— Он фыркнул. — В результате многие из них остались живы, а могли бы погибнуть, если бы оказали сопротивление. Получается, что они трусы? Или просто умнее нас?
— И то и другое, — сказал Скорцени. — Но лично я предпочитаю стоять на ногах, а не валяться в пыли, разрешая всем желающим пинать меня ногами. Впрочем, если бы кому-нибудь и удалось меня свалить, я бы утащил его с собой.
Ягер задумался над этими словами, а потом медленно кивнул. У него за спиной раздался звон колокольчика, и он отступил в сторону, пропуская французского полицейского на велосипеде. Маленькие усики и кепи делали его похожим на персонаж из фильма. В корзинке, прикрепленной чуть ниже руля, он вез длинные батоны и бутылку красного вина. Судя по тому, как напряженно он смотрел на свою поклажу, она интересовала его значительно больше, чем какие-то грязные путники.
Они миновали деревушку под названием Амбиале. В стародавние времена владелец этих земель выстроил замок на небольшом холмистом уступе, нависшем на Тарном. Замок превратился в руины, а деревушка выжила.
Чуть дальше они заметили небольшой дом, прячущийся за раскидистыми ивами. Рядом в пруду плескались утки, в сарае хрюкали свиньи. Невысокий, с поникшими плечами француз в соломенной шляпе, делавшей его похожим на американского фермера, увидев приближающихся немцев, поставил ведро на землю.
— Здравствуйте, месье, — проговорил Ягер, с трудом подбирая французские слова. — Не найдется ли у вас сигаретки? А лучше двух?
— К сожалению, месье, у меня нет даже одной. — Крестьянин пожал плечами так по-французски, что Ягер тут же забыл об американских фермерах.
— Вы от дядюшки Генри? — спросил крестьянин.
— Да, — ответил Ягер, сообразив, что дядюшка Генри, скорее всего, французская версия имени Генрих Гиммлер.
— Заходите, — пригласил их крестьянин, махнув рукой в сторону дома.
— Моя жена и дочь, они уехали к ее брату на пару дней. Тут неподалеку. Они и сами не могут внятно объяснить почему, но они ужасно любят ездить к Рене в гости. — Он помолчал немного. — Кстати, меня зовут Жак.
Ягер решил, что это вовсе не означает, что крестьянина на самом деле звали Жак. Тем не менее он сказал:
— Спасибо, Жак. Меня зовут Жан, а моего приятеля Франсуа.
Скорцени фыркнул, услышав свое новое имя, которое больше подходило напомаженному парикмахеру, а не солдату с изуродованным шрамом лицом.
Под глазами Жака лежали темные круги и мешки, но, несмотря на усталость, глаза светились умом.
— Значит, вы Иоганн и Фриц? — спросил он на ломаном немецком сродни французскому Ягера.
— Если вам так больше нравится, — ответил по-немецки Скорцени.
Глаза Жака смотрели на него совершенно серьезно, он тоже умел отличать фальшивое имя от настоящего.
Внутри домик оказался мрачным, хотя Жак сразу включил свет. И снова Ягер напомнил себе, что в этой части Франции никто не сражался на войне вот уже несколько поколений; и все, что у них работало до 1940 года, должно работать и сейчас.
— Вы, наверное, проголодались? — спросил Жак. — Мари приготовила жаркое, сейчас я его подогрею.
Он развел огонь в очаге и повесил над ним котелок. Почти сразу же в воздухе растекся восхитительный аромат. Потом Жак налил вино из большого кувшина в три разных стакана и поднял свой.
— За ящеров .. дерьмо!
Они дружно выпили. Вино оказалось сухим и немного резковатым. Ягер решил, что язык у него обязательно превратится в кусок жесткой кожи. Затем Жак начал раскладывать жаркое: морковь, лук, картошка и кусочки мяса в приправленном специями соусе. Ягер чуть не проглотил единым духом свою порцию, однако Скорцени все равно закончил трапезу первым. Они запивали жаркое вином, и оно больше не казалось им слишком кислым.
— Замечательно. — Ягер посмотрел на Жака. — Если вы все время так хорошо питаетесь, удивительно, что вы не весите сто килограммов.
— Работа на земле отнимает много сил, — ответил француз. — А в последние годы стало еще труднее, бензина больше ни у кого нет. Да, крестьянин может поесть вволю, только вот земля не дает ему растолстеть.
— А что за мясо мы ели? — спросил Скорцени и бросил печальный взгляд на котелок, висящий над очагом.
— Заяц. — Жак развел руки в стороны. — Вы же знаете, как сейчас обстоят дела. Домашний скот забивают только в самом крайнем случае — чтобы не умереть с голоду или на праздник вроде свадьбы. Но я умею неплохо обращаться с капканами, и вот…
Он не предложил им добавки, и даже такой бесцеремонный человек, как Скорцени, не решился встать и взять еще жаркого без приглашения. Он наверняка сообразил, что другой еды у Жака нет, а крестьянину нужно продержаться до возвращения жены.
— Спасибо, что разрешили нам переночевать.
— Да не за что. — Жак поднес руку ко рту, словно в ней была сигарета. За последний год Ягер много раз видел подобный жест Через пару минут француз сказал: — Жизнь странная штука, правда? В молодости я сражался с вами, бошами, с немцами , под Верденом и даже представить себе не мог, что вы и мы станем союзниками.
— Маршал Петен тоже сражался под Верденом, — заметил Скорцени. — А потом сотрудничал с немецкими властями.
Ягер не знал, как хозяин отреагирует на эти слова. Некоторые французы хорошо относились к Петену, в то время как для других он стал символом коллаборационизма. Жак только пожал плечами и сказал:
— Уже поздно. Я принесу вам одеяла.
Он посчитал само собой разумеющимся, что солдаты лягут спать на полу. Впрочем, сейчас Ягер мог бы спокойно проспать всю ночь на кровати, утыканной гвоздями.
Одеяла из грубой шерсти оказались толстыми и кусачими. То, в которое завернулся Ягер, пахло женским потом и немного — розовой водой. «Интересно, кто под ним спал — жена или дочь Жака?» — подумал он, понимая, что не стоит задавать такой вопрос хозяину дома.
Скорцени уже громко храпел. Ягер полежал немного без сна, пытаясь вспомнить, когда в последний раз спал с женщиной. Периодические визиты в бордель в счет не шли, они помогали только снять напряжение и выпустить пар.
Последней женщиной, которая для него что-то значила, была Людмила Горбунова. С тех пор прошел почти год. Как много!
На следующее утро они позавтракали большими кусками хлеба, отрезанными от длинных тонких батонов вроде тех, что вез полицейский. Хлеб они запивали вином.
— Я знаю, вы бы не отказались от кофе, — сказал Жак, — но… — и снова очень характерно пожал плечами.
— А по мне — так вино даже лучше, — заявил Скорцени.
Ягер придерживался другого мнения, он не привык пить вино на завтрак и подозревал, что будет отвратительно чувствовать себя весь день. Скорцени взял со стола остатки батона
— Мы заберем его с собой, если вы не против, — сказал он таким тоном, что возражать хозяин не осмелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
— И то и другое, — сказал Скорцени. — Но лично я предпочитаю стоять на ногах, а не валяться в пыли, разрешая всем желающим пинать меня ногами. Впрочем, если бы кому-нибудь и удалось меня свалить, я бы утащил его с собой.
Ягер задумался над этими словами, а потом медленно кивнул. У него за спиной раздался звон колокольчика, и он отступил в сторону, пропуская французского полицейского на велосипеде. Маленькие усики и кепи делали его похожим на персонаж из фильма. В корзинке, прикрепленной чуть ниже руля, он вез длинные батоны и бутылку красного вина. Судя по тому, как напряженно он смотрел на свою поклажу, она интересовала его значительно больше, чем какие-то грязные путники.
Они миновали деревушку под названием Амбиале. В стародавние времена владелец этих земель выстроил замок на небольшом холмистом уступе, нависшем на Тарном. Замок превратился в руины, а деревушка выжила.
Чуть дальше они заметили небольшой дом, прячущийся за раскидистыми ивами. Рядом в пруду плескались утки, в сарае хрюкали свиньи. Невысокий, с поникшими плечами француз в соломенной шляпе, делавшей его похожим на американского фермера, увидев приближающихся немцев, поставил ведро на землю.
— Здравствуйте, месье, — проговорил Ягер, с трудом подбирая французские слова. — Не найдется ли у вас сигаретки? А лучше двух?
— К сожалению, месье, у меня нет даже одной. — Крестьянин пожал плечами так по-французски, что Ягер тут же забыл об американских фермерах.
— Вы от дядюшки Генри? — спросил крестьянин.
— Да, — ответил Ягер, сообразив, что дядюшка Генри, скорее всего, французская версия имени Генрих Гиммлер.
— Заходите, — пригласил их крестьянин, махнув рукой в сторону дома.
— Моя жена и дочь, они уехали к ее брату на пару дней. Тут неподалеку. Они и сами не могут внятно объяснить почему, но они ужасно любят ездить к Рене в гости. — Он помолчал немного. — Кстати, меня зовут Жак.
Ягер решил, что это вовсе не означает, что крестьянина на самом деле звали Жак. Тем не менее он сказал:
— Спасибо, Жак. Меня зовут Жан, а моего приятеля Франсуа.
Скорцени фыркнул, услышав свое новое имя, которое больше подходило напомаженному парикмахеру, а не солдату с изуродованным шрамом лицом.
Под глазами Жака лежали темные круги и мешки, но, несмотря на усталость, глаза светились умом.
— Значит, вы Иоганн и Фриц? — спросил он на ломаном немецком сродни французскому Ягера.
— Если вам так больше нравится, — ответил по-немецки Скорцени.
Глаза Жака смотрели на него совершенно серьезно, он тоже умел отличать фальшивое имя от настоящего.
Внутри домик оказался мрачным, хотя Жак сразу включил свет. И снова Ягер напомнил себе, что в этой части Франции никто не сражался на войне вот уже несколько поколений; и все, что у них работало до 1940 года, должно работать и сейчас.
— Вы, наверное, проголодались? — спросил Жак. — Мари приготовила жаркое, сейчас я его подогрею.
Он развел огонь в очаге и повесил над ним котелок. Почти сразу же в воздухе растекся восхитительный аромат. Потом Жак налил вино из большого кувшина в три разных стакана и поднял свой.
— За ящеров .. дерьмо!
Они дружно выпили. Вино оказалось сухим и немного резковатым. Ягер решил, что язык у него обязательно превратится в кусок жесткой кожи. Затем Жак начал раскладывать жаркое: морковь, лук, картошка и кусочки мяса в приправленном специями соусе. Ягер чуть не проглотил единым духом свою порцию, однако Скорцени все равно закончил трапезу первым. Они запивали жаркое вином, и оно больше не казалось им слишком кислым.
— Замечательно. — Ягер посмотрел на Жака. — Если вы все время так хорошо питаетесь, удивительно, что вы не весите сто килограммов.
— Работа на земле отнимает много сил, — ответил француз. — А в последние годы стало еще труднее, бензина больше ни у кого нет. Да, крестьянин может поесть вволю, только вот земля не дает ему растолстеть.
— А что за мясо мы ели? — спросил Скорцени и бросил печальный взгляд на котелок, висящий над очагом.
— Заяц. — Жак развел руки в стороны. — Вы же знаете, как сейчас обстоят дела. Домашний скот забивают только в самом крайнем случае — чтобы не умереть с голоду или на праздник вроде свадьбы. Но я умею неплохо обращаться с капканами, и вот…
Он не предложил им добавки, и даже такой бесцеремонный человек, как Скорцени, не решился встать и взять еще жаркого без приглашения. Он наверняка сообразил, что другой еды у Жака нет, а крестьянину нужно продержаться до возвращения жены.
— Спасибо, что разрешили нам переночевать.
— Да не за что. — Жак поднес руку ко рту, словно в ней была сигарета. За последний год Ягер много раз видел подобный жест Через пару минут француз сказал: — Жизнь странная штука, правда? В молодости я сражался с вами, бошами, с немцами , под Верденом и даже представить себе не мог, что вы и мы станем союзниками.
— Маршал Петен тоже сражался под Верденом, — заметил Скорцени. — А потом сотрудничал с немецкими властями.
Ягер не знал, как хозяин отреагирует на эти слова. Некоторые французы хорошо относились к Петену, в то время как для других он стал символом коллаборационизма. Жак только пожал плечами и сказал:
— Уже поздно. Я принесу вам одеяла.
Он посчитал само собой разумеющимся, что солдаты лягут спать на полу. Впрочем, сейчас Ягер мог бы спокойно проспать всю ночь на кровати, утыканной гвоздями.
Одеяла из грубой шерсти оказались толстыми и кусачими. То, в которое завернулся Ягер, пахло женским потом и немного — розовой водой. «Интересно, кто под ним спал — жена или дочь Жака?» — подумал он, понимая, что не стоит задавать такой вопрос хозяину дома.
Скорцени уже громко храпел. Ягер полежал немного без сна, пытаясь вспомнить, когда в последний раз спал с женщиной. Периодические визиты в бордель в счет не шли, они помогали только снять напряжение и выпустить пар.
Последней женщиной, которая для него что-то значила, была Людмила Горбунова. С тех пор прошел почти год. Как много!
На следующее утро они позавтракали большими кусками хлеба, отрезанными от длинных тонких батонов вроде тех, что вез полицейский. Хлеб они запивали вином.
— Я знаю, вы бы не отказались от кофе, — сказал Жак, — но… — и снова очень характерно пожал плечами.
— А по мне — так вино даже лучше, — заявил Скорцени.
Ягер придерживался другого мнения, он не привык пить вино на завтрак и подозревал, что будет отвратительно чувствовать себя весь день. Скорцени взял со стола остатки батона
— Мы заберем его с собой, если вы не против, — сказал он таким тоном, что возражать хозяин не осмелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192