Арсиноя сначала держалась тихо и застенчиво. У нее не было уже особенной охоты наряжаться для других людей, кроме Поллукса. Но приготовленные для нее платья были так прекрасны, и закройщица так умела выделить все красоты ее фигуры!
Усердно занятая своим делом, ловкая мастерица бросала разные веселые шутки, с ее губ срывались по временам слова восторженного удивления; скоро увлеклась и Арсиноя и с удовольствием приняла участие в работе закройщицы.
Каждый куст, который весна украшает цветами, как будто радуется; так же и эта наивная девушка, разряженная так великолепно, радовалась теперь своей собственной красоте и прекрасным вещам, в которых она нравилась себе сверх всякой меры.
Арсиноя то хлопала в ладоши, то приказывала подать себе зеркало и с детской непринужденностью выражала свое удовольствие, любуясь не только своими дорогими нарядами, но и собственной, самое ее изумляющей красотой.
Портниха восхищалась, гордилась, радовалась вместе с нею и не могла удержаться, чтобы не запечатлеть поцелуй на белой, красиво округленной шейке прелестной девушки.
«Если бы Поллукс мог видеть меня такой! – думала Арсиноя. – Может быть, после представления мне удастся показаться и Селене в моем наряде, и тогда она, конечно, примирится с моим участием в этом зрелище. Иметь такой красивый вид – это все-таки большая радость!»
Во время ее одевания все дети окружили ее и громко кричали от восторга каждый раз, когда на сестру надевали какую-нибудь новую часть ее царственного убранства.
Слепой Гелиос попросил у нее позволения потрогать ее платье, и Арсиноя, убедившись, что его ручонки чисты, провела ими по глянцевитой шелковой материи.
Теперь она была настолько готова, что можно было позвать портного и отца.
Она чувствовала себя очень счастливой. Выпрямившись, как настоящая царская дочь, но с боязливо трепещущим сердцем, как бедная девушка, которой предстоит показать тысячам устремленных на нее глаз свою скрытую до сих пор красоту, выхоленную в родительском доме, она пошла в жилую комнату; но, протянув руку к ручке двери, она тотчас же отняла ее, так как услышала голоса нескольких мужчин, которые, должно быть, только что вошли к ее отцу.
– Подожди еще немножко, к нам кто-то пришел, – сказала она шедшей за нею помощнице портного и приложила ухо к двери, чтобы прислушаться к голосам.
Сначала она не поняла ничего из того, что слышала; но конец странного разговора в комнате был так ужасно понятен, что она не могла бы забыть его до конца дней.
Отец Арсинои заказал Софиллу два новых платья для нее, согласился на цены портного и обещал ему скорую уплату. В это время в квартиру смотрителя дворца вошел Мастор и объявил Керавну, что его господин и продавец художественных произведений Габиний из Никеи желает с ним говорить.
– Твой господин может войти, – отвечал гордо Керавн. – Я полагаю, что его мучит несправедливость, которую он совершил в отношении меня; но Габиний не переступит этого порога, так как он мошенник.
– Будет хорошо, если ты попросишь вон того человека оставить тебя теперь, – продолжал раб, указывая на портного.
– Кто приходит ко мне, – надменно отвечал Керавн, – тот должен примириться с тем, что он может встретить у меня каждого, кому я позволяю входить в мой дом.
– Нет, нет, – настойчиво убеждал раб, – мой господин – особа более важная, чем ты думаешь. Попроси этого человека уйти.
– Я уже знаю, знаю это, – возразил Керавн, улыбаясь. – Твой господин – знакомый императора. Вот мы и увидим, кому из нас двоих окажет Адриан предпочтение после представления, которое мы устраиваем. У этого превосходного портного есть дело, и он останется у меня. Сядь там в углу, друг мой.
– Портной! – вскричал Мастор в ужасе. – Говорю тебе, он должен удалиться.
– Должен? – спросил Керавн с гневом. – Раб осмеливается распоряжаться в моем доме? Мы еще посмотрим.
– Я ухожу, – прервал Керавна благоразумный ремесленник. – Здесь не должно происходить спора из-за меня. Через четверть часа я приду опять.
– Ты останешься, – приказал Керавн. – Дерзкий римлянин воображает, что Лохиада принадлежит ему, но я ему покажу, кто здесь господин.
Мастор, однако, не смутился от этих слов, высказанных повышенным голосом. Он схватил портного за руку, повел его за собой вон из комнаты и прошептал ему:
– Иди за мной, если хочешь избежать неприятностей.
Оба удалились, и Керавн не задерживал портного, так как ему пришло в голову, что присутствие ремесленника принесло бы ему мало чести.
Он вздумал показать себя надменному архитектору во всем своем достоинстве и сообразил, что было бы неблагоразумно без нужды раздражать этого страшного бородатого человека с большой собакой.
Взволнованный и не свободный от опасений, он начал ходить взад и вперед по комнате. Чтобы ободрить себя, он быстро наполнил стакан вином из стоявшей на столе кружки, осушил его, наполнил снова, выпил опять, не разбавляя вина водой, и затем, с раскрасневшимися щеками и скрестив руки, стал ожидать своего противника.
Император вошел в комнату вместе с Габинием.
Керавн ждал его приветствия, но Адриан не сказал ни слова, бросил на него полный презрения взгляд и прошел мимо, не обращая больше на него никакого внимания, как будто перед ним был столб или какая-нибудь бесполезная утварь.
Кровь ударила в голову смотрителя, и он целую минуту напрасно искал слов, чтобы выразить свое негодование.
Габиний обращал на Керавна так же мало внимания, как и Адриан. Он шел впереди императора и остановился перед мозаикой, за которую предлагал такую большую сумму и из-за которой он несколько дней тому назад был довольно грубо выпровожен смотрителем, и сказал:
– Прошу тебя посмотреть на это образцовое произведение.
Император посмотрел на пол, но едва он начал углубляться в созерцание картины, величие красоты которой умел оценить вполне, как позади него раздались произнесенные с усилием и хриплым голосом слова Керавна:
– В Александрии здороваются с людьми, к которым… к которым приходят в гости.
Адриан лишь наполовину повернул голову к говорившему и сказал как бы в пространство с глубоким обидным презрением:
– В Риме тоже здороваются с честными людьми. – Затем он опять начал рассматривать мозаику и сказал: – Великолепно, превосходно! Ценное, неоценимое произведение!
Глаза смотрителя выступили из своих впадин при ответе императора. Красный как вишня, с бледными губами, он подошел ближе к Адриану и, с трудом переведя дух, спросил:
– Что значит… что могут значить твои слова?
На этот раз Адриан быстро и окончательно повернулся к смотрителю дворца. В его глазах горело то уничтожающее пламя, выносить которое могли только немногие, и его густой голос загремел в комнате, когда он вскричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147