– «Я уже женат», – ответил бы Гамилькар. «Знаю. Одна жена не мешает другой», – сказал бы нгусе-негус. «Я не женюсь на Люське», – ответил бы Гамилькар.
О чем говорить, если не о чем говорить?
– И все-таки тебе надо отдохнуть в Италии, – уже не вопросительно сказал нгусе-негус, обходя бахчисарайскую колонку. – Там недавно объявился какой-то Benvenouto Moussolini .
В последние дни Фитаурари раздумывал о новоявленном фаши Муссолини, который недавно дорвался до власти в Италии. Фаши, фашист – это слово было еще непривычным. Кто он, этот Муссолини? Расист. Крутой негрофоб. Из интеллигентной семьи: мать – учительница итальянского языка, отец – юрист, адвокат. Следует ли его убить? Будущий властитель Офира мог бы сказать Гамилькару, что он против террора. Вообще-то, политиков лучше всего убивать, когда они еще неизвестны, еще не у власти, еще не вышли из колыбельки. Но можно убить и при власти. Сейчас убивать Муссолини не следует. Надо его пощупать. Надо присмотреться, подумать. Убивать – последнее дело. И не потому, что придет другой, еще худший Муссолини – нет, может, придет и получше; но культурку в Африке надо поднимать, надо делать из Эфиопии африканскую Швейцарию, а то одни эфиопы вокруг, со своей кровной местью, неравенством женщин и священным джихадом. Как говорится: эфиоп твою мать! В этом смысле негус Фитаурари не любил эфиопов, ох, не любил! Нужна долгосрочная программа, нужен «шум-шир»; новый Pohouyam должен провести шум-шир, назначая своих и отстраняя неугодных от власти. Попросту шухер, по-русски. Сейчас он раздумывал: в какую сторону применить шум-шир к Гамилькару: отдых в Италии – это повышение или разжалование?
Гамилькар все понимал. Отдых в Италии ему не нравился, знает он эти отдыхи. Ему не хотелось щупать Муссолини. Ему уже не хотелось лезть в политику. Он уже не любит плоскодонную Люську, он уже объял необъятное, у него была графиня Узейро. В конце концов, какая разница, какого цвета ягодицы у любимой женщины – черно-фиолетовые, как немецкий золингеновый чугун, или бело-розовые, как зефир? Гамилькар не хочет власти, он не хочет быть мужем будущей Pohouy… ее титул даже произнести трудно. Негус все понял.
– Ты нам не ответил: кто это? – опять спросил нгусе-негус. Сашко испуганно спрятался за спину Гамилькара, из-за спины торчал лишь германский аккордеон.
– Выдай что-нибудь, Сашко, – сказал Гамилькар. Сашко тут же выдал:
Эх, курочки,
Эх, уточки!
Эх, шуточки,
Прибауточки!
Эх, курочки
В закоулочке!
Эх, уточки
В переулочке!
Нгусе– негус ничего не помял. Сашко выдал варианты покруче:
Стаканчики!
Тараканчики!
Девки щупают посла
В ресторанчике!
Батончики!
Каравайчики!
Девки щупают певца
На рояльчике!
Не густо. Сашко чувствовал, что он что-то не то поет. Негус вопросительно взглянул на Гамилькара. Еще в древности правители соседних стран, даже египетские фараоны, считали, что с Pohouyam'ом Офира, «повелителем нильского паводка», следует обязательно поддерживать дружеские отношения, чаще заверять его в своем благорасположении, посылать неслабые дары и оказывать всяческие знаки внимания. И это правильно. Фонтан нгусе-негусу понравился, елка и полено тоже, а вот хлопчик с аккордеоном не очень.
– Садись. Выпьем. Обсудим. – Негус налил Гамилькару коньяка с молоком.
Гамилькар подошел к книжной полке и достал томик пушкинской прозы. Нашел «Арапа Петра Великого» и вслух прочитал первую фразу:
«В числе молодых людей, отправленных Петром Великим в чужие края, для приобретения сведений, необходимых государству преобразованному, находился его крестник, арап Ибрагим».
Прочитал и взглянул на нгусе-негуса.
– Ну? – спросил тот.
Гамилькар положил перед негусом одинокий листок своих генетических тезисов, и тот ознакомился с генпланом выведения из Сашка Гайдамаки африканского Пушкина.
«Забавно, – подумал негус – Полный шум-шир и шухер: запустить хлопчика в свой гарем. Программа политическая – убить Муссолини, программа культурная – вывести Пушкина. Гамилькар прав – культурку, конечно, надо поднимать, а то одни эфиопы вокруг. Арап Петра Великого – хохол Фитаурари Первого. Но стоит ли овчинка выделки? Посмотрим», – решил негус.
Аудиенция продолжалась в том же духе: молчанье, раздумье, вопрос, раздумье, ответ, молчанье. Каждый знал, что скажет другой. Негус мог бы сказать Гамилькару то-то и то-то, но прекрасно понимал, что Гамилькар скажет в ответ так-то и так-то. Гамилькар тоже прекрасно понимал это. Гамилькар мог бы сказать регенту, что… но зачем говорить, если регент все читал по глазам. Все было ясно. Выведение Пушкина требует жизни четырех поколений. Пушкин подождет, а пока Гамилькару надо отдохнуть в Италии. Сейчас в Италии набрал силу какой-то Муссолини. Гамилькару следует разобраться с ним, узнать, что еще замышляют итальяшки против Африки.
– Почему не пришел с женой? – спросил нгусе-негус – Говорят, она у тебя русская, красивая, толстая, белая. К тому же de la femme la plus distinguee de Petersbourg .
– Да, – согласился Гамилькар.
– Боишься нам показать?
– Да, – ответил Гамилькар и понял, что ему следует немедленно убираться в Италию.
ГЛАВА 2. Товарищ майор (продолжение)
Кто не думает, когда видит, тот никогда не увидит того, на что смотрит.
Л. Шестов. «Апофеоз беспочвенности»
Ответ почему-то оказался неожиданным для майора Нуразбекова. Он помолчал и удивленно переспросил:
– Серьезно? Вы знаете Гумилева?
Гайдамака тоже вдруг удивился своему ответу, задумался, но подтвердил:
– Да, знаю.
– Я думал, что вы ответите «нет».
– Почему же? Я немного знаю Николая Гумилева. Могу даже прочитать на память.
– Интересно!
Гайдамака опять задумался и начал медленно произносить, вспоминая слова и удивляясь своему нутряному подсознанию, которое эти слова, оказывается, знало и даже вспомнило (последствия, что ли, от коньяка с «Красной Шапочкой»?):
Я пойду по гулким шпалам
Ик– к…
Думать и следить
В небе желтом, в небе алом
Рельс бегущих нить.
Ик– к…
– Еще читать? Ик-к…
– Если не трудно.
В залы пасмурные станций
Забреду, дрожа,
Ик– к…
Коль не сгонят оборванца
С криком сторожа.
Ик– к…
Майор Нуразбеков остановил Гайдамаку мягким движением ладони и сам продолжил:
А потом мечтой упрямой Вспомню в сотый раз Быстрый взгляд красивой дамы, Севшей в первый класс.
Что ей, гордой и далекой, Вся моя любовь? Но такой голубоокой Мне не видеть вновь!
– Концовку помните, командир? – спросил майор. Гайдамака и концовку.помнил:
Расскажу я тайну другу,
Подтруню над ним,
В теплый час, когда по лугу
Вечер стелет дым.
Ик– к…
И с улыбкой безобразной
Он ответит: «Ишь!
Начитался дряни разной,
Вот и говоришь».
Ик-к…
– «Ишь!» – смакуя, повторил майор Нуразбеков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
О чем говорить, если не о чем говорить?
– И все-таки тебе надо отдохнуть в Италии, – уже не вопросительно сказал нгусе-негус, обходя бахчисарайскую колонку. – Там недавно объявился какой-то Benvenouto Moussolini .
В последние дни Фитаурари раздумывал о новоявленном фаши Муссолини, который недавно дорвался до власти в Италии. Фаши, фашист – это слово было еще непривычным. Кто он, этот Муссолини? Расист. Крутой негрофоб. Из интеллигентной семьи: мать – учительница итальянского языка, отец – юрист, адвокат. Следует ли его убить? Будущий властитель Офира мог бы сказать Гамилькару, что он против террора. Вообще-то, политиков лучше всего убивать, когда они еще неизвестны, еще не у власти, еще не вышли из колыбельки. Но можно убить и при власти. Сейчас убивать Муссолини не следует. Надо его пощупать. Надо присмотреться, подумать. Убивать – последнее дело. И не потому, что придет другой, еще худший Муссолини – нет, может, придет и получше; но культурку в Африке надо поднимать, надо делать из Эфиопии африканскую Швейцарию, а то одни эфиопы вокруг, со своей кровной местью, неравенством женщин и священным джихадом. Как говорится: эфиоп твою мать! В этом смысле негус Фитаурари не любил эфиопов, ох, не любил! Нужна долгосрочная программа, нужен «шум-шир»; новый Pohouyam должен провести шум-шир, назначая своих и отстраняя неугодных от власти. Попросту шухер, по-русски. Сейчас он раздумывал: в какую сторону применить шум-шир к Гамилькару: отдых в Италии – это повышение или разжалование?
Гамилькар все понимал. Отдых в Италии ему не нравился, знает он эти отдыхи. Ему не хотелось щупать Муссолини. Ему уже не хотелось лезть в политику. Он уже не любит плоскодонную Люську, он уже объял необъятное, у него была графиня Узейро. В конце концов, какая разница, какого цвета ягодицы у любимой женщины – черно-фиолетовые, как немецкий золингеновый чугун, или бело-розовые, как зефир? Гамилькар не хочет власти, он не хочет быть мужем будущей Pohouy… ее титул даже произнести трудно. Негус все понял.
– Ты нам не ответил: кто это? – опять спросил нгусе-негус. Сашко испуганно спрятался за спину Гамилькара, из-за спины торчал лишь германский аккордеон.
– Выдай что-нибудь, Сашко, – сказал Гамилькар. Сашко тут же выдал:
Эх, курочки,
Эх, уточки!
Эх, шуточки,
Прибауточки!
Эх, курочки
В закоулочке!
Эх, уточки
В переулочке!
Нгусе– негус ничего не помял. Сашко выдал варианты покруче:
Стаканчики!
Тараканчики!
Девки щупают посла
В ресторанчике!
Батончики!
Каравайчики!
Девки щупают певца
На рояльчике!
Не густо. Сашко чувствовал, что он что-то не то поет. Негус вопросительно взглянул на Гамилькара. Еще в древности правители соседних стран, даже египетские фараоны, считали, что с Pohouyam'ом Офира, «повелителем нильского паводка», следует обязательно поддерживать дружеские отношения, чаще заверять его в своем благорасположении, посылать неслабые дары и оказывать всяческие знаки внимания. И это правильно. Фонтан нгусе-негусу понравился, елка и полено тоже, а вот хлопчик с аккордеоном не очень.
– Садись. Выпьем. Обсудим. – Негус налил Гамилькару коньяка с молоком.
Гамилькар подошел к книжной полке и достал томик пушкинской прозы. Нашел «Арапа Петра Великого» и вслух прочитал первую фразу:
«В числе молодых людей, отправленных Петром Великим в чужие края, для приобретения сведений, необходимых государству преобразованному, находился его крестник, арап Ибрагим».
Прочитал и взглянул на нгусе-негуса.
– Ну? – спросил тот.
Гамилькар положил перед негусом одинокий листок своих генетических тезисов, и тот ознакомился с генпланом выведения из Сашка Гайдамаки африканского Пушкина.
«Забавно, – подумал негус – Полный шум-шир и шухер: запустить хлопчика в свой гарем. Программа политическая – убить Муссолини, программа культурная – вывести Пушкина. Гамилькар прав – культурку, конечно, надо поднимать, а то одни эфиопы вокруг. Арап Петра Великого – хохол Фитаурари Первого. Но стоит ли овчинка выделки? Посмотрим», – решил негус.
Аудиенция продолжалась в том же духе: молчанье, раздумье, вопрос, раздумье, ответ, молчанье. Каждый знал, что скажет другой. Негус мог бы сказать Гамилькару то-то и то-то, но прекрасно понимал, что Гамилькар скажет в ответ так-то и так-то. Гамилькар тоже прекрасно понимал это. Гамилькар мог бы сказать регенту, что… но зачем говорить, если регент все читал по глазам. Все было ясно. Выведение Пушкина требует жизни четырех поколений. Пушкин подождет, а пока Гамилькару надо отдохнуть в Италии. Сейчас в Италии набрал силу какой-то Муссолини. Гамилькару следует разобраться с ним, узнать, что еще замышляют итальяшки против Африки.
– Почему не пришел с женой? – спросил нгусе-негус – Говорят, она у тебя русская, красивая, толстая, белая. К тому же de la femme la plus distinguee de Petersbourg .
– Да, – согласился Гамилькар.
– Боишься нам показать?
– Да, – ответил Гамилькар и понял, что ему следует немедленно убираться в Италию.
ГЛАВА 2. Товарищ майор (продолжение)
Кто не думает, когда видит, тот никогда не увидит того, на что смотрит.
Л. Шестов. «Апофеоз беспочвенности»
Ответ почему-то оказался неожиданным для майора Нуразбекова. Он помолчал и удивленно переспросил:
– Серьезно? Вы знаете Гумилева?
Гайдамака тоже вдруг удивился своему ответу, задумался, но подтвердил:
– Да, знаю.
– Я думал, что вы ответите «нет».
– Почему же? Я немного знаю Николая Гумилева. Могу даже прочитать на память.
– Интересно!
Гайдамака опять задумался и начал медленно произносить, вспоминая слова и удивляясь своему нутряному подсознанию, которое эти слова, оказывается, знало и даже вспомнило (последствия, что ли, от коньяка с «Красной Шапочкой»?):
Я пойду по гулким шпалам
Ик– к…
Думать и следить
В небе желтом, в небе алом
Рельс бегущих нить.
Ик– к…
– Еще читать? Ик-к…
– Если не трудно.
В залы пасмурные станций
Забреду, дрожа,
Ик– к…
Коль не сгонят оборванца
С криком сторожа.
Ик– к…
Майор Нуразбеков остановил Гайдамаку мягким движением ладони и сам продолжил:
А потом мечтой упрямой Вспомню в сотый раз Быстрый взгляд красивой дамы, Севшей в первый класс.
Что ей, гордой и далекой, Вся моя любовь? Но такой голубоокой Мне не видеть вновь!
– Концовку помните, командир? – спросил майор. Гайдамака и концовку.помнил:
Расскажу я тайну другу,
Подтруню над ним,
В теплый час, когда по лугу
Вечер стелет дым.
Ик– к…
И с улыбкой безобразной
Он ответит: «Ишь!
Начитался дряни разной,
Вот и говоришь».
Ик-к…
– «Ишь!» – смакуя, повторил майор Нуразбеков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89