хорошо спланированные и блестяще исполненные убийства с самыми изощренными мотивами. Герой Воронова — с подачи автора, разумеется, — укладывал преступные схемы в математические формулы, алгебраические и трансцендентные уравнения. И уравнения из смежных областей знаний, включая уравнение Лапласа и уравнение Вандер-Ваальса. Не брезговал Кривуля и теоремами — и тогда злодеи штабелями прыгали в «Пифагоровы штаны». Вот только с женщинами у героя не заладилось с самого первого романа: все они были либо свидетелями, либо потерпевшими. Все они либо помахивали Кривуле мертвыми ресницами с прозекторских столов, либо давали путаные показания.
Без каких-либо промежуточных вариантов. Вначале Марголис как мог боролся с женоненавистническими тенденциями в творчестве подопечного. А потом смирился и даже стал находить в этом мрачную прелесть.
— Ну что ж, Володенька, хоть этим ты отличаешься от остальных соискателей на должность Жапризо. Никаких страстей, никаких силиконовых сисек, никаких обручальных колец. Твой аскетизм должны оценить по достоинству.
Марголис как в воду глядел. Популярность Воронова росла от романа к роману. О нем писали статьи и монографии, он занимал первые места в лучших «семерках», «десятках» и «двадцатках», но…
Но в жизни Воронова ничего не изменилось. Он по-прежнему жил в двухкомнатной квартире, оставленной ему покойной матерью, по-прежнему ел геркулес на завтрак и тертые овощи на обед. И по-прежнему одевался в старую клетчатую ковбойку с заплатками на рукавах и такие же старые джинсы с заплатками на заднице.
Марголис, стараниями Воронова сменивший подержанную «шестерку» на роскошный джип, так и не смог втолковать Володеньке, что его популярность требует совершенно иного статуса.
— Я не призываю тебя ездить на уикенд в Монте-Карло, но хотя бы купи себе приличный костюм! Денег же — море!..
Воронов внял совету своего агента и обзавелся… фильтрами для воды, душем с вибромассажем и немецким аппаратом для измерения артериального давления. А все свободное время проводил за классификацией и сортировкой таблеток, микстур и аэрозолей. Марголис, два раза в неделю посещавший «приют убогого чухонца», только руками разводил.
— Ну что ты за отстойный человек, Володенька? Видели бы тебя твои поклонницы!.. Ноль романтики, ноль поэзии, сплошная кружка Эсмарха и катетер в придачу.
— Гонадотропин менопаузный для инъекций, — вяло защищался в таких случаях Воронов. — Лиофилизированный стерильный порошок во флаконах. Семьдесят пять единиц препарата. По-моему, звучит очень романтично, ты не находишь?..
Названия лекарств менялись, но в этом месте Марголис всегда сникал: бороться с Вороновым не представлялось никакой возможности. Они работали вместе три года, и за эти три года Воронов успел стать одним из самых высокооплачиваемых беллетристов. Деньги Воронова Марголис исправно переводил на счет одного из коммерческих банков в Германии (в этом банке работал деверь Марголиса по материнской линии). А во все остальное с некоторых пор предпочитал не вмешиваться: пусть живет как хочет, ипохондрик проклятый. Главное, чтобы гнал макулатуру.
Обжегшись на неудавшейся поездке Воронова в Египет, литагент стал осторожнее. Он состряпал доверенность на свое имя и теперь подписывал договора от имени писателя. И все было безоблачно — до тех самых пор, пока Воронова не настиг творческий кризис.
Два месяца.
Ровно два месяца Воронов не мог написать на своем «Ундервуде» ни строчки. Слова, казалось, разбитые церебральным параличом, не складывались в предложения. А сами предложения больше напоминали престарелых инсультников. Воронов вставал в шесть утра и после добросовестного приема целого комплекса лекарственных препаратов усаживался за письменный стол. Он добросовестно проводил за столом часы и дни, но былая легкость не приходила. Сначала он впал в панику, потом — в неистовство, потом — в апатию. И когда до сдачи рукописи очередного романа оставалась неделя, а ни одной приличной строчки так и не было написано, Воронов решил открыться Марголису.
Он вытащил своего литагента с очередной презентации очередного телесериала о суровых буднях работников правоохранительных органов. Марголис успел изрядно накачаться дармовой фуршетной водкой и потому даже не сразу понял суть происходящего.
— Я исписался, — трагизм происходящего заставил Воронова перейти на фальцет. — Я исписался и завалил книгу.
— Что за бред ты несешь, Володенька? У тебя же сдача тринадцатого…
— Именно. А в наличии только три абзаца.
— Только не злоупотребляй успокоительным. Скоро буду.
Как ни странно, но, переложив всю ответственность за свою так неожиданно забуксовавшую карьеру на литагента, Воронов почувствовал себя лучше. Сейчас прилетит ангел-хранитель с деловитой проплешиной на макушке — и все разрешится само собой.
Марголис не заставил себя ждать: от вороновской способности выплевывать шедевры зависело и его благополучие. С порога он потребовал скелетик рукописи, перечитал три квелых абзаца и глубоко задумался.
— Что скажешь, Семен?
— Да-а… Похоже, что тебе необходим творческий отпуск. Невозможно работать в таком режиме. Пять полноценных детективов в год — и так на протяжении трех лет… Умом тронуться можно. Отдохнешь где-нибудь на Канарах…
— Семен! — упреждающе поднял палец Воронов.
— Пардон… Отдохнешь на кушетке в дальней комнате. Месячишко-другой. А там видно будет.
— А издательство?
— Забудь об издательстве. Спишем все на форсмажорные обстоятельства. В конце концов, автор твоего масштаба имеет право на каприз. Они же не варвары, должны понимать.
— А если… если она не вернется?
— Кто?!
— Ну… способность писать. Как пришло, так и ушло. Такие случаи уже бывали… в мировой художественной литературе.
— Ну, во-первых, ты имеешь дело не с литературой, а с беллетристикой, — Марголис умел быть безжалостным. — И во-вторых, куда ты денешься? Владимир Воронов — это даже уже и не писатель…
— А кто? — испугался Воронов.
— Владимир Воронов — это торговая марка. Если твой чертов кризис затянется на неопределенное время — наймем литературных негров. Пускай корячатся, руку набивают.
— О чем ты говоришь? Каких нефов?
— Обыкновенных. Голодных мальчиков без амбиций. Такое практикуется.
— Нет! Я не могу… — Воронову вдруг стало нечем дышать, и он несколько раз беспомощно взмахнул рукой.
— Да ладно тебе. До этого еще далеко. Это я так сказал, на всякий случай.
Марголис потрепал Воронова по плечу, близко придвинулся и обнажил в улыбке острые желтоватые клыки. Три года назад он оставил всех своих малоперспективных авторов ради одного — многообещающего. Но стоит Воронову сойти с дистанции, как Семен тотчас же найдет себе еще одного Воронова, но гораздо более талантливого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Без каких-либо промежуточных вариантов. Вначале Марголис как мог боролся с женоненавистническими тенденциями в творчестве подопечного. А потом смирился и даже стал находить в этом мрачную прелесть.
— Ну что ж, Володенька, хоть этим ты отличаешься от остальных соискателей на должность Жапризо. Никаких страстей, никаких силиконовых сисек, никаких обручальных колец. Твой аскетизм должны оценить по достоинству.
Марголис как в воду глядел. Популярность Воронова росла от романа к роману. О нем писали статьи и монографии, он занимал первые места в лучших «семерках», «десятках» и «двадцатках», но…
Но в жизни Воронова ничего не изменилось. Он по-прежнему жил в двухкомнатной квартире, оставленной ему покойной матерью, по-прежнему ел геркулес на завтрак и тертые овощи на обед. И по-прежнему одевался в старую клетчатую ковбойку с заплатками на рукавах и такие же старые джинсы с заплатками на заднице.
Марголис, стараниями Воронова сменивший подержанную «шестерку» на роскошный джип, так и не смог втолковать Володеньке, что его популярность требует совершенно иного статуса.
— Я не призываю тебя ездить на уикенд в Монте-Карло, но хотя бы купи себе приличный костюм! Денег же — море!..
Воронов внял совету своего агента и обзавелся… фильтрами для воды, душем с вибромассажем и немецким аппаратом для измерения артериального давления. А все свободное время проводил за классификацией и сортировкой таблеток, микстур и аэрозолей. Марголис, два раза в неделю посещавший «приют убогого чухонца», только руками разводил.
— Ну что ты за отстойный человек, Володенька? Видели бы тебя твои поклонницы!.. Ноль романтики, ноль поэзии, сплошная кружка Эсмарха и катетер в придачу.
— Гонадотропин менопаузный для инъекций, — вяло защищался в таких случаях Воронов. — Лиофилизированный стерильный порошок во флаконах. Семьдесят пять единиц препарата. По-моему, звучит очень романтично, ты не находишь?..
Названия лекарств менялись, но в этом месте Марголис всегда сникал: бороться с Вороновым не представлялось никакой возможности. Они работали вместе три года, и за эти три года Воронов успел стать одним из самых высокооплачиваемых беллетристов. Деньги Воронова Марголис исправно переводил на счет одного из коммерческих банков в Германии (в этом банке работал деверь Марголиса по материнской линии). А во все остальное с некоторых пор предпочитал не вмешиваться: пусть живет как хочет, ипохондрик проклятый. Главное, чтобы гнал макулатуру.
Обжегшись на неудавшейся поездке Воронова в Египет, литагент стал осторожнее. Он состряпал доверенность на свое имя и теперь подписывал договора от имени писателя. И все было безоблачно — до тех самых пор, пока Воронова не настиг творческий кризис.
Два месяца.
Ровно два месяца Воронов не мог написать на своем «Ундервуде» ни строчки. Слова, казалось, разбитые церебральным параличом, не складывались в предложения. А сами предложения больше напоминали престарелых инсультников. Воронов вставал в шесть утра и после добросовестного приема целого комплекса лекарственных препаратов усаживался за письменный стол. Он добросовестно проводил за столом часы и дни, но былая легкость не приходила. Сначала он впал в панику, потом — в неистовство, потом — в апатию. И когда до сдачи рукописи очередного романа оставалась неделя, а ни одной приличной строчки так и не было написано, Воронов решил открыться Марголису.
Он вытащил своего литагента с очередной презентации очередного телесериала о суровых буднях работников правоохранительных органов. Марголис успел изрядно накачаться дармовой фуршетной водкой и потому даже не сразу понял суть происходящего.
— Я исписался, — трагизм происходящего заставил Воронова перейти на фальцет. — Я исписался и завалил книгу.
— Что за бред ты несешь, Володенька? У тебя же сдача тринадцатого…
— Именно. А в наличии только три абзаца.
— Только не злоупотребляй успокоительным. Скоро буду.
Как ни странно, но, переложив всю ответственность за свою так неожиданно забуксовавшую карьеру на литагента, Воронов почувствовал себя лучше. Сейчас прилетит ангел-хранитель с деловитой проплешиной на макушке — и все разрешится само собой.
Марголис не заставил себя ждать: от вороновской способности выплевывать шедевры зависело и его благополучие. С порога он потребовал скелетик рукописи, перечитал три квелых абзаца и глубоко задумался.
— Что скажешь, Семен?
— Да-а… Похоже, что тебе необходим творческий отпуск. Невозможно работать в таком режиме. Пять полноценных детективов в год — и так на протяжении трех лет… Умом тронуться можно. Отдохнешь где-нибудь на Канарах…
— Семен! — упреждающе поднял палец Воронов.
— Пардон… Отдохнешь на кушетке в дальней комнате. Месячишко-другой. А там видно будет.
— А издательство?
— Забудь об издательстве. Спишем все на форсмажорные обстоятельства. В конце концов, автор твоего масштаба имеет право на каприз. Они же не варвары, должны понимать.
— А если… если она не вернется?
— Кто?!
— Ну… способность писать. Как пришло, так и ушло. Такие случаи уже бывали… в мировой художественной литературе.
— Ну, во-первых, ты имеешь дело не с литературой, а с беллетристикой, — Марголис умел быть безжалостным. — И во-вторых, куда ты денешься? Владимир Воронов — это даже уже и не писатель…
— А кто? — испугался Воронов.
— Владимир Воронов — это торговая марка. Если твой чертов кризис затянется на неопределенное время — наймем литературных негров. Пускай корячатся, руку набивают.
— О чем ты говоришь? Каких нефов?
— Обыкновенных. Голодных мальчиков без амбиций. Такое практикуется.
— Нет! Я не могу… — Воронову вдруг стало нечем дышать, и он несколько раз беспомощно взмахнул рукой.
— Да ладно тебе. До этого еще далеко. Это я так сказал, на всякий случай.
Марголис потрепал Воронова по плечу, близко придвинулся и обнажил в улыбке острые желтоватые клыки. Три года назад он оставил всех своих малоперспективных авторов ради одного — многообещающего. Но стоит Воронову сойти с дистанции, как Семен тотчас же найдет себе еще одного Воронова, но гораздо более талантливого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107