Трудно в это поверить, но намерения людей, создававших Программу, были чисты как первый снег.
Глаза Эйдриен округлились, и бывший разведчик продолжил:
— Те люди знали, на что способны Гитлер и ему подобные. Поэтому они готовились фанатично защищать свободу. Знаю, звучит банально — разговоры о свободе всегда кажутся банальными, — но я сказал правду. — Ученый-разведчик умолк и, опершись левой рукой о пол, с неожиданной для его возраста ловкостью вскочил на ноги. Пройдя к печи в противоположном углу комнаты, он открыл дверцу, помешал кочергой угли и подкинул свежее полено. И снова обернулся к гостям: — Изначально Программу разработали, чтобы выявлять и устранять таких, как Гитлер и Сталин, не допускать их прихода к власти.
— То есть в рамках Программы выращивали наемных убийц? — предположил Макбрайд.
Старик пожал плечами:
— Отчасти. Идея заключалась в том, чтобы создать агентов с контролируемым поведением, готовых пойти на задание, даже если его исход противоречит инстинкту самосохранения.
— А это как понимать? — спросил Льюис.
— Полагаю, что агентам внушали не бояться смерти, — предположила Эйдриен.
Шапиро едва заметно склонил голову, неохотно соглашаясь.
— Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.
Гости взглянули на хозяина дома.
— Предположим, ружье даст осечку, — объяснил Шапиро. — Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами — так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой-нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…
— Попробую угадать, — вызвался Макбрайд. — Вы сводили их с ума?
Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:
— Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.
Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.
— Что такое воспоминание-ширма? — поинтересовалась она.
Ученый задумался.
— Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.
— Вы не могли бы пояснить на примере? — попросил Макбрайд.
— Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, — проговорил ученый.
— В детстве меня истязали сатанисты, — добавила Эйдриен.
— Точно, — сказал Шапиро. — Говорящий — а в нашем случае убийца — моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.
— Убедительно? — бросила ему в лицо Эйдриен. — Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!
Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.
— Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое-то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.
— Как вы смеете такое утверждать? — возмутилась Эйдриен. — Вы же видели имплантат.
— Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.
Неожиданно для себя Лью улыбнулся:
— Вы сказали, исследования переместились за границу?
— Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.
Какое-то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.
— А как же я? — спросил он. — Откуда взялся имплантат?
Шпион в отставке покачал головой.
— А моя сестра! — настаивала Эйдриен — Как насчет нее?
Шапиро развел руками:
— Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я — динозавр в этой области.
— Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.
— Я видел фотографию.
— Считаете, что мы все выдумали? — поинтересовался Льюис.
— Нет, — уступил ученый.
— Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, — настаивала Эйдриен. — ЦРУ…
— ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. — Шапиро медленно покачал головой. — Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.
Макбрайд пытался понять.
— Тогда кто же всем этим занимается?
— Франкенштейн, — ответил Шапиро.
Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.
— Простите, кто?
— Франкенштейн. — Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. — Агент или организация, не контролирующаяся извне.
— И?… — Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.
— Это просто мои догадки, — признался он. — Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.
— То есть как — приватизировали? — не понял Льюис.
— Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно — без помощи ЦРУ.
— Кто это может быть? — спросила Эйдриен.
Шапиро пожал плечами:
— Не имею представления.
— На такой проект требуется немало средств, — размышлял вслух Макбрайд.
Бывший разведчик кивнул:
— Да, не один миллион. А с другой стороны — на что не требуется денег?
— Как же им удается держать исследования в тайне? — удивилась гостья.
Старик немного поразмыслил.
— Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что-нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. — Ученый задумался. — Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Глаза Эйдриен округлились, и бывший разведчик продолжил:
— Те люди знали, на что способны Гитлер и ему подобные. Поэтому они готовились фанатично защищать свободу. Знаю, звучит банально — разговоры о свободе всегда кажутся банальными, — но я сказал правду. — Ученый-разведчик умолк и, опершись левой рукой о пол, с неожиданной для его возраста ловкостью вскочил на ноги. Пройдя к печи в противоположном углу комнаты, он открыл дверцу, помешал кочергой угли и подкинул свежее полено. И снова обернулся к гостям: — Изначально Программу разработали, чтобы выявлять и устранять таких, как Гитлер и Сталин, не допускать их прихода к власти.
— То есть в рамках Программы выращивали наемных убийц? — предположил Макбрайд.
Старик пожал плечами:
— Отчасти. Идея заключалась в том, чтобы создать агентов с контролируемым поведением, готовых пойти на задание, даже если его исход противоречит инстинкту самосохранения.
— А это как понимать? — спросил Льюис.
— Полагаю, что агентам внушали не бояться смерти, — предположила Эйдриен.
Шапиро едва заметно склонил голову, неохотно соглашаясь.
— Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.
Гости взглянули на хозяина дома.
— Предположим, ружье даст осечку, — объяснил Шапиро. — Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами — так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой-нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…
— Попробую угадать, — вызвался Макбрайд. — Вы сводили их с ума?
Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:
— Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.
Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.
— Что такое воспоминание-ширма? — поинтересовалась она.
Ученый задумался.
— Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.
— Вы не могли бы пояснить на примере? — попросил Макбрайд.
— Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, — проговорил ученый.
— В детстве меня истязали сатанисты, — добавила Эйдриен.
— Точно, — сказал Шапиро. — Говорящий — а в нашем случае убийца — моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.
— Убедительно? — бросила ему в лицо Эйдриен. — Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!
Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.
— Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое-то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.
— Как вы смеете такое утверждать? — возмутилась Эйдриен. — Вы же видели имплантат.
— Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.
Неожиданно для себя Лью улыбнулся:
— Вы сказали, исследования переместились за границу?
— Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.
Какое-то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.
— А как же я? — спросил он. — Откуда взялся имплантат?
Шпион в отставке покачал головой.
— А моя сестра! — настаивала Эйдриен — Как насчет нее?
Шапиро развел руками:
— Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я — динозавр в этой области.
— Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.
— Я видел фотографию.
— Считаете, что мы все выдумали? — поинтересовался Льюис.
— Нет, — уступил ученый.
— Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, — настаивала Эйдриен. — ЦРУ…
— ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. — Шапиро медленно покачал головой. — Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.
Макбрайд пытался понять.
— Тогда кто же всем этим занимается?
— Франкенштейн, — ответил Шапиро.
Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.
— Простите, кто?
— Франкенштейн. — Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. — Агент или организация, не контролирующаяся извне.
— И?… — Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.
— Это просто мои догадки, — признался он. — Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.
— То есть как — приватизировали? — не понял Льюис.
— Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно — без помощи ЦРУ.
— Кто это может быть? — спросила Эйдриен.
Шапиро пожал плечами:
— Не имею представления.
— На такой проект требуется немало средств, — размышлял вслух Макбрайд.
Бывший разведчик кивнул:
— Да, не один миллион. А с другой стороны — на что не требуется денег?
— Как же им удается держать исследования в тайне? — удивилась гостья.
Старик немного поразмыслил.
— Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что-нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. — Ученый задумался. — Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139