У нее вроде как и смежная
профессия есть. Прежде всего она тоже боевая рота, но если потребуется, то
она может вести разведку в интересах своего батальона, а может и в
интересах полка работать, заменяя собой или дополняя особую полковую
разведроту.
В Советской Армии 2400 мотострелковых танковых батальонов. И в каждом из
них третья рота - не только по номеру. В третьих ротах обычно служат те,
кто ни в первые, ни во вторые роты не попал: совсем молодые, неопытные
офицеры или перезрелые, бесперспективные. Солдат в третьих ротах всегда не
хватает. Более того, на территории Союза третьи роты, в подавляющем
большинстве, вообще солдат не имеют. Техника их боевая постоянно на
консервации стоит. Война начнется - тысячи этих рот дополнят резервистами и
быстро поднимут до уровня обычных боевых подразделений. В этой
системе-глубокий смысл: добавить в дивизию резервистов-это в тысячу раз
лучше, чем формировать новые дивизии целиком из резервистов.
Моя вторая танковая рота стремительно уходит вперед. На повороте я
оглядываюсь и считаю танки. Пока скорость выдерживают все. Прямо за
последним танком моей роты, выбивая искры из бетона, не отставая, идет
гусеничный бронетранспортер с белым флажком.
И у меня от сердца отлегло. Маленький белый флажок означает присутствие
посредников. А их присутствие, в свою очередь, означает учения, но не
войну. Значит, поживем еще.
А надо мною вертолет-стрекоза. Вниз скользит. Разворачивается и заходит
прямо против ветра, чтоб не снесло его. С правого борта завис. Я на крыше
башни. Рука правая над головой. Пилот рыжий совсем. Лицо, как сорочиное
яйцо, веснушками изукрашено. А зубы - снег. Смеется. Знает он, вертолетный
человек, что тем ротным, кому он сейчас приказы развез, денек выпал не из
лучших. Вертолет тут же вверх поднимается и в сторону уходит. Только видно,
как смеется на прощание рыжий белозубый пилот.
4.
Танк мой грудастый вселенную пополам режет, и то, что единым было
впереди, распадается надвое. И летят перелески справа и слева. Грохот
внутри - адов. Карта на коленях. И многое становится ясно. Дивизию в прорыв
бросили, и идет она стремительно на Запад. Только где противник - не ясно.
Ничего об этом карта не говорит. И оттого впереди дивизии рвутся два
десятка рот, и моя - в их числе. Роты эти - как растопыренные пальцы одной
ладони. Их задача - нащупать самое уязвимое место в обороне противника, на
которое командир дивизии обрушит свой тысячетонный кулак. Уязвимое место
противника ищут на огромных пространствах, и поэтому каждая из высланных
вперед рот идет в полном одиночестве. Знаю я, что идут где-то рядом такие
же роты лихо и стремительно, но обходя очаги сопротивления, - деревни и
города. И моя рота тоже в изнурительные стычки не ввязывается: встретил
противника, сообщил в штаб и отходи. Скорее отходи и снова вперед. А где-то
вдали главные силы, как ревущий поток, прорвавший плотину. "Вперед, ребята,
вперед на Запад!"
А бронетранспортер с белым флагом не отстает. Он, проклятый, вдвое легче
танка, а силищи в нем почти столько же. Пару раз пытался я оторваться: мол,
высокие скорости - залог победы. Но не выгорело. Когда взводом командовал,
то такие вещи вполне проходили, но с ротой не пройдет. Разорвешь колонну,
танки по болотам порастеряешь. За это не жалуют, за это с роты снимают.
Черт с вами, думаю, проверяйте на здоровье, а роту я растягивать не буду...
- Кран впереди! - кричит по радио командир шестого танка, высланного
вперед.
"Кран? Подъемный? Точно! Кран! Весь зелененький, стрела для маскировки
ветками облеплена. Где на поле боя можно кран увидеть? - Правильно! В
ракетной батарее! Каждый ли день такая удача!"
- Рота! - ору. - Ракетная батарея! К бою...Вперед!
А уж мои ребята знают, как с ракетными батареями расправляться. Первый
взвод, обгоняя меня, рассыпается в боевую линию. Второй, резко увеличивая
скорость, уходит вправо и, бросая в небо комья грязи из-под гусениц,
несется вперед. Третий взвод уходит влево, огромным крюком охватывая
батарею с фланга.
- Скорость! - рычу.
А водители это и без меня понимают. Знаю, что у каждого водителя сейчас
правая нога уперлась в броневой пол, вжав педаль до упора. И оттого
двигатели взвыли непокорно и строптиво. И оттого рев такой. И оттого копоть
невыносимая: топливо не успевает сгорать полностью в двигателях, и жутким
напором газа его выбрасывает через выхлопные горловины.
- Разведку прекращаю... квадрат... 13-41... стартовая позиция... принимаю
бой... - Это мой радист-заряжающий кричит в эфир наше, может быть,
последнее послание. Ракетные подразделения и штабы противника должен
атаковать каждый при первой встрече, без всяких на то команд, каковы бы ни
были шансы, чего бы это ни стоило.
Заряжающий щелчком обрывает связь и бросает первый снаряд на досылатель.
Снаряд плавно уходит в казенник, и мощный затвор, как нож гильотины,
дробящим сердце ударом запирает ствол. Башня плывет в сторону, а под моими
ногами полетела влево спина механика-водителя, боеукладка со снарядами.
Казенник орудия, вздрогнув, плывет вверх. Наводчик вцепился руками в пульт
прицела, и мощные стабилизаторы, повинуясь его корявым ладоням, легкими
рывками удерживают орудие и башню, не позволяя им следовать бешеной пляске
танка, летящего по пням и корягам. Большим пальцем правой руки наводчик
плавно давит на спуск. С тем, чтобы страшный удар не обрушился на наши уши
внезапно, во всех шлемофонах раздается резкий щелчок, заставляя барабанные
перепонки сжаться, встречая всесокрушающий грохот выстрела сверхмощной
пушки. Щелчок в шлемофонах опережает выстрел на сотые доли секунды, и
оттого мы не слышим самого выстрела.
Сорокатонная громада летящего вперед танка дрогнула. Орудийный ствол
отлетел назад и изрыгнул из себя звенящую дымную гильзу. И тут же, вторя
командирской пушке, бегло залаяли остальные. А заряжающий уже второй снаряд
бросил на досылатель.
- Скорость! - ору я.
А грязь из-под гусениц фонтанами. А лязг гусениц даже громче пушечного
грохота. А в шлемофонах новый щелчок - это наводчик снова на спуск давит. И
снова мы своего собственного выстрела не слышим. Только орудие судорожно
назад рванулось, только гильза страшно звенит, столкнувшись с отбойником.
Мы слышим выстрелы только соседних танков. А они слышат нас. И эти пушечные
выстрелы стегают моих доблестных азиатов, как плетью между ушей. И звереют
они. Я каждого из них сейчас представить могу. В пятом танке наводчик между
выстрелами резиновый налобник прицела от восторга гложет. Это не только в
роте, во всем батальоне знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
профессия есть. Прежде всего она тоже боевая рота, но если потребуется, то
она может вести разведку в интересах своего батальона, а может и в
интересах полка работать, заменяя собой или дополняя особую полковую
разведроту.
В Советской Армии 2400 мотострелковых танковых батальонов. И в каждом из
них третья рота - не только по номеру. В третьих ротах обычно служат те,
кто ни в первые, ни во вторые роты не попал: совсем молодые, неопытные
офицеры или перезрелые, бесперспективные. Солдат в третьих ротах всегда не
хватает. Более того, на территории Союза третьи роты, в подавляющем
большинстве, вообще солдат не имеют. Техника их боевая постоянно на
консервации стоит. Война начнется - тысячи этих рот дополнят резервистами и
быстро поднимут до уровня обычных боевых подразделений. В этой
системе-глубокий смысл: добавить в дивизию резервистов-это в тысячу раз
лучше, чем формировать новые дивизии целиком из резервистов.
Моя вторая танковая рота стремительно уходит вперед. На повороте я
оглядываюсь и считаю танки. Пока скорость выдерживают все. Прямо за
последним танком моей роты, выбивая искры из бетона, не отставая, идет
гусеничный бронетранспортер с белым флажком.
И у меня от сердца отлегло. Маленький белый флажок означает присутствие
посредников. А их присутствие, в свою очередь, означает учения, но не
войну. Значит, поживем еще.
А надо мною вертолет-стрекоза. Вниз скользит. Разворачивается и заходит
прямо против ветра, чтоб не снесло его. С правого борта завис. Я на крыше
башни. Рука правая над головой. Пилот рыжий совсем. Лицо, как сорочиное
яйцо, веснушками изукрашено. А зубы - снег. Смеется. Знает он, вертолетный
человек, что тем ротным, кому он сейчас приказы развез, денек выпал не из
лучших. Вертолет тут же вверх поднимается и в сторону уходит. Только видно,
как смеется на прощание рыжий белозубый пилот.
4.
Танк мой грудастый вселенную пополам режет, и то, что единым было
впереди, распадается надвое. И летят перелески справа и слева. Грохот
внутри - адов. Карта на коленях. И многое становится ясно. Дивизию в прорыв
бросили, и идет она стремительно на Запад. Только где противник - не ясно.
Ничего об этом карта не говорит. И оттого впереди дивизии рвутся два
десятка рот, и моя - в их числе. Роты эти - как растопыренные пальцы одной
ладони. Их задача - нащупать самое уязвимое место в обороне противника, на
которое командир дивизии обрушит свой тысячетонный кулак. Уязвимое место
противника ищут на огромных пространствах, и поэтому каждая из высланных
вперед рот идет в полном одиночестве. Знаю я, что идут где-то рядом такие
же роты лихо и стремительно, но обходя очаги сопротивления, - деревни и
города. И моя рота тоже в изнурительные стычки не ввязывается: встретил
противника, сообщил в штаб и отходи. Скорее отходи и снова вперед. А где-то
вдали главные силы, как ревущий поток, прорвавший плотину. "Вперед, ребята,
вперед на Запад!"
А бронетранспортер с белым флагом не отстает. Он, проклятый, вдвое легче
танка, а силищи в нем почти столько же. Пару раз пытался я оторваться: мол,
высокие скорости - залог победы. Но не выгорело. Когда взводом командовал,
то такие вещи вполне проходили, но с ротой не пройдет. Разорвешь колонну,
танки по болотам порастеряешь. За это не жалуют, за это с роты снимают.
Черт с вами, думаю, проверяйте на здоровье, а роту я растягивать не буду...
- Кран впереди! - кричит по радио командир шестого танка, высланного
вперед.
"Кран? Подъемный? Точно! Кран! Весь зелененький, стрела для маскировки
ветками облеплена. Где на поле боя можно кран увидеть? - Правильно! В
ракетной батарее! Каждый ли день такая удача!"
- Рота! - ору. - Ракетная батарея! К бою...Вперед!
А уж мои ребята знают, как с ракетными батареями расправляться. Первый
взвод, обгоняя меня, рассыпается в боевую линию. Второй, резко увеличивая
скорость, уходит вправо и, бросая в небо комья грязи из-под гусениц,
несется вперед. Третий взвод уходит влево, огромным крюком охватывая
батарею с фланга.
- Скорость! - рычу.
А водители это и без меня понимают. Знаю, что у каждого водителя сейчас
правая нога уперлась в броневой пол, вжав педаль до упора. И оттого
двигатели взвыли непокорно и строптиво. И оттого рев такой. И оттого копоть
невыносимая: топливо не успевает сгорать полностью в двигателях, и жутким
напором газа его выбрасывает через выхлопные горловины.
- Разведку прекращаю... квадрат... 13-41... стартовая позиция... принимаю
бой... - Это мой радист-заряжающий кричит в эфир наше, может быть,
последнее послание. Ракетные подразделения и штабы противника должен
атаковать каждый при первой встрече, без всяких на то команд, каковы бы ни
были шансы, чего бы это ни стоило.
Заряжающий щелчком обрывает связь и бросает первый снаряд на досылатель.
Снаряд плавно уходит в казенник, и мощный затвор, как нож гильотины,
дробящим сердце ударом запирает ствол. Башня плывет в сторону, а под моими
ногами полетела влево спина механика-водителя, боеукладка со снарядами.
Казенник орудия, вздрогнув, плывет вверх. Наводчик вцепился руками в пульт
прицела, и мощные стабилизаторы, повинуясь его корявым ладоням, легкими
рывками удерживают орудие и башню, не позволяя им следовать бешеной пляске
танка, летящего по пням и корягам. Большим пальцем правой руки наводчик
плавно давит на спуск. С тем, чтобы страшный удар не обрушился на наши уши
внезапно, во всех шлемофонах раздается резкий щелчок, заставляя барабанные
перепонки сжаться, встречая всесокрушающий грохот выстрела сверхмощной
пушки. Щелчок в шлемофонах опережает выстрел на сотые доли секунды, и
оттого мы не слышим самого выстрела.
Сорокатонная громада летящего вперед танка дрогнула. Орудийный ствол
отлетел назад и изрыгнул из себя звенящую дымную гильзу. И тут же, вторя
командирской пушке, бегло залаяли остальные. А заряжающий уже второй снаряд
бросил на досылатель.
- Скорость! - ору я.
А грязь из-под гусениц фонтанами. А лязг гусениц даже громче пушечного
грохота. А в шлемофонах новый щелчок - это наводчик снова на спуск давит. И
снова мы своего собственного выстрела не слышим. Только орудие судорожно
назад рванулось, только гильза страшно звенит, столкнувшись с отбойником.
Мы слышим выстрелы только соседних танков. А они слышат нас. И эти пушечные
выстрелы стегают моих доблестных азиатов, как плетью между ушей. И звереют
они. Я каждого из них сейчас представить могу. В пятом танке наводчик между
выстрелами резиновый налобник прицела от восторга гложет. Это не только в
роте, во всем батальоне знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94