Нужно только, чтобы были заданы начальные параметры поиска.
Это был вызов, и Леля попытался от него уклониться. И отклонился, если бы не назойливая Серафима, которая прошептала:
— Как это делает ваш Кривуля, правда?
— Чушь, — взвился Леля. Обожаемая Симка — Симка, для которой он всегда делал все возможное и Даже водил в детстве на елку во Дворец культуры милиции, — сейчас откровенно сдавала его. — Это сказки, уважаемый Владимир Владимирович.
— Почему же сказки? Все поддается математическому анализу, — возразил Воронов, а Симка захлопала в ладоши.
— Бред. Изощренными преступления сделала литература. В обыденной жизни все гораздо проще.
— А в вашем последнем случае? — задал коварный вопрос Воронов.
— Да, дядя Леня! — поддержала его Симка. — В твоем последнем случае?!
Теперь они оба загоняли объевшегося «ватсоновских» фирменных кнедликов-рогликов и потерявшего бдительность Лелю в мышеловку.
— Если вы расскажете мне все обстоятельства дела, — нанес удар Воронов, — я через несколько дней, а то и раньше смогу назвать вам имена преступников. Или в крайнем случае составить приблизительную картину преступления.
— Дядя Леня! — мелко затряслась Серафима. — Пожалуйста…
— Это составляет служебную тайну.
— Я же не прошу вас называть имена. Мне достаточно только схемы. И набора вещественных доказательств. Даже психологические характеристики неважны.
Лицо Серафимы просительно сморщилось, а загеленные волосы встали дыбом.
— Ну, я прошу тебя… Пожалуйста…
И Леля сдался. Понизив голос до трагического шепота и делая пропуски на месте имен, он попытался быть максимально объективным. Он рассказал о Радзивилле; о Литвиновой, найденной мертвой за городом со шприцем под ногами (на этом месте безжалостная Серафима цинично хмыкнула); об инвалиде Базилевиче с кубинскими сигаретами-самокрутками и портретом на столе; о несчастном влюбленном Маркелове (на этом месте сентиментальная Серафима уронила слезинку в шоколадный пудинг); о кавалерийских усах Радзивиллихи и двух ее пресмыкающихся (на этом месте брезгливая Серафима поморщилась).
Он не забыл упомянуть о трогательной дружбе девушек-манекенщиц, о вяжущей крючком Тамаре Александровне Кучеренко, о рыжей Виолетте Гатти, о неистовой Агнешке Радзивилл и о направлении к наркологу, которое лежало в сумочке покойной Литвиновой. И о садомазохистском инвентаре Радзивилла. А потом Леля сосредоточился на уликах: он веером раскинул их перед обалдевшими слушателями и по просьбе Воронова достаточно подробно описал их: от рубашки покойного, запонки в багажнике, двух ключей в «бардачке» до обрезанной фотографии и перочинного ножа, которым предположительно могло быть совершено убийство. И о письме Литвиновой, отпечатанном на принтере…
И даже о призраке собаки, о «летучем голландце» по имени Тума он не забыл упомянуть.
И, странное дело, так неохотно начав, он увлекся рассказом, плотины были прорваны, шлюзы открыты, и, когда история подошла к концу, Леля вдруг сам пожалел об этом конце.
— Что скажете? — переведя дух, спросил он у Воронова.
— Блестяще. Идеальная канва.
— И кто же убийца?
— Убийцей был таксист, — вспомнила Симочка старый анекдот.
— Приблизительно, — неожиданно согласился Воронов. — Тем более что речь идет не об одном убийстве, а о двух.
— К счастью, убийство было одно. Вы плохо слушали, — подначил Воронова Леля.
— Дядя Леня! — тут же осадила его Серафима.
— Но самое интересное во всей этой истории даже не убийца, а свидетели, — заметил Воронов.
— Свидетели?
— Хорошо отлаженный механизм. Отличный струнный оркестр, и каждый играет свою часть партитуры. — Воронов впал в философский тон. — Скажите, в вашей практике часто встречалось, чтобы свидетели так идеально подходили друг другу, так дополняли друг друга, чтобы не было ни малейшей неточности в показаниях?
— Иногда, — уклонился от прямого ответа Воронов.
— Все дело в свидетелях, дорогой мой детектив. Кто-то из них должен получить другое имя. И перейти на другую сторону.
Хорошо завуалированная туманная глупость. Леля поморщился. А Воронов продолжил:
— И зачем оставлять в квартире рубаху? И что с деньгами?
— Деньги самые настоящие. Были извлечены из сейфа Радзивилла. Экспертиза нашла на них следы пребывания в сейфе.
— Вы полагаете, она сама взяла их?
— Не знаю. Но не исключаю такой возможности. Я даже думаю, что это была всего лишь небольшая часть денег.
— Ее хотели надуть, она обиделась и порешила обидчика? — Воронов улыбнулся.
— Учитывая характер увлечений покойного — все может быть. Теперь вам достаточно информации? Готовы выстроить схему, не выходя из комнаты?
— Мне понадобится несколько дней.
— До следующего понедельника успеете? — Леля решил показать дуре-племяннице всю никчемность дурака-писателя. — Понедельник, двадцатое.
— Думаю, да. Если не возникнут форсмажорные обстоятельства.
— Какие же?
— Если вы не найдете преступника раньше меня.
Это вряд ли, подумал Леля, но вслух так ничего и не сказал.
Серафима уже который раз за вечер захлопала в ладоши: прямо не кабачок, а Мариинский театр какой-то в дни премьеры, ей-богу. Но Симочку нисколько не смущал мрачный оскал любимого дяди Лени. Она обворожительно улыбнулась обоим и ангельским голоском произнесла:
— Значит, в следующий понедельник, в три часа, здесь же. Идет?
— Идет, — поддержал ее Воронов.
Вся оставшаяся церемония не заняла больше десяти минут: Леля и Воронов совместно заплатили по счету, затем Воронов подписал Серафиме свою последнюю книгу и поцеловал руку на прощание.
А уже устроившись в такси, Леля обнаружил слезы под узкими очками племянницы.
— Ну, что случилось, Симка?
— Ты злой, Ленчик, — Серафима называла дядю Леню Ленчиком лишь в минуты отчаянной и безысходной дерзости. — Ты отвратительно себя вел. Хорошо, что Воронов благородный человек…
Она открыла книгу и уткнулась в дарственную надпись: «Великолепной и тонкой Симочке, знатоку мифологии, от скромного автора. С наилучшими пожеланиями. Рад нашему знакомству. Владимир Воронов».
Синтез Джин Сиберг и фильма «Матрица» снял очки и откровенно зарыдал.
— Ну, что с тобой? — обеспокоенно спросил Леля.
— Я его люблю, — выдавила из себя племянница. — Ты не знаешь, он женат?
— Офонарела, что ли?!
— Ты бесчувственный тип. Ты ничего не понимаешь! Это такой человек… Я буду всю жизнь служить только ему…
Симка гибла у него на глазах, и он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить эту гибель. Правда, оставалось еще административное воздействие.
— Не будешь, — процедил Леля.
— Это почему же?
— Потому что я его упеку. За растление малолетних.
— Дурак ты, дядя!
Серафима отвернулась к окну, прижала поганую вороновскую книжонку к груди, и всю оставшуюся до дома дорогу они не разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Это был вызов, и Леля попытался от него уклониться. И отклонился, если бы не назойливая Серафима, которая прошептала:
— Как это делает ваш Кривуля, правда?
— Чушь, — взвился Леля. Обожаемая Симка — Симка, для которой он всегда делал все возможное и Даже водил в детстве на елку во Дворец культуры милиции, — сейчас откровенно сдавала его. — Это сказки, уважаемый Владимир Владимирович.
— Почему же сказки? Все поддается математическому анализу, — возразил Воронов, а Симка захлопала в ладоши.
— Бред. Изощренными преступления сделала литература. В обыденной жизни все гораздо проще.
— А в вашем последнем случае? — задал коварный вопрос Воронов.
— Да, дядя Леня! — поддержала его Симка. — В твоем последнем случае?!
Теперь они оба загоняли объевшегося «ватсоновских» фирменных кнедликов-рогликов и потерявшего бдительность Лелю в мышеловку.
— Если вы расскажете мне все обстоятельства дела, — нанес удар Воронов, — я через несколько дней, а то и раньше смогу назвать вам имена преступников. Или в крайнем случае составить приблизительную картину преступления.
— Дядя Леня! — мелко затряслась Серафима. — Пожалуйста…
— Это составляет служебную тайну.
— Я же не прошу вас называть имена. Мне достаточно только схемы. И набора вещественных доказательств. Даже психологические характеристики неважны.
Лицо Серафимы просительно сморщилось, а загеленные волосы встали дыбом.
— Ну, я прошу тебя… Пожалуйста…
И Леля сдался. Понизив голос до трагического шепота и делая пропуски на месте имен, он попытался быть максимально объективным. Он рассказал о Радзивилле; о Литвиновой, найденной мертвой за городом со шприцем под ногами (на этом месте безжалостная Серафима цинично хмыкнула); об инвалиде Базилевиче с кубинскими сигаретами-самокрутками и портретом на столе; о несчастном влюбленном Маркелове (на этом месте сентиментальная Серафима уронила слезинку в шоколадный пудинг); о кавалерийских усах Радзивиллихи и двух ее пресмыкающихся (на этом месте брезгливая Серафима поморщилась).
Он не забыл упомянуть о трогательной дружбе девушек-манекенщиц, о вяжущей крючком Тамаре Александровне Кучеренко, о рыжей Виолетте Гатти, о неистовой Агнешке Радзивилл и о направлении к наркологу, которое лежало в сумочке покойной Литвиновой. И о садомазохистском инвентаре Радзивилла. А потом Леля сосредоточился на уликах: он веером раскинул их перед обалдевшими слушателями и по просьбе Воронова достаточно подробно описал их: от рубашки покойного, запонки в багажнике, двух ключей в «бардачке» до обрезанной фотографии и перочинного ножа, которым предположительно могло быть совершено убийство. И о письме Литвиновой, отпечатанном на принтере…
И даже о призраке собаки, о «летучем голландце» по имени Тума он не забыл упомянуть.
И, странное дело, так неохотно начав, он увлекся рассказом, плотины были прорваны, шлюзы открыты, и, когда история подошла к концу, Леля вдруг сам пожалел об этом конце.
— Что скажете? — переведя дух, спросил он у Воронова.
— Блестяще. Идеальная канва.
— И кто же убийца?
— Убийцей был таксист, — вспомнила Симочка старый анекдот.
— Приблизительно, — неожиданно согласился Воронов. — Тем более что речь идет не об одном убийстве, а о двух.
— К счастью, убийство было одно. Вы плохо слушали, — подначил Воронова Леля.
— Дядя Леня! — тут же осадила его Серафима.
— Но самое интересное во всей этой истории даже не убийца, а свидетели, — заметил Воронов.
— Свидетели?
— Хорошо отлаженный механизм. Отличный струнный оркестр, и каждый играет свою часть партитуры. — Воронов впал в философский тон. — Скажите, в вашей практике часто встречалось, чтобы свидетели так идеально подходили друг другу, так дополняли друг друга, чтобы не было ни малейшей неточности в показаниях?
— Иногда, — уклонился от прямого ответа Воронов.
— Все дело в свидетелях, дорогой мой детектив. Кто-то из них должен получить другое имя. И перейти на другую сторону.
Хорошо завуалированная туманная глупость. Леля поморщился. А Воронов продолжил:
— И зачем оставлять в квартире рубаху? И что с деньгами?
— Деньги самые настоящие. Были извлечены из сейфа Радзивилла. Экспертиза нашла на них следы пребывания в сейфе.
— Вы полагаете, она сама взяла их?
— Не знаю. Но не исключаю такой возможности. Я даже думаю, что это была всего лишь небольшая часть денег.
— Ее хотели надуть, она обиделась и порешила обидчика? — Воронов улыбнулся.
— Учитывая характер увлечений покойного — все может быть. Теперь вам достаточно информации? Готовы выстроить схему, не выходя из комнаты?
— Мне понадобится несколько дней.
— До следующего понедельника успеете? — Леля решил показать дуре-племяннице всю никчемность дурака-писателя. — Понедельник, двадцатое.
— Думаю, да. Если не возникнут форсмажорные обстоятельства.
— Какие же?
— Если вы не найдете преступника раньше меня.
Это вряд ли, подумал Леля, но вслух так ничего и не сказал.
Серафима уже который раз за вечер захлопала в ладоши: прямо не кабачок, а Мариинский театр какой-то в дни премьеры, ей-богу. Но Симочку нисколько не смущал мрачный оскал любимого дяди Лени. Она обворожительно улыбнулась обоим и ангельским голоском произнесла:
— Значит, в следующий понедельник, в три часа, здесь же. Идет?
— Идет, — поддержал ее Воронов.
Вся оставшаяся церемония не заняла больше десяти минут: Леля и Воронов совместно заплатили по счету, затем Воронов подписал Серафиме свою последнюю книгу и поцеловал руку на прощание.
А уже устроившись в такси, Леля обнаружил слезы под узкими очками племянницы.
— Ну, что случилось, Симка?
— Ты злой, Ленчик, — Серафима называла дядю Леню Ленчиком лишь в минуты отчаянной и безысходной дерзости. — Ты отвратительно себя вел. Хорошо, что Воронов благородный человек…
Она открыла книгу и уткнулась в дарственную надпись: «Великолепной и тонкой Симочке, знатоку мифологии, от скромного автора. С наилучшими пожеланиями. Рад нашему знакомству. Владимир Воронов».
Синтез Джин Сиберг и фильма «Матрица» снял очки и откровенно зарыдал.
— Ну, что с тобой? — обеспокоенно спросил Леля.
— Я его люблю, — выдавила из себя племянница. — Ты не знаешь, он женат?
— Офонарела, что ли?!
— Ты бесчувственный тип. Ты ничего не понимаешь! Это такой человек… Я буду всю жизнь служить только ему…
Симка гибла у него на глазах, и он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить эту гибель. Правда, оставалось еще административное воздействие.
— Не будешь, — процедил Леля.
— Это почему же?
— Потому что я его упеку. За растление малолетних.
— Дурак ты, дядя!
Серафима отвернулась к окну, прижала поганую вороновскую книжонку к груди, и всю оставшуюся до дома дорогу они не разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107