— Самое удивительное, — продолжила Регина нежным голоском, — что это было правдой. Она растворялась в объекте желания. Помните, я говорила вам о Всеволоде?
— Рухнувший банк?
— Да. Знаете, пока она была с ним, она начала неплохо разбираться в банковских операциях и финансовых потоках. Мы с Ксюшей попадали, когда она прочла нам что-то вроде лекции о биржевых торгах.
— А когда она встретила полунищего музыканта, то тотчас научилась играть на цимбалах и английском рожке?
Регина рассмеялась.
— Я не исключаю этого. Совсем не исключаю. Вы милый, — неожиданно добавила она. У Лели оборвалось сердце.
— Вы находите?
— Нахожу.
Никакого жеманства, никакого самолюбования, при фантастической внешности — поразительная скромность, почти целомудрие. Регина права: красота, данная природой, всегда надменна. Совсем другое дело, если ты пришел к красоте через страдания. Бедная девочка…
Леля вдруг живо представил себе, каким адом было ее детство и особенно — юность. Шрам на щеке все решал за нее, он жил самостоятельной жизнью. Ему плевать было на смешки сверстников Регины, на их молчаливое и унизительное сочувствие. Став старше, Регина Бадер поступила бы на библиотечный факультет и всю жизнь скрывалась бы от посторонних глаз за стеллажами и книжными страницами. И с каждой страницы ей приветливо помахивали бы ресницами красотки-героини. Она устроилась бы архивариусом, котельщицей на ТЭЦ, ночной уборщицей в метро. Она вела бы странную сумеречную жизнь — только бы не видеть жалость в чужих глазах. Но она встретила Гатти, и все перевернулось с ног на голову. Гатти, этот умудренный жизнью и собственной некрасивостью кусок пемзы, должно быть, сказала ей: ты прекрасна, девочка, ты прекрасна! И она научилась быть прекрасной — вопреки всему.
У Лели на глаза навернулись слезы, так живо он представил себе тернии и звезды Регины Бадер.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Нет, ничего.
— Вы ведь думали обо мне?
Удивительная прозорливость для манекенщицы.
— Да. Я думал о вас. Но не в том контексте…
— Не сомневаюсь, что не в том. Спасибо за кофе, Леонид…
Вот и все. Сейчас она поднимется и уйдет. Он проводит ее до машины, и она, возможно, подкинет его до ближайшего метро. Мигнет фарами на прощание и уедет в свою европейскую жизнь.
— Сколько еще вы пробудете в Питере? — неожиданно сказал Леля.
— А что?
— Может быть, ваша помощь еще понадобится следствию.
— Следствию или следователю? — Она видела его насквозь.
— Следствию. И следователю. В данном конкретном случае — это одно и то же.
— Неделю точно. Я улетаю в следующий четверг.
— Куда?
— Во Францию. У меня полтора дня съемок в Безансоне.
Париж, Безансон, Гамбург — голова идет кругом от этих девиц. Они поднимают «Веселый Роджер» и отправляются в плавание. А Леонид Петрович Леля остается на берегу, у разбитого однокомнатного корыта на проспекте Ветеранов. Порт приписки — Санкт-Петербург.
— Красивый, должно быть, город Безансон? — спросил Леля, впервые услышавший это название секунду назад.
— Прелестный городишко… Готические храмы, река… Я всерьез подумываю об этом месте. Там можно остаться навсегда.
В тебе… В тебе — вот в ком можно остаться навсегда.
Девушка поднялась, и весь «Доктор Ватсон» замер снова. Леля положил на скатерть сотенную и двинулся следом за манекенщицей.
На улице шел снег. Снег уже успел засыпать мостовую перед кафе и крошку-"Фольксваген". Мягкий и нежный, он сразу же облепил непокрытую голову Регины и ее хрупкие плечи. И она показалась Леле такой трогательной и беззащитной, что следователь с трудом подавил в себе желание обнять ее. И защитить. И от снега, и от всего остального.
Но он не сделал этого. Остановившись перед машиной и переминаясь с ноги на ногу, Леля грустно сказал:
— Жаль…
— Жаль? — Регина, щелкнувшая пультиком сигнализации, вопросительно посмотрела на него. — Чего?
— Жаль, что у меня нет машины.
— А если бы у вас была машина?
— Тогда я подбросил бы вас до дома.
— Пустяки, — она улыбнулась. — У меня же есть машина. И я сама могу подбросить вас до дома.
— Не стоит. Я далеко живу.
— У меня есть время. И никаких дел.
— Неужели? Такая… Такая известная личность! Вас же должны на части рвать.
— Я так устала от того, что меня рвут на части… И поэтому беру сегодня выходной.
Черт возьми, как смешно он, должно быть, выглядит! Никакой солидности, никакой тайны, даже следственной.
— Мне нужно позвонить одному из своих парней, — озабоченно сказал Леля: немного американизированной оперативной деловитости или деловитой оперативности не повредит.
— Никаких проблем. Возьмите мой сотовый, — Регина с готовностью расстегнула сумочку и протянула Леле телефон.
— Мне не хотелось бы…
— Злоупотреблять служебным положением? Бросьте, Леонид. Только давайте сядем в машину… Ее еще нужно прогреть.
Леля как привязанный поплелся за манекенщицей и покорно сел в машину. И набрал номер отдела.
Гусалов оказался на месте и снял трубку сразу же.
— Это я. Какие новости, Александр?
Саня на том конце провода обиженно засопел:
— Где шляешься, Петрович?
Леля прикрыл трубку ладонью, чтобы Регина, не дай бог, не услышала такое фривольное обращение подчиненных к вышестоящему начальству.
— Работаю со свидетелем, — туманно сглупил он, и девушка понимающе улыбнулась. — Вот что, Саня, сгоняй по одному адреску… Девушку зовут Дарья Литвинова. На снимке, который мы нашли у Радзивилла, — именно она.
Черт возьми, что он делает? Отдает распоряжения прямо на глазах у постороннего человека, более того — хорошей знакомой девушки, к которой посылает своего сотрудника! Выглядит не очень-то, особенно с точки зрения служебной этики.
— Только будь максимально вежлив, Александр. Никаких наездов. Уточни, знакомы ли они… Ну, не мне тебя учить… Свяжемся позже. Если узнаешь что-нибудь любопытное — звони мне прямо домой.
Прижимая трубку к уху, Леля продиктовал Гусалову адрес и телефон Дарьи Литвиновой.
— А если ее не будет дома?
— Тогда придется ждать, когда она появится. И без твоих обычных фокусов, Александр!
Леля знал, что говорит. Он проработал с Гусаловым не один год и знал бесшабашные методы его работы. Ордеров для Сани не существовало. Даже перед тем, как прийти в то или иное место с понятыми, он навещал его сам. И не всегда легально проникал в плохо охраняемое жилище. Остановить Гусалова могли только железные двери и собаки породы буль-мастиф. Со всеми остальными дверями он справлялся играючи.
— Конечно, решим, Петрович. О чем речь! Отключаюсь.
В телефоне раздались короткие гудки. Леля потер покрывшийся испариной лоб и отдал мобильник хозяйке. По-хорошему, нужно немедленно уехать в управление и перехватить Саню, пока он не влез в чужое жилище и не совершил противоправных действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107