— За компьютер. У меня компьютер, — еще одна маленькая нелепая ложь: компьютер принадлежит ей точно так же, как и свитер с юбкой. И сотовый в кармане.
— Компьютер, — задумчиво произнес в пространство Воронов. — Очень хорошо. Наверняка и у пропавшей хозяйки квартиры есть компьютер. И ваша… наша… героиня может влезть в этот компьютер, порыться в электронной почте, просмотреть папочки. И эти… как их… Как называется эта дрянь, Семен?
— Файлы, — подсказал Марголис.
— Именно. Наверняка обнаружит что-то интересное. Это мысль.
— Я согласна, — решилась Наталья. — Если вам нравится сюжет — ради бога. Но у меня есть одно условие.
— Какое? — Марголис, прищурившись, осмотрел Наталью с головы до ног. — Какое условие?
— Вы позволите мне принять участие в разработке?
На Марголиса она даже не взглянула. Реакция Воронова, вот что интересовало ее. Конечно, он мог отказаться и без всякого зазрения совести присвоить ее собственную историю. Идеи носятся в воздухе, тут ушлый Семен Борисович прав. А что касается армии дешевых беллетристов — они уже давно научились красть и перелицовывать написанное до них. Но Воронов! Воронов — не дешевый беллетрист, в нем есть стиль, а стиль предполагает отсутствие вероломства. Нет, он не будет тащить сюжет, как тащат апельсин с лотка.
— Вы позволите? — снова переспросила Наталья.
Марголис не удержался и захохотал.
— Что именно Володенька должен вам позволить?
— Принять участие в разработке… В обсуждении… — Господи, зачем ей это нужно? Неужели только для того, чтобы уподобиться «сыщикам по случаю», как называет их Воронов?
— Что скажешь, Володенька?
— Ну, не знаю…
— Я не буду вам мешать. Мне просто интересно, как вы повернете ситуацию. Я ведь тоже могу подсказать что-нибудь. А на авторство и фамилию на обложке я претендовать не буду. Обещаю.
— Она обещает! Ты слышишь, Володенька, она обещает! Почему бы тебе не согласиться?
Глаза подвыпившего Марголиса затянулись плотоядной пленкой: отличный ход, девочка, лучше и придумать невозможно. Уж поверь мне, доступ к тщедушному тельцу писателя хотели получить многие экзальтированные особы, променявшие Жоржа Сименона на Владимира Воронова. Но еще никому из них не удавалось заинтересовать его. А тебе удалось, и к тому же таким изысканным способом.
— Ну хорошо, — сдался наконец Воронов. — Хорошо. Завтра с девяти пятнадцати до десяти вечера.
С девяти до десяти вечера — в тот благословенный период, когда он работал над книгами, — у Воронова был час отдыха. Час отдыха включал в себя стакан кефира, прием таблеток и сорокапятиминутную релаксацию на тахте. Теперь от релаксации придется отказаться.
— Я буду… Завтра. С девяти пятнадцати до десяти.
— Не смею больше задерживать.
— Да… Я понимаю… Была рада познакомиться, Владимир… Владимир Владимирович.
Наталья поднялась и направилась к двери. Впрочем, теперь это мало интересовало Воронова. Для почетного эскорта существует Марголис, он и проводит богатую мерзавку домой. Странно, но в этой дряни с верхнего этажа есть свое рациональное зерно. И сегодняшний вечер можно считать удачным. Он получил отправную точку будущей книги, не прилагая к этому никаких усилий. Это было то, что он так долго, так тщетно искал. Жаль, что приходится быть обязанным неожиданным просветлением совершенно постороннему человеку. Но и эти проблемы легко утрясаются: несколько вечеров — больше она при его хамской мизантропии не выдержит; пара-тройка озвученных идей. Пара-тройка сюжетных поворотов — ее собственных в том числе, — у любого, даже не самого симпатичного, человека нельзя отнимать иллюзию причастности к творчеству. Хитрая лиса Семен Борисович, не один раз полинявшая в предбанниках многочисленных издательств, называет это мастер-классом.
Мастер-класс так мастер-класс.
Но главное — почистить машинку, обновить запасы бумаги, приготовить теплое белье и теплые носки. И закупить продукты на две недели: раньше он из квартиры не выйдет.
И все.
И можно отчаливать.
Это только у Марголиса существует дурацкая теория, что люди пишут по нескольким причинам: от скуки, по глупости, из-за денег или из-за непомерного тщеславия. На самом деле люди пишут из-за врожденной страсти к путешествиям. Что есть книга, как не путешествие? Как не бесцельное путешествие, странствие ради странствия? Причем путешествие с максимальным комфортом: ты видишь только то, что хочешь видеть; ты просишь воды и вина у того, кого сам же и создал. Ты движешь рукой убийцы и с легким сочувствием подталкиваешь его в жернова правосудия. Даже раны на теле жертв расположены в точном соответствии с твоим знанием анатомии. Твоим, а не бородатого грузина-патологоанатома из районного морга…
Воронов вздохнул.
Вполне приличная тронная речь. Годится как тезисы к лекции в Йеле. На кафедре славистики. Год назад его приглашали прочесть курс лекций. Не в Йеле, конечно, — в не самом престижном канадском университетике, кафедра литературы которого специализировалась на массовой культуре. Воронова уверили, что климат там вполне питерский, никаких азиатских и латиноамериканских эпидемиологически-болезнетворных неожиданностей. Но все забуксовало и впоследствии сошло на нет — только потому, что Воронов панически боялся самолетов. А другим способом до Канады не добраться. Как оказалось.
Пока он меланхолично размышлял об этом, вернулся Марголис и вылакал остатки коньяка.
— Вечер удался, — самодовольно заявил Марголис.
— Ты думаешь?
— Я вижу. Похоже, что выход из кризиса оказался менее болезненным, чем я ожидал. И к тому же — увитым чайными розами. Божий промысел, да и только.
— У меня кончается бумага. Осталась пара пачек…
— Завтра привезу тебе еще. Будешь ваять эту собачью историю?
— Еще не знаю, — слукавил Воронов. — Может быть. Замысел мне нравится. Попробую сделать несколько страниц, а там посмотрим.
— Узнаю! — Марголис молитвенно прижал руки к груди. — Узнаю автора прославленных детективов, сурового гения расчлененки, певца цианидов и серной кислоты! Завтра же звоню в издательство и беру у них аванс!
— Что, поиздержался, стервец? — вяло поинтересовался Воронов. — Бабы последние кальсоны на сувениры растащили?
— Смотришь в корень, — продолжал веселиться Марголис.
— Это не я смотрю. Это они смотрят. Бабы.
— Так я звоню в издательство?
— Звони, черт с тобой.
— А как тебе эта экзотическая птичка? — решив производственные вопросы, Марголис с ходу переключился на личные. — Канареечка. Лирохвост. Колибри-эльф…
— Не такая уж и экзотическая. Экзотика, это, знаешь ли, мисс Тринидад и Тобаго: сто двадцать килограмм живого веса. Не считая кувшина на голове.
— А, по-моему, она тоже ничего, хотя и вполовину меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107