– В честь шестидесятипятилетия Великой Октябрьской Социалистической Революции? – помог ему майор Нуразбеков, отбрасывая теннисную ракетку.
– Точно! Вспомнил! В честь Великого Октября! Еще помню – мокро было, слякоть. И холодно. Погода шептала: «Займи и выпей». Вот я у Скворцова и занял пятерку!
– В ноябре позапрошлого года, перед тем как Леонид Ильич умерли?
– Ну, – опять подбросил мячик Гайдамака.
– … гну, – беззлобно выругался майор и потянул носом. – Вы что, выпили с утра?
Гайдамака смутился.
– Для храбрости? – догадался майор.
– Для бодрости.
– Это одно и то же. Странно, чего вам бояться? Нет, в самом деле, интересно! – оживился майор Нуразбеков. – Почему все так боятся нашу контору? Вот вы, лично… Объясните между нами, девушками: ведь вы лично ничего такого не совершали в смысле опасности для нашего государства, а боитесь! Не пойму: в чем тут дело, а?
«Бэ, – подумал Гайдамака. – Дурак он, что ли? Не-ет, вумный шайтан, все прекрасно понимает, но девочкой прикидывается, вызывает на откровенность».
– Впрочем, для безопасности нашего государства вы тоже ровным счетом ничего не сделали, – продолжал майор Нуразбеков, не дождавшись ответа. – Вообще-то, за вами числятся всякие-якие антисоветские мелочишки, но это уж как водится – все мы не без греха.
– А что за мной… ик… числится? – полюбопытствовал Гайдамака.
– Перечислить? Да вы сами знаете. Опять замолчали.
«Ни черта он не знает про те сторублевки, – твердо решил Гайдамака. – Чепуха. Откуда? Свидетелей не было. Ждет, когда я сам на себя клепать начну. Тут-то он на меня по совместительству всех собак и навешает. Фиг ему!»
– Перечислить, что ли? – опять с сомнением переспросил майор Нуразбеков, подошел к окну, растворил пошире, высунулся но пояс, задрал голову и внимательно осмотрел палящее и выгоревшее от солнца небо над Одессой. Потом свесился и стал изучать внизу на углу улиц Карла Маркса и Бебеля потных прохожих, которые увязали в расплавленном от августовской жары асфальте.
ГЛАВА 5 Встреча с Дуче, после которой Гамилькар принимает решение убить Муссолини
– Завтра у меня встреча с Муссолини, – как бы между прочим сказал Гамилькар.
Графиня Л. К. засуетилась и послала будущего прадеда африканского Пушкина в Бонцаниго, в аптеку дядюшки Джузеппе Верди, за вином и колбасой.
Встреча Гамилькара с итальянским премьер-министром состоялась в его римской резиденции, в Венецианском дворце. У входа во дворец два охранника с разводящим играли в «морру», выбрасывая пальцы на счет «три». В кабинете Муссолини висели портреты Карла Маркса и его собственный. Бенито Муссолини, бывший репортер какой-то утренней бульварной газетенки, неспешно застегиваясь и надевая на громадную лысину белую фуражку яхтсмена (при военном-то френче!), вышел из-за обширного стола навстречу Гамилькару; любовница премьер-министра Кларетта Петаччи спрыгнула со стола, подтянула чулки, поправила юбку и, виляя бедрами, удалилась в боковую дверь.
Пока они сходились посреди кабинета, Гамилькар никак не мог вспомнить, кого Муссолини ему напоминает. Наконец вспомнил – Муссолини разительно походил на телохранителя Ленина матроса Жириновского, который в Горках возил вождя в каталке по 40-градусному морозу и угощал Гамилькара водкой «из горла», вот только Жириновский был вечно непричесан, а Муссолини – лысый.
Дуче встретил Гамилькара точно посреди кабинета. Правым кулаком, покрытым волосами, он дружески заехал Гамилькару в солнечное сплетение, а левой ладонью похлопал Гамилькара по спине. Муссолини был большим шутником и корчил из себя великого дофениста. Такой вот Я! Недавно на вопрос американского корреспондента Хемингуэя: «О чем вы сегодня будете говорить в парламенте?», Бенито похлопал себя по заднице и ответил: «Сегодня моя zjhopa будет разговаривать со скамейкой». («В переводе это означало, что сегодня он выступать не будет, – объяснил Хемингуэй, – хотя настоящий, уважающий себя дофенист знает цепу крепкого словца и таким весомым классическим непечатным словом, как zjhopa, разбрасываться не станет».)
Гамилькар вспомнил прием у Врангеля и начал с купидонов. Звероферма на севере Офира очень заинтересовала Муссолини, как в свое время Врангеля. Дуче тут же отведал ножку купидона, причмокнул, облизнулся, закатил глаза и не без юмора воскликнул:
– Брависсимо! Это именно то, чего не хватает моему народу и моей славной непобедимой армии.
Муссолини утер рукавом френча жирные губы и принялся расспрашивать: поддается ли мясо купидона длительной консервации? Каковы темпы роста и созревания половозрелой птицы? Что есть купидон в зоологическом смысле – страус, что ли? Как он чувствует себя в макаронах по-итальянски с уксусом и красным вином?… Муссолини со своим внезапным интересом к купидонам теперь стал похож на Хрущева с его кукурузными пожарами – оба были огнеопасны, у обоих было предрасположение к внезапному возгоранию от, казалось бы, негорючих материалов, – и не удивительно, в конце концов, между Хрущевым и Муссолини было много общего – от внешности до характера.
– Эфиоп твою мать! Ты сказал: Офир?! – вдруг дошло до премьер-министра. – Значит, ты не эфиоп, а офирянин? – обрадовался Муссолини, будто не знал этого. – Я рад, что ты не эфиоп. Эфиопия варварская страна, недостойная находиться среди цивилизованных народов.
Он оставил купидонов в покое и потащил Гамилькара к громадной политической карте мира.
– Смотри сюда: вот Италия… – Муссолини обвел жирным указательным пальцем зеленый иберийский сапог и сделал значительное лицо – т. е. скорчил одну из своих знаменитых рож: выгнул толстую нижнюю губу наизнанку и выпучил глаза. – А вот Офир… – Указательный палец переплыл синее Средиземное море и вторгся в Африку. – Где тут Офир… не могу найти… Ладно, предположим, что сейчас Офир находится здесь… – Палец Муссолини оставил отпечаток синей типографской краски на африканском роге. – Я – Бенито, ты – Гамилькар, нам надо объединить наши усилия. – Он многозначительно посмотрел в глаза Гамилькару и нанес ему легкий крюк в челюсть. – Фашизм – это большая семья. В семье все любят и слушаются папу.
Затем Муссолини намекнул, что Гамилькар мог бы при случае – конечно, с помощью дуче – занять место самого офирского Pohouyam'a.
– Место? – переспросил Гамилькар.
– Да. Трон, – уточнил Бенито.
– Стуло, – сказал Гамилькар на суржике.
«Кто он такой, Муссолини? – не понимал Гамилькар. – Настоящий последователь дофенизма или обычный проходимец и маргинал? Клоун или корчит из себя клоуна?»
– Смотри: вот Хартум, – объяснял Муссолини. – В 3650 километрах от истоков почти под прямым углом в Белый Нил вливается с востока из Эфиопии Голубой Нил;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89