«Бранвин, — промолвил он, — рассчитывай на Дру. Ступай к нему, если потребуется. И торопись».
— Не может быть, — мрачно промолвил Ризи. — Это невозможно: по крайней мере сейчас это не легкий путь. Даже нам с трудом удалось осуществить его. Лучше сейчас обезопасить северные пределы, а потом все силы бросить на запад.
— Они поползут меж холмами как муравьи, — сказала Бранвин.
— Вполне возможно, госпожа, но это их приведет в наши руки. Оуэн, Маддок и я — неужто ты думаешь, что кто-либо из жителей долины превзойдет нас в бою в холмах? Пусть попробуют. Мы будем стоять здесь.
— Донал, — простерев руки, Бранвин обернулась к нему. — Донкад. Короля убил Донкад. Ты меня понимаешь?
Дрожь охватила Донала — разбитые кости заныли от воспоминаний, всколыхнув страх и сомнения в его душе.
— Барк, — промолвил он, — Барк, у него есть союзники… О боги, Ризи, Бурые холмы и север — слишком многое движется на нас… Я видел это, и это не войска. Гораздо хуже. Наверное, она права.
И все обернулись к нему с жалостью во взоре. Барк заправил руки за свой ремень, потом, нахмурившись, взглянул на Бранвин.
— Донал останется здесь, — сказал он, — командовать обороной. Ты моя госпожа, но господина нет, и пока он не появится здесь снова, я буду выполнять его последние распоряжения и хочу напомнить, что я вернулся в замок без его разрешения на это. Ризи, Оуэн, Маддок…
Краска залила щеки Бранвин.
— Я сказала, — промолвила она. — Но ты отказываешься слушать, — губы ее задрожали, глаза наполнились слезами. — Ну что ж, ступай. И поступай как знаешь, Барк. Хотя бы ты останешься, Донал.
Донал неподвижно стоял, чувствуя, что лицо его пылает, а Барк и Ризи с братьями, бряцая оружием, удалялись вниз по лестнице; и взор его помутился, стал страдальческим и горьким.
— Ну? — резко спросила Бранвин. И Мурна стояла рядом, присутствуя при этом. И краем глаза он видел детей, сидящих в углу.
— Я выйду с твоего разрешения, — горестно пробормотал Донал, — проводить братьев.
Бранвин кивнула и повернулась к нему боком, найдя себе занятие со связкой трав и склянок, стоявших в ее углу.
Ворота были раскрыты. Повозки со скрипом уже тянулись по дороге.
— Будьте осторожны, — промолвил Донал, глядя на Барка, проезжавшего мимо, и Барк, придержав лошадь, отъехал в сторону.
— Донал, — и Барк замер на мгновение, нахмурив лоб, потом соскочил с седла и заключил Донала в объятия.
Донал ответил ему тем же и, отстранившись, заглянул Барку в глаза.
— Будьте осторожны, — упрямо повторил он. Страх подступал к горлу, как тошнота. Он смотрел, как мимо проезжали всадники — почти все силы Кер Велла. Не глядя, он знал, на что похоже небо над головой. «Донкад, — звенело у него в мозгу в такт лязганью оружия, — Донкад, Донкад». — Скорее возвращайтесь назад.
Страх был написан слишком явно на его лице — он породил сожаление во взгляде Барка, не привыкшего к подобной слабости.
— Брат… — промолвил он и закусил губу, решив не говорить того, что собирался. — Позаботься обо всем здесь. А мы вернемся, как только сможем.
И руки Барка сжали плечи Донала. Донал застыл, а тот вскочив в седло, галопом опередил колонну, изогнувшуюся по направлению к северу. Сердце его помертвело, ибо отважные цвета знамен Кер Велла и черные стяги сыновей Дру, грохот копыт и бряцанье оружия удалялись на север где громоздились новые бастионы туч. На стенах стояли люди, облепив их со всех сторон, но мало кто издавал приветственные кличи — стояла тишина, несвойственная Кер Веллу.
— Сын.
К Доналу подошла мать. Он повернулся к ней, и выражение ее лица изменилось, став тише и спокойней. Его мать была высокой женщиной с подернутыми сединой волосами и полными жизни глазами. — Пойдем, — мудро сказала она, желая утешить его, как в юные годы, когда он разбивал коленки, падал или проигрывал состязания, пока он не решил, что вырос и не сбежал в Кер Велл. — Пойдем, я свободна сегодня утром. Позавтракай со мной.
Но он нуждался не в трапезе. В зале его ждала госпожа; у него были свои обязанности, и он не мог попусту тратить время — взгляд Барка все еще жег его нутро, и если Бранвин и Мурна занимались детьми, он мог посвятить себя делам во дворе. Люди должны были видеть его, одно его присутствие могло пресечь сплетни.
И он оставался на виду — народ глазел на него и шептался. За завтраком он выпил лишь чашу сидра и съел кусочек хлеба, пока мать его болтала обо всем на свете за исключением войны. Он сидел на мешке с провизией у кухонной двери, а мимо пробегали туда и сюда дети, женщины носили воду и припасы, даже забредали непослушные козы. Большинство населения Кер Велла теперь составляли женщины — юные, в расцвете лет и старухи. И он слушал рассказы матери о соседях и кухонные сплетни, а на солнце играли дети в салки (хоть за стенами и нависла тень), так визжа и крича, что порою ему казалось, он лишится ума от шума, но уже в следующее мгновение он понимал, что нет для него ничего дороже. Мать не спрашивала о том, что делается в замке — нет, у нее не было никакого желания идти туда. У нее были свои подруги и соседи, и она рассказывала ему о них, о простых мелочах, и он понял, что она, как и Мурна, обладала отважной мудростью. И проходившие мимо задерживались рядом с ними, делая вид, что замешкались по какой-то причине или зашли по делу; и он видел внимательные глаза женщин, думающих о своих сыновьях, мужьях, братьях; тогда как он — калека, переломанный и никчемный, был оставлен с горсткой других командовать ими в Кер Велле.
И он поднял глаза и увидел, как прекрасна его мать и с каким почтением к ней относятся остальные. Она всегда была такой — полной здравого смысла. Отец полюбил ее за это, а сам Донал лишь этим утром в Кер Велле разглядел, какой была его мать.
И тогда внутри его, прогоняя страх, зародился несказанный покой, он словно понял о мире больше, чем знал до сих пор. Он понял, что должен делать, и как выполнить свою клятву в верности господину.
— Мне надо вернуться в замок, — невольно вырвалось у него. — Меня ждут дела… — он услышал, как затаили дыхание присутствующие. — Мой господин оставил распоряжения — их надо выполнить, — мать сидела спокойно, не сводя с него своих ясных глаз — она знала, что он делает. — Если спросят, скажи им так, — он сжал ее руку, лежащую на коленях, и заглянул в глаза. — Наш господин не погиб. Я был там, где он сейчас. И я оттуда вернулся. Он ушел, чтобы вылечиться. Как я. Это им тоже скажи.
Донал поднялся. И мать его встала за ним. Он стал лжецом и не стыдился этого. Склонившись, он поцеловал ее в лоб, а потом подставил ей для поцелуя свою щеку. Он пошел прочь не хромая, хоть кости у него и болели.
Он пересек двор и начал подниматься по лестнице, провожаемый сотней безмолвных взглядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Не может быть, — мрачно промолвил Ризи. — Это невозможно: по крайней мере сейчас это не легкий путь. Даже нам с трудом удалось осуществить его. Лучше сейчас обезопасить северные пределы, а потом все силы бросить на запад.
— Они поползут меж холмами как муравьи, — сказала Бранвин.
— Вполне возможно, госпожа, но это их приведет в наши руки. Оуэн, Маддок и я — неужто ты думаешь, что кто-либо из жителей долины превзойдет нас в бою в холмах? Пусть попробуют. Мы будем стоять здесь.
— Донал, — простерев руки, Бранвин обернулась к нему. — Донкад. Короля убил Донкад. Ты меня понимаешь?
Дрожь охватила Донала — разбитые кости заныли от воспоминаний, всколыхнув страх и сомнения в его душе.
— Барк, — промолвил он, — Барк, у него есть союзники… О боги, Ризи, Бурые холмы и север — слишком многое движется на нас… Я видел это, и это не войска. Гораздо хуже. Наверное, она права.
И все обернулись к нему с жалостью во взоре. Барк заправил руки за свой ремень, потом, нахмурившись, взглянул на Бранвин.
— Донал останется здесь, — сказал он, — командовать обороной. Ты моя госпожа, но господина нет, и пока он не появится здесь снова, я буду выполнять его последние распоряжения и хочу напомнить, что я вернулся в замок без его разрешения на это. Ризи, Оуэн, Маддок…
Краска залила щеки Бранвин.
— Я сказала, — промолвила она. — Но ты отказываешься слушать, — губы ее задрожали, глаза наполнились слезами. — Ну что ж, ступай. И поступай как знаешь, Барк. Хотя бы ты останешься, Донал.
Донал неподвижно стоял, чувствуя, что лицо его пылает, а Барк и Ризи с братьями, бряцая оружием, удалялись вниз по лестнице; и взор его помутился, стал страдальческим и горьким.
— Ну? — резко спросила Бранвин. И Мурна стояла рядом, присутствуя при этом. И краем глаза он видел детей, сидящих в углу.
— Я выйду с твоего разрешения, — горестно пробормотал Донал, — проводить братьев.
Бранвин кивнула и повернулась к нему боком, найдя себе занятие со связкой трав и склянок, стоявших в ее углу.
Ворота были раскрыты. Повозки со скрипом уже тянулись по дороге.
— Будьте осторожны, — промолвил Донал, глядя на Барка, проезжавшего мимо, и Барк, придержав лошадь, отъехал в сторону.
— Донал, — и Барк замер на мгновение, нахмурив лоб, потом соскочил с седла и заключил Донала в объятия.
Донал ответил ему тем же и, отстранившись, заглянул Барку в глаза.
— Будьте осторожны, — упрямо повторил он. Страх подступал к горлу, как тошнота. Он смотрел, как мимо проезжали всадники — почти все силы Кер Велла. Не глядя, он знал, на что похоже небо над головой. «Донкад, — звенело у него в мозгу в такт лязганью оружия, — Донкад, Донкад». — Скорее возвращайтесь назад.
Страх был написан слишком явно на его лице — он породил сожаление во взгляде Барка, не привыкшего к подобной слабости.
— Брат… — промолвил он и закусил губу, решив не говорить того, что собирался. — Позаботься обо всем здесь. А мы вернемся, как только сможем.
И руки Барка сжали плечи Донала. Донал застыл, а тот вскочив в седло, галопом опередил колонну, изогнувшуюся по направлению к северу. Сердце его помертвело, ибо отважные цвета знамен Кер Велла и черные стяги сыновей Дру, грохот копыт и бряцанье оружия удалялись на север где громоздились новые бастионы туч. На стенах стояли люди, облепив их со всех сторон, но мало кто издавал приветственные кличи — стояла тишина, несвойственная Кер Веллу.
— Сын.
К Доналу подошла мать. Он повернулся к ней, и выражение ее лица изменилось, став тише и спокойней. Его мать была высокой женщиной с подернутыми сединой волосами и полными жизни глазами. — Пойдем, — мудро сказала она, желая утешить его, как в юные годы, когда он разбивал коленки, падал или проигрывал состязания, пока он не решил, что вырос и не сбежал в Кер Велл. — Пойдем, я свободна сегодня утром. Позавтракай со мной.
Но он нуждался не в трапезе. В зале его ждала госпожа; у него были свои обязанности, и он не мог попусту тратить время — взгляд Барка все еще жег его нутро, и если Бранвин и Мурна занимались детьми, он мог посвятить себя делам во дворе. Люди должны были видеть его, одно его присутствие могло пресечь сплетни.
И он оставался на виду — народ глазел на него и шептался. За завтраком он выпил лишь чашу сидра и съел кусочек хлеба, пока мать его болтала обо всем на свете за исключением войны. Он сидел на мешке с провизией у кухонной двери, а мимо пробегали туда и сюда дети, женщины носили воду и припасы, даже забредали непослушные козы. Большинство населения Кер Велла теперь составляли женщины — юные, в расцвете лет и старухи. И он слушал рассказы матери о соседях и кухонные сплетни, а на солнце играли дети в салки (хоть за стенами и нависла тень), так визжа и крича, что порою ему казалось, он лишится ума от шума, но уже в следующее мгновение он понимал, что нет для него ничего дороже. Мать не спрашивала о том, что делается в замке — нет, у нее не было никакого желания идти туда. У нее были свои подруги и соседи, и она рассказывала ему о них, о простых мелочах, и он понял, что она, как и Мурна, обладала отважной мудростью. И проходившие мимо задерживались рядом с ними, делая вид, что замешкались по какой-то причине или зашли по делу; и он видел внимательные глаза женщин, думающих о своих сыновьях, мужьях, братьях; тогда как он — калека, переломанный и никчемный, был оставлен с горсткой других командовать ими в Кер Велле.
И он поднял глаза и увидел, как прекрасна его мать и с каким почтением к ней относятся остальные. Она всегда была такой — полной здравого смысла. Отец полюбил ее за это, а сам Донал лишь этим утром в Кер Велле разглядел, какой была его мать.
И тогда внутри его, прогоняя страх, зародился несказанный покой, он словно понял о мире больше, чем знал до сих пор. Он понял, что должен делать, и как выполнить свою клятву в верности господину.
— Мне надо вернуться в замок, — невольно вырвалось у него. — Меня ждут дела… — он услышал, как затаили дыхание присутствующие. — Мой господин оставил распоряжения — их надо выполнить, — мать сидела спокойно, не сводя с него своих ясных глаз — она знала, что он делает. — Если спросят, скажи им так, — он сжал ее руку, лежащую на коленях, и заглянул в глаза. — Наш господин не погиб. Я был там, где он сейчас. И я оттуда вернулся. Он ушел, чтобы вылечиться. Как я. Это им тоже скажи.
Донал поднялся. И мать его встала за ним. Он стал лжецом и не стыдился этого. Склонившись, он поцеловал ее в лоб, а потом подставил ей для поцелуя свою щеку. Он пошел прочь не хромая, хоть кости у него и болели.
Он пересек двор и начал подниматься по лестнице, провожаемый сотней безмолвных взглядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125