Через пятнадцать минут они, обнявшись, запели. В тот памятный вечер голос у
Тюхина тоже звучал как-то необычно хорошо. Спели "Тонкую рябину", "Последний
троллейбус", "Колокола Бухенвальда", "В Кейптаунском порту", "Забота у нас
такая...". Особенно хорошо получилась "Я люблю тебя, жизнь!" Тюхин так после
исполнения расчувствовался, что зачем-то рассказал Зоркому, как в детстве
страшно любил петь "Темную ночь", а особенно эту вот таинственную строчку:
"Только кули свистят по степи", ему прямо так и виделись бедные китайские кули,
которые насвистывали во мраке ночи, должно быть, тоскуя по родине, грустные
китайские песни.
-- Ну да, ну да, -- рассеянно подхватил его партнер, -- а когда вы пели
"Шаланды полные кефали", вам казалось, что "кефали" это глагол, и вы все
спрашивали у отца: а куда же они кефают эти полные шаланды?..
И тут Тюхин, как-то разом вдруг протрезвев, нахмурился:
-- А вам откуда это известно?
Рихард Иоганнович встал, такой же, как Тюхин, длинный, нескладный. Скрестив
руки на груди, он устремил задумчивый взор на закат. И вдруг спросил:
-- А вы что, голубчик, так и не сообразили, кто я такой?.. Хотите подсказку? Я
ведь никакой не Зоркий и, уж разумеется, не Ричард Иванович...
-- И не Рихард Иоганнович, -- усмехнувшись, подхватил Витюша, -- и не Григорий
Иоа...
-- А вот тут -- стоп! -- перебил его спутник. -- Вот тут уже, сокровище вы мое,
тут уже... м-ме... теплее! Совсем тепло, половинка вы моя магнитная. Я ведь и в
самом деле -- Григорий, а вот что касается отчества... Ну, хотите, даже букву
могу назвать?
-- Так и назовите, -- сказал Тюхин.
-- Эх, каяться, так каяться! Буква сия -- "вэ", а следовательно инициалы мои,
как нетрудно сообразить: Гэ Вэ...
И взбулькнула вода за бортом, и Витюша, подцепив тушеночки, посмотрел на своего
сугубо засекреченного компаньона снизу вверх.
-- Ну, то, что вы -- гэвэ -- это, как любил говаривать наш самозакопавшийся
старшина, и невооруженным глазом видно...
И они еще долго, до самой внезапно наступившей темноты, пикировались подобным,
если уж не родственным, то совершенно дружеским образом. И даже распили еще
одну бутылочку доброго пиратского напитка. А потом кидали пустые бутылки по
очереди кто дальше -- в зеленовато-светящуюся флуоресцирующую воду за бортом.
Спали они, накрывшись одной скатертью, с вышитыми Виолетточкой фирменными
вензелями -- "О.К." И приснился Тюхину Бог, который, наклонившись над ним,
спящим, шепнул: "Все будет о'кэй, Тюхин!" И пошел, пошел по морю, яко посуху. И
был он весь в белом, и со спины до удивления напоминал Витюшиного лечащего
врача со странной, вечно заставляющей его вздрагивать, фамилией Шпирт...
А когда они проснулись на рассвете, плот уже сидел на мели.
Это был совершенно необитаемый остров. Трижды мореплаватели обошли его вдоль и
поперек, но никаких признаков жизни на нем, увы, не обнаружили. Клочок суши --
семьдесят шагов в длину, пятнадцать в ширину -- был покрыт лебедой. Заросли его
были такими дремучими, что на первую вентиляционную трубу они наткнулись
случайно, уже возвращаясь к пункту высадки. Шагах в десяти от первой они
обнаружили еще одну, с хорошо памятной -- синей краской -- самим же Тюхиным и
сделанной, надписью на ней: "Дембиль -- в мае!"
-- Минуточку-минуточку! -- воскликнул осененный Витюша, -- так ведь это же
спецхранилище!
-- Пантеон Героев?!
-- Гадючник, где "шиляк" прятали! Это мы с вами по его крыше разгуливаем.
Удивленные, они огляделись окрест, однако ничего, кроме парной мглы, даже глядя
с-под ладони, как русские первопроходцы, не открыли. Впрочем, одно открытие все
же состоялось. И было оно более, чем неприятное. Во время их пешей вылазки
опрометчиво брошенный без присмотра плот таинственно исчез. Вместе с ним
исчезла практически вся одежда, за исключением разве что черных очков Г. В. и
нательного крестика Тюхина, не говоря уже о спиртном, жратве, скатерочке,
которую они намеревались расстелить на берегу -- Тюхин уже даже руки потирал от
предвкушения. Сгинуло все, и этот удар они перенесли молча, глядя друг на друга
долгими взаимоисключающими взглядами. На этот раз Г. В. не спасли и очки: Тюхин
переглядел его, после чего псевдослепец, покачав головой, пробормотал:
-- Одна-ако!..
На третий день их идиотской робинзонады, когда Тюхину все чаще и чаще стал
вспоминаться почему-то товарищ подполковник Хапов, начались события. С утра,
как выключенный, прекратился вдруг этот странный, ни на секунду не
прекращавшийся свист. Вода всклокотала, как вскипяченная, что, собственно, и
соответствовало действительности: Григорий В., сунувший в воду свой длинный
интеллигентский палец, тут же выдернул его с воплем:
-- Кипяток, Тюхин!
Злой, почерневший от голода и раздумий, рядовой Мы мрачно усмехнулся:
-- Вот и хорошо. С кого начнем?.. Кстати, имейте в виду: у меня в 62-м была
инфекция...
-- Тьфу, тьфу на вас! -- досадливо отмахнулся Григорий В. и вдруг замер в
неудобной позе. -- Слышите?.. Кажется, летят!.. Ну да, и впрямь летят! Вон, вон
они!
Вскочив на ноги, Тюхин устремил взор по направлению, указанному рукой его
несчастного собрата и увидел низколетящую над водой, быстро приближающуюся
воздушную цель в виде стаи перелетных птиц.
-- Это гуси, гуси! -- вскричал пораженный Витюша.
-- И лебеди, Тюхин, лебеди!
А птицы были все ближе, ближе! И вот -- обдав ветром, они пронеслись над
островом Ивана Блаженного. И первой была лебедь белая -- Христина Адамовна, за
ней лебедь черная -- Виолетточка, а далее -- строем по ранжиру -- гуси, елки
зеленые: гусь Гибель, гусь Гусман, гуси -- Петров, Иванов, Сидоренко, Петренко,
Иваненко, Сидоров, Крокодилов, а замыкал эту странную небесную компанию опять
от всех отстающий (пропади оно все пропадом!), примкнувший к белым гусям по
случайности, серый, тот еще гусь Гуськов. С трубными кликами гуси-лебеди
полетели прямиком на рдяный восток, все выше, выше, пока не скрылись в
облаках...
-- Ну вот, и эти улетели, -- прошептал Витюша.
-- Так ведь перестреляют же, человеки с ружьями перестреляют, -- в тон ему
грустно вздохнул Григорий В.
-- И все равно, все равно...
А вскоре островок затрясло. Откуда-то из-под земли началось низкое,
сопровождаемое вибрацией, густое трансформаторное гудение, такое сильное, что
они попадали на колени.
-- А это, это еще как понимать?! -- вскричал побледневший Тюхин.
-- Господи, да вы что, святая простота, и сейчас не догадываетесь?! -- эти
слова слепец-провиденциалист прокричал почти весело, а удивление, которое
запечатлелось при этом на его лице, было прямо-таки неподдельным. -- Вам
подсказать -- или вы сами?.. Подсказать?..
-- Да говорите же, черт вас побери!
-- Так ведь это вы должны мне объяснить, каким таким фантастическим образом он
сумел докопаться до капитанского мостика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53