Боюсь, настолько сильно, что корабль затонул. Мы, конечно, пытались спасти людей, но, понимаешь ли, морские змеи — необыкновенно прожорливые хищники. Одним словом, капитан Трелл погиб вместе со своим кораблем, и мы ничем не могли помочь ему. Чудо, что нам тебя-то удалось вытащить. — И он, соболезнуя, тронул ее плечо. — Так что ничего не поделаешь, придется этому судну снова стать твоим домом, как было когда-то. Думай лучше о том, что теперь-то тебе нечего опасаться! Все страшное миновало: отныне я о тебе позабочусь.
Его слова накрыли ее, словно волны, смыкавшиеся над головой. Их смысл доходил до нее с изрядной задержкой. Когда же Альтия наконец поняла, что именно он сказал ей, она рывком вскочила на ноги. По крайней мере, ей самой показалось, будто она стремительно взвилась со стула. Как бы то ни было, в следующий миг ей пришлось тяжело опереться на столешницу, чтобы не упасть. Проклятая дурнота! — она не давала ей захлебнуться болью, столь огромной, что даже мысль о дальнейшей жизни делалась невозможной. Альтия умудрилась задуматься, отчего так, и поняла, что это прекращал существование весь ее мир. То ли она отделилась от этого мира и теперь неслась одна в пустоте, то ли мир удалился куда-то и бросил ее в одиночестве Брэшен. Янтарь… Клеф, Хафф… Добрый дуралей Лоп…
И Совершенный, милый безумец Совершенный… Все, все погибли! Погибли из-за нее, из-за вдохновленного ею дурацкого предприятия. Это она увлекла их по пути к смерти. Она открыла рот, часто-часто дыша, но мука была так велика, что она не смогла даже заплакать.
— Ну, ну, девочка моя, — заботливо приговаривал Кеннит, помогая ей добраться до койки.
Она едва шла; кажется, она успела забыть, как это делается — сгибать коленки, а потом разгибать? Действительно забыла: коленки взяли и подломились. Она осела на пол, больно ударившись боком о бортик койки, потом кое-как вползла на постель, где еще когда-то в детстве, свернувшись калачиком, пряталась под одеялом от всех бед и обид.
— Брэшен… Брэшен… Брэшен… — твердила она как заведенная.
Раз за разом произносила его имя и не могла остановиться. Правда, горло совершенно не слушалось, так что выговаривала она его беззвучно, одними губами. Стены каюты качались перед глазами, Альтия задыхалась. Может, сейчас она так и умрет с его именем на устах? Вот было бы здорово…
Кеннит вдруг присел на койку подле нее и, обхватив за плечи, вынудил сесть. Она уткнулась лицом ему в грудь, он обнял ее.
— Я здесь, с тобой, — прошептал он. — Ну, ну, маленькая, не надо. Ох, какое потрясение для тебя… Какое страшное потрясение… Я-то, дурак неуклюжий, вот так взял да тебе все и вывалил. Как тебе сейчас, наверное, одиноко. Но я здесь, с тобой, я тебя не покину. На вот, выпей вина!
Она потянулась губами к чашке, которую он держал у ее лица. Собственно, ей не хотелось вина да еще в таком количестве, но он не отнимал чашку, а у нее совсем не осталось решимости, чтобы воспротивиться. Кеннит поил ее и поил, ласково приговаривая. Когда же вино кончилось, он отставил чашку и снова обнял ее, укачивая как ребенка.
Пышное кружево у ворота его рубашки щекотало ей лоб. Он гладил ее по голове и нес какую-то бессмыслицу о том, что, мол, теперь он о ней позаботится, что все будет в порядке, что со временем все утрясется, что ей всего-то нужно успокоиться и позволить ему залечить ее рану. Потом он легонько поцеловал ее в лоб.
Его пальцы завозились у ее горла, она потянулась туда и обнаружила, что он помогает ей расстегнуть рубашку. Она оттолкнула его руку, смутно соображая: что-то тут не так. Кеннит оставил пуговицы в покое и сочувственно улыбнулся.
— Хорошо, хорошо. Не понимаю только, с какой стати тебе бояться меня? Или ты прямо в одежде собираешься спать? Сама подумай: неудобно же будет.
Как и прежде, звук его голоса погнал ее мысли разбегающимся хороводом. Он осторожно высвободил маленькие пуговки и распахнул на ней рубашку.
— Откинься на подушку, — прошептал он, и Альтия повиновалась без размышлений.
Она просто неспособна была думать сейчас. Он наклонился и стал ласкать ртом ее груди. Губы у него были теплые, язык — умелый и ловкий. На какой-то миг склонившаяся над нею темноволосая голова стала головой Брэшена. Это руки Брэшена освобождали ее от всей прочей одежды… Но нет! Брэшена больше не было. Его взяло море, холодная темная пучина. А значит, происходившее было неправильно и не могло дать ей утешения. Как ни приятны были поцелуи этого человека, она их не хотела!
— Нет! — жалобно закричала она, отпихнула Кеннита и вновь кое-как села.
Лампа, освещавшая его сзади, показалась ей ослепительной. Альтия мучительно сощурилась, вглядываясь в его лицо.
— Это все сон, — сказал он тоном утешения. — Просто Дурной сон. Тебе не о чем волноваться, Альтия. Ты спишь, и это снится тебе. А стало быть, то, что сейчас произойдет, не имеет никакого значения. Кто может узнать о случившемся во сне?
Альтия продолжала отчаянно щуриться. Эти бледно-голубые глаза… Она не могла постичь их выражения. Что он сказал? Она больше ни в чем не была уверена. Сон? Ей все это снится? Свет был слишком ярок, и она прикрыла глаза.
Что-то легонько толкнуло ее в плечо, и она безвольно повалилась навзничь. Там, в бесконечной дали, кто-то что-то делал с ее телом. Какая-то ткань сползла по ее ногам сверху вниз. «Нет», — снова подумала она, открыла глаза и попыталась хоть что-нибудь рассмотреть. Мужское лицо было на расстоянии ладони от ее собственного, но, хоть убей, она не могла разглядеть черты. Потом его ладонь скользнула вверх по ее бедру. Пальцы ощупывали, изучали, ласкали ее плоть. Она протестующе вскрикнула, и они отстранились.
— Это просто сон, — снова прошелестел голос. Он подтянул одеяло и укрыл ее. — Тебе ничто не грозит. Ты спишь.
— Сп-пасибо… — пробормотала она, ничего уже не понимая.
Но вот он снова нагнулся и поцеловал ее в губы, властно и жестко, и она ощутила вес его тела. Когда он отстранился, она почувствовала, что плачет. О ком были ее слезы? О Брэшене? Нет, она ничего уже не могла понять, ни на чем задержаться мыслью даже на миг.
— Пож-жалуйста… — из последних сил взмолилась она. Но его уже не было подле нее.
Стало совсем темно. Он что, лампу задул? Он в самом деле ушел или… Альтия стала ждать, но тишины и темноты ничто не нарушало. Сон. Ей все приснилось. Зато теперь она бодрствовала. И она была в безопасности на своем корабле. Легкая качка свидетельствовала о том, что Проказница уверенно режет волну. Альтия узнала этот дивный, словно бы танцующий ход корабля, напоминавший покачивание колыбели. Альтии ни разу не довелось танцевать с Брэшеном. А теперь его больше не было.
Альтия всхлипнула и заплакала, но слезы не принесли облегчения. У нее только больше закружилась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Его слова накрыли ее, словно волны, смыкавшиеся над головой. Их смысл доходил до нее с изрядной задержкой. Когда же Альтия наконец поняла, что именно он сказал ей, она рывком вскочила на ноги. По крайней мере, ей самой показалось, будто она стремительно взвилась со стула. Как бы то ни было, в следующий миг ей пришлось тяжело опереться на столешницу, чтобы не упасть. Проклятая дурнота! — она не давала ей захлебнуться болью, столь огромной, что даже мысль о дальнейшей жизни делалась невозможной. Альтия умудрилась задуматься, отчего так, и поняла, что это прекращал существование весь ее мир. То ли она отделилась от этого мира и теперь неслась одна в пустоте, то ли мир удалился куда-то и бросил ее в одиночестве Брэшен. Янтарь… Клеф, Хафф… Добрый дуралей Лоп…
И Совершенный, милый безумец Совершенный… Все, все погибли! Погибли из-за нее, из-за вдохновленного ею дурацкого предприятия. Это она увлекла их по пути к смерти. Она открыла рот, часто-часто дыша, но мука была так велика, что она не смогла даже заплакать.
— Ну, ну, девочка моя, — заботливо приговаривал Кеннит, помогая ей добраться до койки.
Она едва шла; кажется, она успела забыть, как это делается — сгибать коленки, а потом разгибать? Действительно забыла: коленки взяли и подломились. Она осела на пол, больно ударившись боком о бортик койки, потом кое-как вползла на постель, где еще когда-то в детстве, свернувшись калачиком, пряталась под одеялом от всех бед и обид.
— Брэшен… Брэшен… Брэшен… — твердила она как заведенная.
Раз за разом произносила его имя и не могла остановиться. Правда, горло совершенно не слушалось, так что выговаривала она его беззвучно, одними губами. Стены каюты качались перед глазами, Альтия задыхалась. Может, сейчас она так и умрет с его именем на устах? Вот было бы здорово…
Кеннит вдруг присел на койку подле нее и, обхватив за плечи, вынудил сесть. Она уткнулась лицом ему в грудь, он обнял ее.
— Я здесь, с тобой, — прошептал он. — Ну, ну, маленькая, не надо. Ох, какое потрясение для тебя… Какое страшное потрясение… Я-то, дурак неуклюжий, вот так взял да тебе все и вывалил. Как тебе сейчас, наверное, одиноко. Но я здесь, с тобой, я тебя не покину. На вот, выпей вина!
Она потянулась губами к чашке, которую он держал у ее лица. Собственно, ей не хотелось вина да еще в таком количестве, но он не отнимал чашку, а у нее совсем не осталось решимости, чтобы воспротивиться. Кеннит поил ее и поил, ласково приговаривая. Когда же вино кончилось, он отставил чашку и снова обнял ее, укачивая как ребенка.
Пышное кружево у ворота его рубашки щекотало ей лоб. Он гладил ее по голове и нес какую-то бессмыслицу о том, что, мол, теперь он о ней позаботится, что все будет в порядке, что со временем все утрясется, что ей всего-то нужно успокоиться и позволить ему залечить ее рану. Потом он легонько поцеловал ее в лоб.
Его пальцы завозились у ее горла, она потянулась туда и обнаружила, что он помогает ей расстегнуть рубашку. Она оттолкнула его руку, смутно соображая: что-то тут не так. Кеннит оставил пуговицы в покое и сочувственно улыбнулся.
— Хорошо, хорошо. Не понимаю только, с какой стати тебе бояться меня? Или ты прямо в одежде собираешься спать? Сама подумай: неудобно же будет.
Как и прежде, звук его голоса погнал ее мысли разбегающимся хороводом. Он осторожно высвободил маленькие пуговки и распахнул на ней рубашку.
— Откинься на подушку, — прошептал он, и Альтия повиновалась без размышлений.
Она просто неспособна была думать сейчас. Он наклонился и стал ласкать ртом ее груди. Губы у него были теплые, язык — умелый и ловкий. На какой-то миг склонившаяся над нею темноволосая голова стала головой Брэшена. Это руки Брэшена освобождали ее от всей прочей одежды… Но нет! Брэшена больше не было. Его взяло море, холодная темная пучина. А значит, происходившее было неправильно и не могло дать ей утешения. Как ни приятны были поцелуи этого человека, она их не хотела!
— Нет! — жалобно закричала она, отпихнула Кеннита и вновь кое-как села.
Лампа, освещавшая его сзади, показалась ей ослепительной. Альтия мучительно сощурилась, вглядываясь в его лицо.
— Это все сон, — сказал он тоном утешения. — Просто Дурной сон. Тебе не о чем волноваться, Альтия. Ты спишь, и это снится тебе. А стало быть, то, что сейчас произойдет, не имеет никакого значения. Кто может узнать о случившемся во сне?
Альтия продолжала отчаянно щуриться. Эти бледно-голубые глаза… Она не могла постичь их выражения. Что он сказал? Она больше ни в чем не была уверена. Сон? Ей все это снится? Свет был слишком ярок, и она прикрыла глаза.
Что-то легонько толкнуло ее в плечо, и она безвольно повалилась навзничь. Там, в бесконечной дали, кто-то что-то делал с ее телом. Какая-то ткань сползла по ее ногам сверху вниз. «Нет», — снова подумала она, открыла глаза и попыталась хоть что-нибудь рассмотреть. Мужское лицо было на расстоянии ладони от ее собственного, но, хоть убей, она не могла разглядеть черты. Потом его ладонь скользнула вверх по ее бедру. Пальцы ощупывали, изучали, ласкали ее плоть. Она протестующе вскрикнула, и они отстранились.
— Это просто сон, — снова прошелестел голос. Он подтянул одеяло и укрыл ее. — Тебе ничто не грозит. Ты спишь.
— Сп-пасибо… — пробормотала она, ничего уже не понимая.
Но вот он снова нагнулся и поцеловал ее в губы, властно и жестко, и она ощутила вес его тела. Когда он отстранился, она почувствовала, что плачет. О ком были ее слезы? О Брэшене? Нет, она ничего уже не могла понять, ни на чем задержаться мыслью даже на миг.
— Пож-жалуйста… — из последних сил взмолилась она. Но его уже не было подле нее.
Стало совсем темно. Он что, лампу задул? Он в самом деле ушел или… Альтия стала ждать, но тишины и темноты ничто не нарушало. Сон. Ей все приснилось. Зато теперь она бодрствовала. И она была в безопасности на своем корабле. Легкая качка свидетельствовала о том, что Проказница уверенно режет волну. Альтия узнала этот дивный, словно бы танцующий ход корабля, напоминавший покачивание колыбели. Альтии ни разу не довелось танцевать с Брэшеном. А теперь его больше не было.
Альтия всхлипнула и заплакала, но слезы не принесли облегчения. У нее только больше закружилась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158