ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Что ж, и в этом тоже они были похожи с нею.
Она прижала подбородок к груди и стала звать змей. Звук, который она при этом издавала, Кеннит скорее чувствовал, нежели слышал. Что же до чешуйчатых спутников корабля — они держались поблизости, но не рядом, занимались своими делами, охотились и кормились. Однако по зову Молнии змеи собрались с удивительной быстротой, и очень скоро кругом судна поднялся из воды целый лес голов, готовых внимательно слушать. Была там и зелено-золотая змея с острова Других. Она пробралась вперед остальных собратьев, и, когда Молния умолкла, зелено-золотая что-то проревела в ответ. Тогда Молния откинула голову и запела. Ее голос боролся с ветром, в дыхании которого уже чувствовался надвигавшийся шторм. Молния и змея обменялись целым рядом низких стонов, взревываний и тонких воплей, едва слышимых человеческим ухом. Потом вмешались и стали подавать голоса две другие змеи. Кеннит испытывал растущее нетерпение: он понимал, что змеи спорили и живо обсуждали приказ, отданный Молнией. Такого никогда прежде не бывало. Ему до смерти хотелось встрять с вопросом, но он не смел. Команда за его спиной с любопытством внимала. Кеннит посмотрел на свои руки, лежавшие на поручнях, и встретил устремленный на него взгляд талисмана. Он поднял запястье поближе к лицу и спросил:
— Они что, противятся?
— Им кажется сомнительной необходимость такого деяния. Та, Кто Помнит, полагает, что Совершенный будет полезнее живым. Молния ей возражает, утверждая, что он, во-первых, безумен, а во-вторых — что он слепое орудие в руках двуногих, населивших его палубы. Моолкин спрашивает, можно ли будет съесть его, чтобы вобрать его воспоминания. Молния говорит, что нельзя. Та, Кто Помнит, осведомилась о причине запрета, а Моолкин добавляет, уж не несет ли Совершенный в себе какие-то знания, которые Молния хотела бы от них утаить.
Теперь было воочию видно, что Молния гневалась, а Кеннит всей кожей чувствовал присутствие глазеющей команды.
— Все по местам, — приказал он Йоле, даже не поворачивая головы. Старпом повиновался немедля, зеваки вспомнили о своих обязанностях и сразу же разбежались.
— А теперь о чем говорят? — снова обратился Кеннит к талисману.
— А сам не видишь? — прошептал тот в ответ. — Они повинуются.
Брэшен остался на борту Совершенного. Покидать корабль сразу вдвоем было вряд ли разумно, ну а Альтия такого случая определенно не пережила бы — оказаться совсем рядом с Проказницей и не переговорить с нею. Поэтому к Кенниту отправлялась именно она. Хафф и Йек работали веслами, а Лоп сидел на носу и хмуро смотрел вперед, держа в руке фалинь . Альтия устроилась на корме. Она держалась очень прямо. Она успела ополоснуться, навести красоту и одеться в парадное платье, то самое, в котором покидала Удачный. Ей было тошно и неудобно в тяжелой юбке с разрезом, но делать нечего — нынешний случай требовал соответствующих одеяний, а это платье было лучшим, что у нее нашлось. Все остальное было, попросту говоря, непрезентабельно. Поднимавшийся ветер трогал и шевелил ее тщательно уложенные и заколотые волосы, надеясь их растрепать. Альтия только надеялась, что Кеннит не расценит ее стремление к официальности как попытку «спрятаться» за женским обликом и одеждой. Надо, чтобы он воспринял ее всерьез!
Сжимая в руках загодя приготовленный свиток, содержавший их предложения, Альтия смотрела навстречу своему предназначению, своей судьбе. Покамест она видела, что на баке ее возлюбленной Проказницы находится одна-единственная мужская фигура. Темно-синий плащ вился по ветру, мужчина стоял несколько скособочившись, опираясь всем весом в основном на одну ногу. Наверное, это и был Кеннит. Когда Альтия оставляла палубу Совершенного, возле Кеннита можно было заметить еще людей, в том числе юношу, который вполне мог оказаться Уинтроу. Альтия отнюдь не была уверена, что узнала племянника, но темные волосы, характерная поза… В общем, ей некоторым образом пришла мысль об отце. Мог ли то быть в самом деле Уинтроу? И если да, то куда он вдруг подевался? Почему Кеннит поджидал ее в одиночестве?
Волей-неволей она оглянулась на Совершенного. Брэшен стоял на самом носу и, конечно, переживал. Рядом торчал Клеф и точно так же держал руки на бедрах, неосознанно перенимая повадку капитана. Волосы Янтарь золотым шелком летели по ветру, а лицо оставалось так неподвижно и напряжено, что ее можно было посчитать за второе носовое изваяние. Совершенный замер, скрестив руки на груди, стиснув зубы и обратив незрячее лицо навстречу Проказнице. Во всей его позе, в судорожных буграх мышц было что-то жуткое. С того самого мига, как они заприметили Проказницу, он ни с кем больше не обменялся ни словом. Альтия еще набралась храбрости и, дотянувшись, тронула его за плечо. Оно было одеревеневшим во всех смыслах этого слова, и ей показалось, будто она попыталась гладить собаку, готовую зарычать.
«Не бойся», — тихо сказала она ему. Он не ответил. И даже не счел нужным как-либо показать, что слышал ее. А Янтарь, отрешенно сидевшая рядом на поручнях, покачала головой и негромко заметила:
«Ничего он не боится. Он полон такого гнева, что в нем без остатка плавятся все прочие чувства. — Дыхание близкой бури трогало волосы Янтарь, и, вероятно, поэтому ее голос звучал словно издалека. — Опасность накрыла нас, словно горстью, и мы ничего не можем поделать — разве только стоять и смотреть, наблюдая за водоворотом судеб. Вот мы с тобой разговариваем, а ведь как раз сейчас на весах лежат две разные будущности этого мира, и какая из них воплотится — не ведомо никому. Человечество привычно полагает, что определять это дано именно ему, но само никогда не может понять, когда он действительно настает, этот поворотный и судьбоносный миг. А между тем участь многих тысяч прямо сейчас дрожит и мерцает, точно след змея, проплывшего под водой, и судьба одного-единственного корабля может решительно повернуть историю мира. — Она повернулась и посмотрела на Альтию глазами цвета старого вина, играющего в свете огня. — Чувствуешь ли ты это? — шепотом спросила она. — Точка равновесия лежит на наших плечах. Мы — монетка, подброшенная этим миром: как ему быть? Она сверкает и кружится и не знает, на какую сторону падать. Мы — гадальная палочка, плывущая по воде. Сегодня такой день, когда ложится на весы каждое мгновение, каждый вздох. Все имеет значение. Так или иначе, монетка со звоном упадет наземь, карта, брошенная на стол, будет открыта, а гадальная палочка всплывет и явит свой символ. И выпавшее определит наши дальнейшие дни, и дети, сегодня еще не рожденные, скажут однажды: „А разве могло быть по-другому?..“»
Ее голос звучал все тише и наконец вовсе умолк, но Альтия не могла отделаться от ощущения, что ветер подхватил сказанное и понес вокруг всего мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158