Тело Дамиана бескостно шевельнулось, как мертвое.
Я ощущала его сердце, и оно было холодно и мертво.
- Я повелитель твоего сердца, Дамиан. И я велю, чтобы билось оно.
- Мы заставим его биться. - Мой голос звучал далеко и странно, будто и не мой вовсе. Сила дышала через меня, через Дамиана и входила в Жан-Клода. Я чувствовала, как она рвется наружу, и знала, что все ближайшие трупы ощутят ее напор.
- Давай, - шепнула я.
Жан-Клод последний раз глянул на меня и обратил все внимание на Дамиана. Одним резким движением он вырвал клинок.
Сущность Дамиана попыталась рвануться за лезвием, выпростаться через рану. Я чувствовала, как она ускользает. И я позвала ее, вжала в мертвую плоть, но этого было мало. Тогда я положила руку на его сердце. Лезвие прорезало мне ладонь, и кровь, теплая, человеческая, залила рану. То, что было в Дамиане, остановилось в нерешительности. Остановилось попробовать моей крови. И этого хватило. Я не стала ласкать его сердце, я стукнула по нему, заполнила силой, ползущей через нас.
Оно ударило в ребра с такой силой, что у меня кости загудели. Дамиан выгнулся, забился у меня на коленях, закинув голову, рот его раскрылся в беззвучном крике, глаза распахнулись. Потом он свалился обратно.
Он глядел на меня выпученными от страха глазами. Схватился за мою руку, хотел что-то сказать, но не смог из-за колотящегося в горле пульса. Я ощущала кровь в его теле, биение его сердца, возвращающуюся жизнь, если так можно сказать.
Дамиан протянул руку, схватил Жан-Клода за рукав и смог наконец прошептать:
- Что вы со мной сделали?
- Спасли, mon ami, спасли.
Дамиан обмяк, успокаиваясь. Я стала терять ощущение его пульса, биения его сердца. Оно медленно ускользало, и я отпустила его, но точно знала, что могла бы удержать. Могла заставить его сердце биться сильнее и слабее от моего прикосновения.
Гладя его рыжие волосы, я ощущала соблазн, лишь чуть-чуть окрашенный сексом. Тогда я подняла руку рассмотреть порез. Не очень серьезный - два-три шва, и все будет в порядке. Было больно, но недостаточно. И я провела кровоточащей рукой по волосам Дамиана. Волосы попали в рану, и резкая боль, острая и тошнотворная, привела меня в чувство.
Дамиан смотрел на меня испуганно. Он боялся меня.
18
- Ну и ну! До чего же поразительно и трогательно!
Я повернулась, не снимая с колен Дамиана. Иветта шла к нам. Норкового палантина на ней больше не было, а белое платье было такое простое, такое элегантное, такое... шанельное. А дальше начался чистейший маркиз де Сад.
С ней был Джейсон - вервольф, шестерка, иногда добровольная закуска для нежити. Одет он был во что-то среднее между черными кожаными и обтягивающими меховыми штанами. На бедрах виднелась голая кожа, и пах был прикрыт чем-то вроде кожаного ремня. Вокруг шеи у Джейсона был собачий ошейник с заклепками и поводком. Конец поводка был в руках Иветты. На лице, на шее и на руках Джейсона выделялись свежие синяки. Ниже на груди и на животе - порезы, как следы от когтей. Руки у него были связаны за спиной и так крепко притянуты к телу, что это одно уже должно было быть больно.
Иветта остановилась, рисуясь, в восьми футах от нас. Потом толкнула Джейсона в спину с такой силой, что он не удержался от болезненного стона и рухнул на колени. Поводок она натянула так, что чуть его не повесила.
Иветта пригладила свои желтые волосы, будто позируя перед камерой.
- Это гостинец мне на то время, что я здесь. Как тебе нравится упаковка?
- Сесть можешь? - спросила я Дамиана.
- Кажется, да.
Он скатился с моих колен и осторожно сел, будто еще не все в его теле работало нормально.
Я встала.
- Джейсон, как жизнь?
- Нормально, - ответил он.
Иветта натянула поводок, чтобы он не мог говорить. Я поняла, что внутри ошейника - стальные зубья. Парфорс. Ну и ну.
- Это мой волк, Иветта. Я его защищаю. Ты его не получишь.
- Уже получила. И сделаю с ним, что захочу. Я его еще даже не обидела по-настоящему. Синяки - это не моя работа, они ему достались, когда он защищал «Цирк». Тебя защищал. Спроси его сам. - Она ослабила ошейник и поводок.
Джейсон сделал глубокий вдох.
- Она тебя мучила? - спросил Жан-Клод.
- Нет.
- Какое самоограничение! - обратился Жан-Клод к Иветте. - Или с момента наших последних объятий у тебя изменились вкусы?
Она рассмеялась.
- Нет, вкусы у меня все те же. Я буду его пытать здесь, среди вас, и вы не сможете мне помешать. Таким образом я смогу пытать нескольких по цене одного.
Иветта улыбнулась. Сейчас у нее вид был лучше, чем в ресторане. Не такой бледный.
- На ком паслась? - спросила я.
Она метнула на меня беглый взгляд.
- Скоро увидишь. - И обратилась к Уоррику: - Уоррик, я тобой недовольна.
Воин стоял у стены, все еще держа в руках меч Дамиана.
- Госпожа, я не хотел его убивать.
- О, я не об этом. Ты охранял их, пока они его спасали.
- Ты говорила, что я буду наказан, если он умрет.
- Да, говорила. Но разве ты действительно обратил бы против меня этот меч?
- Нет, госпожа! - сказал он, падая на колени.
- Как же ты мог их охранять?
Уоррик замотал головой:
- Я не думал...
- Ты никогда не думаешь. - Она подтащила Джейсона к ноге, прижала его лицо к своей ляжке. - Вот, смотри, Джейсон, как я наказываю плохих мальчиков.
Уоррик вскочил, прижимаясь к стене, уронил меч, зазвеневший на камнях.
- Госпожа, пожалуйста, прошу тебя, не надо!
Иветта стала глубоко дышать, закинув голову и закрыв глаза, предвкушая удовольствие. И все так же поглаживая лицо Джейсона.
- Что она собирается делать? - спросила я.
- Смотри, - только и сказал Жан-Клод.
Уоррик опустился на колени почти на расстоянии вытянутой руки от меня. Что бы сейчас ни произошло, на этом спектакле нам были отведены места в первом ряду партера. Что и было задумано, как я полагаю.
Уоррик смотрел мимо нас, в стену, изо всех сил стараясь не замечать нас. По его голубым глазам расползалась белая пленка, они мутнели и слепли - настолько незаметно, что мы бы и не увидели, если бы не сидели вплотную к нему.
Глаза рыцаря стали вваливаться внутрь, сгнивая и рассыпаясь. Лицо его оставалось идеальным, сильным, героическим, как у святого Георгия на медали, но глаза превратились в гниющие дыры. Густой зеленоватый гной потек по щекам.
- Это она с ним делает? - спросила я шепотом.
- Она, - ответил Жан-Клод почти неслышно.
Уоррик издал тихий горловой звук, черная жижа хлынула у него изо рта, стекая по губам. Он пытался вскрикнуть, но слышалось только глубокое придушенное бульканье. Рыцарь покачнулся и упал на четвереньки. Из глаз, ушей, рта текла гнойная жидкость, собираясь на полу лужей, более густой, чем кровь.
Ей следовало бы вонять, но у вампиров часто бывает, что гниение есть, а запаха нет. Уоррик выблевал на пол собственные гниющие внутренности.
Мы отодвинулись от растущей лужи, чтобы не наступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104