Но тут ее скрутил приступ кашля, отзывавшийся ужасной болью в обожженном, измученном теле. Когда же кашель ее отпустил, Совершенный обнаружил, что больше не чувствует ее. Она — как бы это сказать — стала очень прозрачной. А потом исчезла совсем. Он понял, что она умерла, и ощутил горе, смешанное с облегчением. Тяжесть холодной воды в трюмах тянула его на дно, волны же делались выше. Скоро они начнут перекатываться через палубу. Тогда, наверное, пламя погаснет, но это ничего. Огонь и дым уже сделали свое дело.
Он начал было успокаиваться — и тут-то Янтарь оказалась в нем, прямо внутри. Как стрела, угодившая в цель. Она только ахнула, с головой окунувшись в его драконьи воспоминания. Совершенный ощутил, как она — если можно так выразиться — барахталась, захлестнутая бесконечной чередой наследной памяти множества жизней — дракон, змея, дракон — все дальше и дальше, до самого первого яйца. Она не могла все это вместить. Он почувствовал, что она тонет. Впрочем, она продолжала отважно сражаться, силясь найти то, что утаивал от нее Старший.
— Это не в моей памяти, а в твой собственной, дурочка, — сказал он ей.
Он наблюдал за ее усилиями, словно она была муравьишкой, захлебывающимся в липкой древесной смоле.
Янтарь вырвалась, сделав усилие, едва не вывернувшее кисти из суставов. Совершенный ощутил, как она упала, судорожно вбирая в легкие дым и отчаянно нуждаясь в свежем воздухе, ставшем недосягаемым. Она вновь начала исчезать, видимо утрачивая сознание. Но в конце концов медленно приподняла голову.
— Я поняла, — заявила она. — Я знаю, как всех нас спасти. Но я не согласна покупать свою жизнь ценой Совершенного. Я спасу всех нас, если вы мне кое-что пообещаете. Вы не просто сольетесь друг с дружкой — два дракона. Вы и Совершенного сохраните в себе!
Он ясно чувствовал ее страх. Страх истекал из нее вместе с потом, она выдыхала его вместе с воздухом. Сам же он вдруг потерял дар речи, обнаружив: оказывается, некто был готов скорей умереть, нежели предать его!
— Заметано! — обрадовался Старший, и — ну не чудо ли? — в его голосе прозвучало нечто подозрительно похожее на восхищение. — Да, с таким сердцем не грех породниться кораблю-дракону. А теперь убедимся, что она наделена еще и умом!
Совершенный чувствовал, как Янтарь силилась подняться, но силы ее были уже на исходе. Она снова свалилась, опираясь на его диводрево, и ради нее он попытался замкнуть разошедшиеся швы. Однако не смог. Драконы не позволили ему этого сделать. Тогда он постарался перелить ей сколько-то сил, направляя их сквозь диводрево в хрупкую человеческую плоть. И наконец она приподняла голову, вглядываясь в дымную тьму.
— Клеф! — позвала она. Какое усилие — и насколько слабо прозвучал ее голос. — Клеф!
— Ну-ка — изо всей силы, прах вас побери! — взревел Брэшен. Но сам тут же закашлялся.
Импровизированный таран лег на пол, и люди, помогавшие молодому капитану колотить снизу в крышку люка, попадали кругом. Люк упорно не желал поддаваться, а время уходило. Брэшен усилием воли отогнал подкатившийся страх. Диводрево трудно разгоралось, это он знал. Так что время у них еще было. Еще была возможность остаться в живых. Если только они не прекратят попыток.
— Эй, на помпе! Не расслабляться! Тонуть нисколько не приятнее, чем гореть!
Он отдал команду и услышал, как опять зачавкала помпа. Однако матросы почти уже не верили в спасение, и это чувствовалось. Слишком многие погибли, а кто не погиб — был ранен. И звуки кругом них по всему кораблю раздавались уж больно зловещие. Шумели помпы, постанывали раненые, а сверху доносилось потрескивание огня. Трюмная вода неудержимо поднималась, отчаянно воняя. Совершенный заполнялся водой, все больше кренясь. Да и дым, проникавший сквозь щели, постепенно делался гуще. Отпущенное время кончалось.
— Все, кто может, — к тарану!
Трое матросов, пошатываясь, поднялись на ноги и подхватили тяжелый дрын, которым они пытались высадить люк.
Тут Брэшена потянули за рукав. Пришлось оглянуться — и Брэшен увидел Клефа. Юнга прижимал к животу пострадавшую руку.
— Там Янтарь, кэп…
В неверном свете лицо мальчишки было совсем белым от боли и страха.
Брэшен тряхнул головой и потер изъеденные дымом, слезящиеся глаза.
— Сделай для нее что сумеешь, сынок. Я сейчас не могу подойти.
— Да я просто кое-что передать, кэп. Она говорит, чтобы вы попробовали другой люк. Тот, что в твоей каюте.
Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать услышанное. Потом Брэшен заорал:
— Все за мной! Тащите таран!
Сам он схватил с крючка фонарь и устремился на корму, даже не глядя, последует ли кто-то за ним. Он пробивался вперед, проклиная собственную глупость. Когда Янтарь жила внутри Совершенного, вытащенного на песок, она спала в капитанской каюте, а свои инструменты резчицы и запас дерева держала внизу, в трюме. И ради удобства проделала в полу люк. Брэшен помнил, в какой ужас они с Альтией пришли, когда обнаружили новшество. Янтарь тогда все сразу исправила: подперла крышку снизу и укрепила деревянными клиньями. Но и подпорка, и клинья располагались с нижней стороны, а значит, были достижимы с нижней палубы, где они сейчас находились. Трюмные люки Совершенного были очень прочны, ведь их делали в расчете на удары океанских волн. Этот внутренний люк — совсем другое дело. Его крышка была предназначена выдерживать всего-то человеческий вес.
Надежда Брэшена отчасти увяла, когда он добрался до места и посмотрел вверх. Янтарь все же была отличной плотничихой и все, за что бралась, делала тщательно. Ко всему прочему работу затруднял крен корабля. Брэшен подпихивал под люк какую-то бочку, когда к нему присоединились матросы. Они живо нагромоздили ящики и бочонки, забрались на них и стали ощупывать над собой доски. Клеф шустро передавал инструменты.
Действуя молотком и ломом, Брэшен скоро высадил все клинья. Здесь, под потолком, дым был плотнее всего. В неверном свете фонаря он казался серыми щупальцами, проникавшими в стыки досок. Что, если, вскрыв люк, они окажутся прямо посреди пламени?
Ну и холера с ним.
— Тарань, ребята! — скомандовал он, поспешно убираясь с дороги.
Моряки расстарались, насколько они вообще были в состоянии. И на четвертом по счету ударе Брэшен увидел, что люк чуть-чуть подался. Он дал людям отмашку, и те попадали на пол, заходясь кашлем и задыхаясь. Брэшен же снова влез на кучу груза и ударил молотком по дереву, отделявшему его от возможности жить. Крышка люка поддалась неожиданно легко, и не просто поддалась, а рассыпалась и полетела вниз, наставив ему синяков. Сверху, озаряя чумазые рожи матросов, пролился желтый свет огня.
Брэшен прыгнул вверх, подтянулся и выбрался наружу. Стена каюты уже горела, но как следует распространиться огонь еще не успел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Он начал было успокаиваться — и тут-то Янтарь оказалась в нем, прямо внутри. Как стрела, угодившая в цель. Она только ахнула, с головой окунувшись в его драконьи воспоминания. Совершенный ощутил, как она — если можно так выразиться — барахталась, захлестнутая бесконечной чередой наследной памяти множества жизней — дракон, змея, дракон — все дальше и дальше, до самого первого яйца. Она не могла все это вместить. Он почувствовал, что она тонет. Впрочем, она продолжала отважно сражаться, силясь найти то, что утаивал от нее Старший.
— Это не в моей памяти, а в твой собственной, дурочка, — сказал он ей.
Он наблюдал за ее усилиями, словно она была муравьишкой, захлебывающимся в липкой древесной смоле.
Янтарь вырвалась, сделав усилие, едва не вывернувшее кисти из суставов. Совершенный ощутил, как она упала, судорожно вбирая в легкие дым и отчаянно нуждаясь в свежем воздухе, ставшем недосягаемым. Она вновь начала исчезать, видимо утрачивая сознание. Но в конце концов медленно приподняла голову.
— Я поняла, — заявила она. — Я знаю, как всех нас спасти. Но я не согласна покупать свою жизнь ценой Совершенного. Я спасу всех нас, если вы мне кое-что пообещаете. Вы не просто сольетесь друг с дружкой — два дракона. Вы и Совершенного сохраните в себе!
Он ясно чувствовал ее страх. Страх истекал из нее вместе с потом, она выдыхала его вместе с воздухом. Сам же он вдруг потерял дар речи, обнаружив: оказывается, некто был готов скорей умереть, нежели предать его!
— Заметано! — обрадовался Старший, и — ну не чудо ли? — в его голосе прозвучало нечто подозрительно похожее на восхищение. — Да, с таким сердцем не грех породниться кораблю-дракону. А теперь убедимся, что она наделена еще и умом!
Совершенный чувствовал, как Янтарь силилась подняться, но силы ее были уже на исходе. Она снова свалилась, опираясь на его диводрево, и ради нее он попытался замкнуть разошедшиеся швы. Однако не смог. Драконы не позволили ему этого сделать. Тогда он постарался перелить ей сколько-то сил, направляя их сквозь диводрево в хрупкую человеческую плоть. И наконец она приподняла голову, вглядываясь в дымную тьму.
— Клеф! — позвала она. Какое усилие — и насколько слабо прозвучал ее голос. — Клеф!
— Ну-ка — изо всей силы, прах вас побери! — взревел Брэшен. Но сам тут же закашлялся.
Импровизированный таран лег на пол, и люди, помогавшие молодому капитану колотить снизу в крышку люка, попадали кругом. Люк упорно не желал поддаваться, а время уходило. Брэшен усилием воли отогнал подкатившийся страх. Диводрево трудно разгоралось, это он знал. Так что время у них еще было. Еще была возможность остаться в живых. Если только они не прекратят попыток.
— Эй, на помпе! Не расслабляться! Тонуть нисколько не приятнее, чем гореть!
Он отдал команду и услышал, как опять зачавкала помпа. Однако матросы почти уже не верили в спасение, и это чувствовалось. Слишком многие погибли, а кто не погиб — был ранен. И звуки кругом них по всему кораблю раздавались уж больно зловещие. Шумели помпы, постанывали раненые, а сверху доносилось потрескивание огня. Трюмная вода неудержимо поднималась, отчаянно воняя. Совершенный заполнялся водой, все больше кренясь. Да и дым, проникавший сквозь щели, постепенно делался гуще. Отпущенное время кончалось.
— Все, кто может, — к тарану!
Трое матросов, пошатываясь, поднялись на ноги и подхватили тяжелый дрын, которым они пытались высадить люк.
Тут Брэшена потянули за рукав. Пришлось оглянуться — и Брэшен увидел Клефа. Юнга прижимал к животу пострадавшую руку.
— Там Янтарь, кэп…
В неверном свете лицо мальчишки было совсем белым от боли и страха.
Брэшен тряхнул головой и потер изъеденные дымом, слезящиеся глаза.
— Сделай для нее что сумеешь, сынок. Я сейчас не могу подойти.
— Да я просто кое-что передать, кэп. Она говорит, чтобы вы попробовали другой люк. Тот, что в твоей каюте.
Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать услышанное. Потом Брэшен заорал:
— Все за мной! Тащите таран!
Сам он схватил с крючка фонарь и устремился на корму, даже не глядя, последует ли кто-то за ним. Он пробивался вперед, проклиная собственную глупость. Когда Янтарь жила внутри Совершенного, вытащенного на песок, она спала в капитанской каюте, а свои инструменты резчицы и запас дерева держала внизу, в трюме. И ради удобства проделала в полу люк. Брэшен помнил, в какой ужас они с Альтией пришли, когда обнаружили новшество. Янтарь тогда все сразу исправила: подперла крышку снизу и укрепила деревянными клиньями. Но и подпорка, и клинья располагались с нижней стороны, а значит, были достижимы с нижней палубы, где они сейчас находились. Трюмные люки Совершенного были очень прочны, ведь их делали в расчете на удары океанских волн. Этот внутренний люк — совсем другое дело. Его крышка была предназначена выдерживать всего-то человеческий вес.
Надежда Брэшена отчасти увяла, когда он добрался до места и посмотрел вверх. Янтарь все же была отличной плотничихой и все, за что бралась, делала тщательно. Ко всему прочему работу затруднял крен корабля. Брэшен подпихивал под люк какую-то бочку, когда к нему присоединились матросы. Они живо нагромоздили ящики и бочонки, забрались на них и стали ощупывать над собой доски. Клеф шустро передавал инструменты.
Действуя молотком и ломом, Брэшен скоро высадил все клинья. Здесь, под потолком, дым был плотнее всего. В неверном свете фонаря он казался серыми щупальцами, проникавшими в стыки досок. Что, если, вскрыв люк, они окажутся прямо посреди пламени?
Ну и холера с ним.
— Тарань, ребята! — скомандовал он, поспешно убираясь с дороги.
Моряки расстарались, насколько они вообще были в состоянии. И на четвертом по счету ударе Брэшен увидел, что люк чуть-чуть подался. Он дал людям отмашку, и те попадали на пол, заходясь кашлем и задыхаясь. Брэшен же снова влез на кучу груза и ударил молотком по дереву, отделявшему его от возможности жить. Крышка люка поддалась неожиданно легко, и не просто поддалась, а рассыпалась и полетела вниз, наставив ему синяков. Сверху, озаряя чумазые рожи матросов, пролился желтый свет огня.
Брэшен прыгнул вверх, подтянулся и выбрался наружу. Стена каюты уже горела, но как следует распространиться огонь еще не успел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158