правде говоря, было некуда. Ее семья, включая папу. маму и брата Винни-Пуха, всегда скептически относилась к Иришиному браку и в желанном утешении с неизбежным злорадством бы отказала. Да и отец убеждал: "Он тебе не пара", и мать обещала: "Пожалеешь". И тем не менее, пока братик рос, совмещая занятия культуризмом с занятием другим, не менее интересным оздоровительным измом, девочка Ирина влюбилась в мальчика с соседней дачи, имевшего глупость в детстве катать ее на раме велосипеда, а в более зрелые годы (лет в двадцать) поить "жигулевским" пивом и целовать под соснами до изнеможения, не произнося ни слова, ломая руки, запрокидывая голову, ах ты, Боже мой, со счастливыми блестящими глазами.
Итак, любовь, вива, ура, банзай, именно она, ломая строгую логику поступательного движения, еще не раз на наших глазах будет превращать скуку порядка в безумие приключения. Но в данном случае особой веселости и бесшабашности ждать не приходится. Увы, мы не в опьяняющем надеждой начале, а в суховатом от сдержанного покашливания конце. На промежуточном финише. Через несколько часов Гриша попадет в вытрезвитель, Игорек спустя какую-то неделю с персональным делом под мышкой - на заседание комитета комсомола, у его сестры Ирины случится первый в жизни нервный срыв, а отделавшийся легче всего Михаил, Мишка, Лысый на дорожку получит в ухо.
М-да, кстати, похвальная честность неудавшегося журналиста заставляет автора заметить,- добряк Вальдано "начистил" Лысому "репу", движимый не только и не столько простоватыми мотивами провинциальной вендетты. Кроме жалости к сестре, чего он особенно и не испытывал (скорее уж презрение), при случайной встрече во дворе кукольного театра с Мишкой Грачиком Игорек имел персональный повод сорвать злость не просто на отпрыске гнусного клана Монтекки, а на представителе одной столько лет старательно, но безуспешно ассимилирующейся народности, к коей Мишка Грачик и, кстати, автор имеют честь принадлежать. (Но если последний, в жилах имея три четверти древней крови, благодаря настойчивости матери и благосклонности Провидения причислен к расе коренных обитателей сей бескрайней земли, то Грачик с невинной, простительной половинкой, увы, жертва папашиных предрассудков и упрямства, имеет в главной графе анкеты краткую запись с преобладанием гласных. Да, да, о чем, к сожалению, в его доме говорить не принято, а жаль, возможно, и не казался бы родитель уж совсем безнадежным занудой и тупицей.)
Ну, ладно, а теперь, когда все мотивы ясны и побуждения понятны, осталось лишь выяснить, как два молодых человека в какой-то момент времени оказались одновременно в отдаленном от ареалов их обитания и постоянных путей перемещения, но идеально приспособленном для антиобщественных поступков темном дворе кукольного театра.
В траурный день сорокавосьмилетия декана электромеханического факультета Игорь Альфонсович получил третий неуд по историческому материализму у безжалостной старушки Фаины Ефимовны Голод. (Папа Фаины Ефимовны, кстати, назвавший свою дочь не Фаей, а Руфью, герой Перекопа Хаим Бен Гольд, покуда был способен удивляться, а способен он был до последних дней сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго, никак не мог взять в толк смысл сего абсурдного (нелепого) превращения мягкого знака в букву "о". "Послушайте, гольд - это же золото, а что такое голод? Такого слова вообще нет, если вас интересует мое мнение". Увы, его мнение никого не интересовало, семантическое тождество нарушилось, в результате чего все лингвистические сложности для потомства Хаима Гольда снялись сами собой. Половина его правнуков стала Карпухиными, а вторая Янушевскими.) Итак, лишенный одним росчерком пера радостей отъезда в спортивный лагерь на живописных берегах Томи, Игорек Вальдано решает в виде компенсации предаться буйному загулу. Наличность, необходимую для должной широты и размаха, наш уездный атлет справедливо надеялся выпросить у своей жалостливой сестры. Возможно, если бы он ограничился лишь добычей червонца, все бы обошлось для наших героев, но Игорек не мог упустить случай проявить родственную заботу и интерес, чем довел и без того совершенно потерявшую голову девочку до слез, результатом же расстройства чувств явилось неосторожное и абсолютно не предназначенное для ушей братца признание. Получив, таким образом, искомый отрицательный заряд в дополнение к уже имеющемуся, Игорек с червонцем в кармане отправился в расслабленный весенним солнышком мир разряжаться.
Презрев необычное обилие игристых вин в магазинах областного центра. Игорек со своим приятелем, тоже Игорьком, но Шубиным, самбистом, уже отчисленным из Южносибирского филиала год назад за аморальное поведение, выраженное нежеланием грех искупить венцом, грех сожительства с секретаршей деканата (впрочем, автор, борясь за справедливость, повода для осуждения в этом случае не усматривает, ибо грешил, прямо скажем, Шубин не один. а вот в жертву должен был по, возможно, просто не слишком современным представлениям загса принести себя лично), так или иначе, презрев огнетушители Абрау-Дюрсо с черными этикетками, два Игорька раздобыли пару бутылок "Кавказа" (ave, цезарь, знакомое начало), забрались в уютный темный двор театра кукол и расположились на облупленных скамейках у щербатого стола.
Когда последний сосуд емкостью (0.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Итак, была у человека, у Игоря Вальдано, борца-вольника, была давняя (заветная) мечта "настучать в бубен" кому-нибудь из Грачиков и вот наконец исполнилась. А зародилась мечта в коротконогом, но широкоплечем Игоре Альфонсовиче еще в пору хрустальной (заимствуя эпитет) юности, когда ему, тогда тринадцатилетнему, в порыве нежности и восторга шестнадцатилетняя сестра открылась, на кого похож наш Григорий. Знаете, если были в роду благородные рыцари и прекрасные дамы, то никаким воспитанием не помочь, где-то это непременно проявится. Ну, и на кого, вы думаете, походил Григорий? На птицу, смуглый Грач, будущий алкоголик, в семнадцать лет. представьте себе, казался донне Ирине птицей, жаворонком.
- А я на кого похож? - тут же спросил уже в те годы злонамеренный Игорек.
И сестра замялась, и в глазах ее мелькнула растерянность и жалость, и скрыть это чувство стыда от настырного взгляда не удалось. - Ты Винни-Пух.
- Потому что толстый? -обнаружив мазохистские наклонности, уточнил Игорек. - Потому что добрый,- нашлась гуманная сестра. Впрочем, куда-то нас повело не туда. Стоп машина, право руля. Значит, так, хоть и собирала вчера вечером Ирина Алексеевна вещи,. хоть и обещала уйти, но идти ей, по правде говоря, было некуда. Ее семья, включая папу. маму и брата Винни-Пуха, всегда скептически относилась к Иришиному браку и в желанном утешении с неизбежным злорадством бы отказала. Да и отец убеждал: "Он тебе не пара", и мать обещала: "Пожалеешь". И тем не менее, пока братик рос, совмещая занятия культуризмом с занятием другим, не менее интересным оздоровительным измом, девочка Ирина влюбилась в мальчика с соседней дачи, имевшего глупость в детстве катать ее на раме велосипеда, а в более зрелые годы (лет в двадцать) поить "жигулевским" пивом и целовать под соснами до изнеможения, не произнося ни слова, ломая руки, запрокидывая голову, ах ты, Боже мой, со счастливыми блестящими глазами.
Итак, любовь, вива, ура, банзай, именно она, ломая строгую логику поступательного движения, еще не раз на наших глазах будет превращать скуку порядка в безумие приключения. Но в данном случае особой веселости и бесшабашности ждать не приходится. Увы, мы не в опьяняющем надеждой начале, а в суховатом от сдержанного покашливания конце. На промежуточном финише. Через несколько часов Гриша попадет в вытрезвитель, Игорек спустя какую-то неделю с персональным делом под мышкой - на заседание комитета комсомола, у его сестры Ирины случится первый в жизни нервный срыв, а отделавшийся легче всего Михаил, Мишка, Лысый на дорожку получит в ухо.
М-да, кстати, похвальная честность неудавшегося журналиста заставляет автора заметить,- добряк Вальдано "начистил" Лысому "репу", движимый не только и не столько простоватыми мотивами провинциальной вендетты. Кроме жалости к сестре, чего он особенно и не испытывал (скорее уж презрение), при случайной встрече во дворе кукольного театра с Мишкой Грачиком Игорек имел персональный повод сорвать злость не просто на отпрыске гнусного клана Монтекки, а на представителе одной столько лет старательно, но безуспешно ассимилирующейся народности, к коей Мишка Грачик и, кстати, автор имеют честь принадлежать. (Но если последний, в жилах имея три четверти древней крови, благодаря настойчивости матери и благосклонности Провидения причислен к расе коренных обитателей сей бескрайней земли, то Грачик с невинной, простительной половинкой, увы, жертва папашиных предрассудков и упрямства, имеет в главной графе анкеты краткую запись с преобладанием гласных. Да, да, о чем, к сожалению, в его доме говорить не принято, а жаль, возможно, и не казался бы родитель уж совсем безнадежным занудой и тупицей.)
Ну, ладно, а теперь, когда все мотивы ясны и побуждения понятны, осталось лишь выяснить, как два молодых человека в какой-то момент времени оказались одновременно в отдаленном от ареалов их обитания и постоянных путей перемещения, но идеально приспособленном для антиобщественных поступков темном дворе кукольного театра.
В траурный день сорокавосьмилетия декана электромеханического факультета Игорь Альфонсович получил третий неуд по историческому материализму у безжалостной старушки Фаины Ефимовны Голод. (Папа Фаины Ефимовны, кстати, назвавший свою дочь не Фаей, а Руфью, герой Перекопа Хаим Бен Гольд, покуда был способен удивляться, а способен он был до последних дней сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго, никак не мог взять в толк смысл сего абсурдного (нелепого) превращения мягкого знака в букву "о". "Послушайте, гольд - это же золото, а что такое голод? Такого слова вообще нет, если вас интересует мое мнение". Увы, его мнение никого не интересовало, семантическое тождество нарушилось, в результате чего все лингвистические сложности для потомства Хаима Гольда снялись сами собой. Половина его правнуков стала Карпухиными, а вторая Янушевскими.) Итак, лишенный одним росчерком пера радостей отъезда в спортивный лагерь на живописных берегах Томи, Игорек Вальдано решает в виде компенсации предаться буйному загулу. Наличность, необходимую для должной широты и размаха, наш уездный атлет справедливо надеялся выпросить у своей жалостливой сестры. Возможно, если бы он ограничился лишь добычей червонца, все бы обошлось для наших героев, но Игорек не мог упустить случай проявить родственную заботу и интерес, чем довел и без того совершенно потерявшую голову девочку до слез, результатом же расстройства чувств явилось неосторожное и абсолютно не предназначенное для ушей братца признание. Получив, таким образом, искомый отрицательный заряд в дополнение к уже имеющемуся, Игорек с червонцем в кармане отправился в расслабленный весенним солнышком мир разряжаться.
Презрев необычное обилие игристых вин в магазинах областного центра. Игорек со своим приятелем, тоже Игорьком, но Шубиным, самбистом, уже отчисленным из Южносибирского филиала год назад за аморальное поведение, выраженное нежеланием грех искупить венцом, грех сожительства с секретаршей деканата (впрочем, автор, борясь за справедливость, повода для осуждения в этом случае не усматривает, ибо грешил, прямо скажем, Шубин не один. а вот в жертву должен был по, возможно, просто не слишком современным представлениям загса принести себя лично), так или иначе, презрев огнетушители Абрау-Дюрсо с черными этикетками, два Игорька раздобыли пару бутылок "Кавказа" (ave, цезарь, знакомое начало), забрались в уютный темный двор театра кукол и расположились на облупленных скамейках у щербатого стола.
Когда последний сосуд емкостью (0.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121