Порой Дек брал приемную дочь за руки, и она взбиралась ему на грудь, делала кувырок через голову и снова становилась на ноги. В какие только игры они не играли! Эйдриен как наяву слышала тихий грудной голос Марлены, певшую ей колыбельную и укачивавшую в люльке, когда она не могла заснуть: «Тише, малышка, усни».
Неужели эти самые люди в воображении Никки исполняли ритуалы со свечами и снимали на камеру порнографические фильмы о настоящем убийстве? Было бы смешно, если бы не так грустно. И из-за этого, сама того не желая, Эйдриен вновь и вновь прокручивала в уме бесчисленные эпизоды с участием родителей, изучала их придирчивым оком прокурора, задаваясь вопросом: насколько невинен каждый приходящий на память эпизод? Вот Марлена говорит: «Дай поцелую, и все пройдет…» Было ли это… чем-то другим? Или когда Эйдриен скакала «на лошадках» на колене Дека и он пел: «Вот как скачут крошки-леди, иго-иго-го». Невинная игра или нечто большее?
«Да, — отвечала себе Эйдриен. — Обычная игра». И несмотря на то, что девушка старалась быть предубежденной, перебирая в памяти картинки из своего детства, они оставались невинны. Дек и Марлена чисты, а их любовь незапятнанна. Она почти ненавидела сестру за то, что приходится смотреть на детство сквозь призму подозрительности. Это само по себе уже является предательством по отношению к Деку и Марлене, осквернением доброй памяти о них.
Эйдриен откинулась на взбитые подушки и вернулась к книге, но та, увы, уже перестала ее занимать. Поэтому не оставалось ничего другого, как заложить страницу закладкой и улечься спать. Эйдриен щелкнула выключателем и задумалась о родственных отношениях и близости сестер. По аллее тихо прошуршали шины, отсветы фар скользнули вверх по стене и пробежали по потолку.
«Не пора ли наконец выкинуть этого Дюрана из головы? Пусть им занимается полиция!» Гражданский иск, по всей видимости, пустая трата времени. Кем бы ни оказался этот человек на самом деле, он не станет выжидать. Теперь ему в городе делать нечего — не сидеть же, в самом деле, дожидаясь разоблачения. Он, наверное, прямо сейчас вещи упаковывает.
«Упаковывает вещи!» — осенило Эйдриен, и она вскочила, вылезла из кровати и включила свет. Если психиатр уедет, он заберет с собой все: одежду, мебель, бумаги. А среди них и историю болезни Никки. Либо заберет, либо уничтожит, а Эйдриен очень хотела получить этот документ. К тому же, как ближайшая родственница, она имела на подобную информацию полное право. Что же делать? Если позвонить Дюрану, попросить историю болезни или послать письменный запрос, у него будет предостаточно времени, чтобы подчистить документ и отдать его в безупречном виде. Оставалось одно: навестить негодяя лично и попросить документ тут же, в его кабинете, не дав найти причины для отказа. Через минуту неплохо подкованная в юриспруденции специалистка придумала и повод для визита.
Эйдриен вылезла из постели, вытащила из портфеля свой фирменный ежедневник «Филофакс», нашла телефон Дюрана и набрала номер. Часы на ночном столике показывали 0.15, и она немало удивилась, когда психиатр поднял трубку после первого же гудка.
— Алло?
«Дурацкая идея, — подумала Эйдриен. — Смахивает на хулиганство».
— Алло? — повторил Дюран.
Она хотела повесить трубку, но вовремя одумалась. Ведь он мог выяснить номер звонящего через справочную, и тогда Эйдриен оказалась бы в весьма неприятной ситуации: истица совершила анонимный звонок в середине ночи.
— Мистер Дюран?
— Да, я слушаю.
— Это Эйдриен Коуп.
— Ах вот как.
— Не хотела вас будить.
— Вы не разбудили: я все равно смотрел телевизор.
— Поверьте, не стану злоупотреблять столь поздними звонками, просто я подолгу задерживаюсь на работе.
— Понятно. — Эйдриен молчала, и Дюран прервал затянувшуюся паузу: — Вы хотели о чем-то поговорить?
«Давай выкладывай, раз уж заварила кашу», — сказала она себе.
— Во-первых, я хотела поблагодарить вас за сотрудничество, — снова заговорила Эйдриен.
— Я рад помочь, — ответил психотерапевт.
— Вы не обязаны были соглашаться…
— Мне нечего скрывать, — заверил доктор.
— Я звоню для того, чтобы сообщить вам, что… у меня для вас чек.
— Простите, что у вас?
— Я должна передать вам чек. Видите ли, я ближайшая родственница Никки, и она назначила меня, так сказать, душеприказчицей. Так что я занимаюсь разделом наследуемого имущества, это деньги с ее счета.
— А при чем здесь я?
— Дело в том, что вы упоминаетесь в завещании.
На том конце провода наступила тишина. Наконец Дюран произнес:
— Почему бы вам не оставить чек у себя? Мне совестно принимать эти деньги — как бы там ни было, а пациентку я подвел.
«Да что ты!» — эти слова так и норовили сорваться с языка, однако вслух Эйдриен сказала:
— Я вас очень хорошо понимаю, но, если ваша позиция такова, вы можете пожертвовать эту сумму на благотворительность. В любом случае я хотела бы заскочить и передать вам чек.
Доктор помедлил с ответом и наконец проговорил:
— Вам не сложно будет просто кинуть его в почтовый ящик?
— Не исключено, что именно так я бы и поступила, но у меня к вам еще одно дело. Вы не против, если я зайду в субботу? Всего на пару минут?
На заднем плане кто-то заливисто рассмеялся: в комнате работал телевизор.
После некоторых раздумий собеседник ответил.
— Какова вторая причина? — сказал он ничего не выражающим голосом, точно робот.
Эйдриен глубоко вздохнула и, к своему собственному удивлению, ответила:
— Вообще-то я хотела отказаться от иска — просто поговорим о Никки.
Психиатр некоторое время не отвечал — Эйдриен даже показалось, что он больше поглощен происходящим на телеэкране, чем беседой по телефону. Затем он отозвался:
— Завтра мне надо уехать по делам с самого утра, а потом до ленча у меня прием.
— Вы к часу освободитесь?
— Скорее всего да, — ответил Дюран, и в трубке послышался очередной взрыв смеха.
— Тогда до встречи, — бодро проговорила Эйдриен. — Ровно в час.
Глава 18
Когда Эдди Бонилла узнал, что его клиентка собирается навестить Дюрана, он чуть не прошиб головой потолок.
— Ты что, спятила?
— Нет.
— Мы же договаривались!
— Пойми, Эдди, это единственный способ раздобыть историю болезни Никки. Если я попрошу переслать ее…
— Ты понимаешь, что значит «психопат»? — прогремел Бонилла.
— Конечно, но…
— Когда у вас встреча?
— Сегодня днем.
— Во сколько?
— В час.
— Я за тобой заеду.
Эйдриен колебалась: ей было совестно, что детектив тратит на ее дело так много времени почти задаром. В предъявленном в конце недели — по ее же настоянию — счете оказалось учтено всего полтора часа работы. Когда же возмущенная клиентка начала спорить, сыщик лишь возвел к небесам руки, будто отстраняясь от нее, — мол, вопрос обсуждению не подлежит и он учитывает свое время, как сочтет нужным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Неужели эти самые люди в воображении Никки исполняли ритуалы со свечами и снимали на камеру порнографические фильмы о настоящем убийстве? Было бы смешно, если бы не так грустно. И из-за этого, сама того не желая, Эйдриен вновь и вновь прокручивала в уме бесчисленные эпизоды с участием родителей, изучала их придирчивым оком прокурора, задаваясь вопросом: насколько невинен каждый приходящий на память эпизод? Вот Марлена говорит: «Дай поцелую, и все пройдет…» Было ли это… чем-то другим? Или когда Эйдриен скакала «на лошадках» на колене Дека и он пел: «Вот как скачут крошки-леди, иго-иго-го». Невинная игра или нечто большее?
«Да, — отвечала себе Эйдриен. — Обычная игра». И несмотря на то, что девушка старалась быть предубежденной, перебирая в памяти картинки из своего детства, они оставались невинны. Дек и Марлена чисты, а их любовь незапятнанна. Она почти ненавидела сестру за то, что приходится смотреть на детство сквозь призму подозрительности. Это само по себе уже является предательством по отношению к Деку и Марлене, осквернением доброй памяти о них.
Эйдриен откинулась на взбитые подушки и вернулась к книге, но та, увы, уже перестала ее занимать. Поэтому не оставалось ничего другого, как заложить страницу закладкой и улечься спать. Эйдриен щелкнула выключателем и задумалась о родственных отношениях и близости сестер. По аллее тихо прошуршали шины, отсветы фар скользнули вверх по стене и пробежали по потолку.
«Не пора ли наконец выкинуть этого Дюрана из головы? Пусть им занимается полиция!» Гражданский иск, по всей видимости, пустая трата времени. Кем бы ни оказался этот человек на самом деле, он не станет выжидать. Теперь ему в городе делать нечего — не сидеть же, в самом деле, дожидаясь разоблачения. Он, наверное, прямо сейчас вещи упаковывает.
«Упаковывает вещи!» — осенило Эйдриен, и она вскочила, вылезла из кровати и включила свет. Если психиатр уедет, он заберет с собой все: одежду, мебель, бумаги. А среди них и историю болезни Никки. Либо заберет, либо уничтожит, а Эйдриен очень хотела получить этот документ. К тому же, как ближайшая родственница, она имела на подобную информацию полное право. Что же делать? Если позвонить Дюрану, попросить историю болезни или послать письменный запрос, у него будет предостаточно времени, чтобы подчистить документ и отдать его в безупречном виде. Оставалось одно: навестить негодяя лично и попросить документ тут же, в его кабинете, не дав найти причины для отказа. Через минуту неплохо подкованная в юриспруденции специалистка придумала и повод для визита.
Эйдриен вылезла из постели, вытащила из портфеля свой фирменный ежедневник «Филофакс», нашла телефон Дюрана и набрала номер. Часы на ночном столике показывали 0.15, и она немало удивилась, когда психиатр поднял трубку после первого же гудка.
— Алло?
«Дурацкая идея, — подумала Эйдриен. — Смахивает на хулиганство».
— Алло? — повторил Дюран.
Она хотела повесить трубку, но вовремя одумалась. Ведь он мог выяснить номер звонящего через справочную, и тогда Эйдриен оказалась бы в весьма неприятной ситуации: истица совершила анонимный звонок в середине ночи.
— Мистер Дюран?
— Да, я слушаю.
— Это Эйдриен Коуп.
— Ах вот как.
— Не хотела вас будить.
— Вы не разбудили: я все равно смотрел телевизор.
— Поверьте, не стану злоупотреблять столь поздними звонками, просто я подолгу задерживаюсь на работе.
— Понятно. — Эйдриен молчала, и Дюран прервал затянувшуюся паузу: — Вы хотели о чем-то поговорить?
«Давай выкладывай, раз уж заварила кашу», — сказала она себе.
— Во-первых, я хотела поблагодарить вас за сотрудничество, — снова заговорила Эйдриен.
— Я рад помочь, — ответил психотерапевт.
— Вы не обязаны были соглашаться…
— Мне нечего скрывать, — заверил доктор.
— Я звоню для того, чтобы сообщить вам, что… у меня для вас чек.
— Простите, что у вас?
— Я должна передать вам чек. Видите ли, я ближайшая родственница Никки, и она назначила меня, так сказать, душеприказчицей. Так что я занимаюсь разделом наследуемого имущества, это деньги с ее счета.
— А при чем здесь я?
— Дело в том, что вы упоминаетесь в завещании.
На том конце провода наступила тишина. Наконец Дюран произнес:
— Почему бы вам не оставить чек у себя? Мне совестно принимать эти деньги — как бы там ни было, а пациентку я подвел.
«Да что ты!» — эти слова так и норовили сорваться с языка, однако вслух Эйдриен сказала:
— Я вас очень хорошо понимаю, но, если ваша позиция такова, вы можете пожертвовать эту сумму на благотворительность. В любом случае я хотела бы заскочить и передать вам чек.
Доктор помедлил с ответом и наконец проговорил:
— Вам не сложно будет просто кинуть его в почтовый ящик?
— Не исключено, что именно так я бы и поступила, но у меня к вам еще одно дело. Вы не против, если я зайду в субботу? Всего на пару минут?
На заднем плане кто-то заливисто рассмеялся: в комнате работал телевизор.
После некоторых раздумий собеседник ответил.
— Какова вторая причина? — сказал он ничего не выражающим голосом, точно робот.
Эйдриен глубоко вздохнула и, к своему собственному удивлению, ответила:
— Вообще-то я хотела отказаться от иска — просто поговорим о Никки.
Психиатр некоторое время не отвечал — Эйдриен даже показалось, что он больше поглощен происходящим на телеэкране, чем беседой по телефону. Затем он отозвался:
— Завтра мне надо уехать по делам с самого утра, а потом до ленча у меня прием.
— Вы к часу освободитесь?
— Скорее всего да, — ответил Дюран, и в трубке послышался очередной взрыв смеха.
— Тогда до встречи, — бодро проговорила Эйдриен. — Ровно в час.
Глава 18
Когда Эдди Бонилла узнал, что его клиентка собирается навестить Дюрана, он чуть не прошиб головой потолок.
— Ты что, спятила?
— Нет.
— Мы же договаривались!
— Пойми, Эдди, это единственный способ раздобыть историю болезни Никки. Если я попрошу переслать ее…
— Ты понимаешь, что значит «психопат»? — прогремел Бонилла.
— Конечно, но…
— Когда у вас встреча?
— Сегодня днем.
— Во сколько?
— В час.
— Я за тобой заеду.
Эйдриен колебалась: ей было совестно, что детектив тратит на ее дело так много времени почти задаром. В предъявленном в конце недели — по ее же настоянию — счете оказалось учтено всего полтора часа работы. Когда же возмущенная клиентка начала спорить, сыщик лишь возвел к небесам руки, будто отстраняясь от нее, — мол, вопрос обсуждению не подлежит и он учитывает свое время, как сочтет нужным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139