Какими яркими красками сумела старуха расписать свой рассказ!
Она еще говорила, когда вернулась домой Йемена, прекрасная дочь Аполлодора; и не успела та, плача от волнения, кинуться на шею к отцу, как экономка схватила ее за руку, подвела к Веру и вскричала:
– Вот этот благородный господин – да будет над ним благословение Всевышнего! – подверг опасности свою жизнь, чтобы спасти нашу. Он позволил разорвать на себе эту прекрасную одежду ради нас, и каждая дочь Израиля должна бы с сердечным чувством поцеловать его изорванный хитон, который драгоценнее всех богатейших праздничных одежд в глазах Господа.
Старуха прижала хитон претора к губам и хотела заставить и Йемену сделать то же, но Вер не допустил этого и вскричал со смехом:
– Как могу я позволить моему хитону принять этот поцелуй? Я сам едва ли достоин того, чтобы меня коснулись подобные уста.
– Поцелуй его, поцелуй его! – вскричала старуха.
Но претор взял голову покрасневшей девушки обеими руками, прижал губы к ее лбу и весело сказал:
– Теперь я щедро вознагражден за все, что мне было дано сделать для тебя, Аполлодор!
– А мы, мы, – вскричал Гамалиил, – а я и первородный сын моего брата поручаем великому богу наших отцов вознаградить тебя за то, что ты сделал для нас!
– Кто вы? – спросил Вер, в котором пророческая фигура достойного старца и одухотворенное лицо его племянника вызвали удивление.
Аполлодор сообщил ему, до какой степени рабби стоит выше своих единоверцев в знании закона и в истолковании тайного учения своего народа, передаваемого из уст в уста и называемого каббалою, и как далеко Симеон Бен-Иохай превосходит всех астрологов своего времени. Он упомянул о пресловутом астрологическом сочинении под названием «Созар», автором которого был этот молодой человек, и не преминул прибавить, что племянник Гамалиила обладает способностью даже предсказывать положение звезд в последующие ночи.
Вер слушал Аполлодора с все возрастающим вниманием и пристально смотрел на Бен-Иохая, который прерывал речь хозяина разными внушенными скромностью возражениями.
Претор вспомнил о приближавшемся дне своего рождения и о том, что в ночь, предшествующую этому дню, Адриан будет наблюдать положение созвездий. То, что узнает из этого наблюдения император, должно решить и судьбу его собственной жизни.
Должна ли эта роковая ночь приблизить его к величайшей цели его честолюбия или же удалить от нее?
Когда Аполлодор замолчал, Вер протянул руку молодому ученому и сказал:
– Я рад, что встретился с человеком таким значительным и таким сведущим, как ты. Чего бы я не дал за то, чтобы хоть на несколько часов обладать твоими знаниями!
– Они – твои, – отвечал астролог. – Располагай моим знанием, моим прилежанием, моим временем; предложи мне столько вопросов, сколько пожелаешь. Мы до такой степени у тебя в долгу…
– Вы не должны смотреть на меня как на своего заимодавца, – прервал ученого претор. – И вы даже не обязаны мне благодарностью. Я познакомился с вами только после вашего спасения и выступил против толпы и ее бесчинств не ради какого-нибудь определенного человека, а во имя порядка и закона.
– Ты был так добр, что защитил нас, – возразил Бен-Иохай, – не будь же так суров, чтобы пренебречь нашею благодарностью.
– Она делает мне честь, мой ученый друг, клянусь всеми богами, она делает мне честь, – отвечал Вер. – И в самом деле, очень возможно, что… может быть… Не будешь ли ты так добр, не проводишь ли меня вот туда, к бюсту Гиппарха? С помощью науки, которая обязана ему столь многим, может быть, ты окажешь мне важную услугу.
Когда они вдвоем, отделавшись от других, остановились перед мраморной статуей великого астронома, Вер спросил:
– Ты знаешь, каким способом император узнает вперед судьбу людей по звездам?
– В точности.
– Через кого?
– Через Аквилу, ученика моего отца.
– Можешь ли ты вычислить, что предскажут ему звезды в ночь на тридцатое декабря о судьбе одного человека, который родился в эту ночь и гороскоп которого у меня есть?
– На этот вопрос можно ответить «да» только условно.
– Что препятствует тебе дать безусловно утвердительный ответ?
– Непредвиденные явления на небе.
– Они бывают часто?
– Нет, скорее их можно назвать необычайными.
– Может, и мое счастье не принадлежит к числу обыкновенных; и я прошу тебя вычислить для меня по способу Адриана, что в данную ночь возвестит небо тому, чей гороскоп принесет тебе мой раб завтра самым ранним утром.
– С удовольствием.
– В какой срок ты можешь окончить эту работу?
– Самое большее – в четыре дня; может быть, даже и раньше.
– Превосходно! Но еще одно: считаешь ли ты меня мужественным?
– Имел ли бы я причину быть благодарным тебе, если бы ты не имел мужества?
– Хорошо. Так ты не скрывай от меня ничего, даже самого страшного, что могло бы отравить жизнь и сломить мужество какого-нибудь другого человека. Все, что только ты прочтешь в книге небес, – малое и великое, хорошее и дурное – все я желаю слышать.
– Я не утаю от тебя ничего, решительно ничего.
Претор протянул Бен-Иохаю правую руку и сильно пожал нежную, изящную руку еврея.
Уходя, он предварительно условился с Бен-Иохаем насчет того, каким образом тот должен уведомить его об окончании своей работы.
Аполлодор, его гости и дети проводили претора до ворот. Не хватало юного Вениамина. Он сидел с друзьями в столовой своего отца и угощал их старым вином в благодарность за оказанную помощь.
Гамалиил слышал их веселые крики и пение. Он указал на комнату и, пожимая плечами, сказал хозяину:
– Они благодарят бога наших отцов по-александрийски.
Возле дома Аполлодора господствовала теперь тишина, прерываемая только звонкими шагами ликторов и солдат, которые стояли перед ним на страже с оружием в руках.
На одной из боковых улиц претор встретил портного, которого перед тем сбил с ног ударом кулака, колбасника и других зачинщиков нападения на дом еврея.
Их вели как арестованных к начальнику ночной стражи.
Вер охотно возвратил бы им свободу, но он знал, что император спросит, что сделано с нарушителями спокойствия, и потому предоставил их собственной участи. В другое время он, наверное, отправил бы их домой без наказания; теперь же он весь находился во власти чувства, которое было сильнее его добросердечия и легкомыслия.
XIII
В Цезареуме претора ожидал старший камерарий, чтобы отвести его к Сабине, которая желала с ним говорить, несмотря на поздний час.
Войдя в комнату своей благодетельницы, Вер нашел ее в большом волнении.
Она не лежала, как обыкновенно, на своих подушках, а большими не женскими шагами ходила взад и вперед по обширной комнате.
– Хорошо, что ты пришел! – вскричала она навстречу претору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Она еще говорила, когда вернулась домой Йемена, прекрасная дочь Аполлодора; и не успела та, плача от волнения, кинуться на шею к отцу, как экономка схватила ее за руку, подвела к Веру и вскричала:
– Вот этот благородный господин – да будет над ним благословение Всевышнего! – подверг опасности свою жизнь, чтобы спасти нашу. Он позволил разорвать на себе эту прекрасную одежду ради нас, и каждая дочь Израиля должна бы с сердечным чувством поцеловать его изорванный хитон, который драгоценнее всех богатейших праздничных одежд в глазах Господа.
Старуха прижала хитон претора к губам и хотела заставить и Йемену сделать то же, но Вер не допустил этого и вскричал со смехом:
– Как могу я позволить моему хитону принять этот поцелуй? Я сам едва ли достоин того, чтобы меня коснулись подобные уста.
– Поцелуй его, поцелуй его! – вскричала старуха.
Но претор взял голову покрасневшей девушки обеими руками, прижал губы к ее лбу и весело сказал:
– Теперь я щедро вознагражден за все, что мне было дано сделать для тебя, Аполлодор!
– А мы, мы, – вскричал Гамалиил, – а я и первородный сын моего брата поручаем великому богу наших отцов вознаградить тебя за то, что ты сделал для нас!
– Кто вы? – спросил Вер, в котором пророческая фигура достойного старца и одухотворенное лицо его племянника вызвали удивление.
Аполлодор сообщил ему, до какой степени рабби стоит выше своих единоверцев в знании закона и в истолковании тайного учения своего народа, передаваемого из уст в уста и называемого каббалою, и как далеко Симеон Бен-Иохай превосходит всех астрологов своего времени. Он упомянул о пресловутом астрологическом сочинении под названием «Созар», автором которого был этот молодой человек, и не преминул прибавить, что племянник Гамалиила обладает способностью даже предсказывать положение звезд в последующие ночи.
Вер слушал Аполлодора с все возрастающим вниманием и пристально смотрел на Бен-Иохая, который прерывал речь хозяина разными внушенными скромностью возражениями.
Претор вспомнил о приближавшемся дне своего рождения и о том, что в ночь, предшествующую этому дню, Адриан будет наблюдать положение созвездий. То, что узнает из этого наблюдения император, должно решить и судьбу его собственной жизни.
Должна ли эта роковая ночь приблизить его к величайшей цели его честолюбия или же удалить от нее?
Когда Аполлодор замолчал, Вер протянул руку молодому ученому и сказал:
– Я рад, что встретился с человеком таким значительным и таким сведущим, как ты. Чего бы я не дал за то, чтобы хоть на несколько часов обладать твоими знаниями!
– Они – твои, – отвечал астролог. – Располагай моим знанием, моим прилежанием, моим временем; предложи мне столько вопросов, сколько пожелаешь. Мы до такой степени у тебя в долгу…
– Вы не должны смотреть на меня как на своего заимодавца, – прервал ученого претор. – И вы даже не обязаны мне благодарностью. Я познакомился с вами только после вашего спасения и выступил против толпы и ее бесчинств не ради какого-нибудь определенного человека, а во имя порядка и закона.
– Ты был так добр, что защитил нас, – возразил Бен-Иохай, – не будь же так суров, чтобы пренебречь нашею благодарностью.
– Она делает мне честь, мой ученый друг, клянусь всеми богами, она делает мне честь, – отвечал Вер. – И в самом деле, очень возможно, что… может быть… Не будешь ли ты так добр, не проводишь ли меня вот туда, к бюсту Гиппарха? С помощью науки, которая обязана ему столь многим, может быть, ты окажешь мне важную услугу.
Когда они вдвоем, отделавшись от других, остановились перед мраморной статуей великого астронома, Вер спросил:
– Ты знаешь, каким способом император узнает вперед судьбу людей по звездам?
– В точности.
– Через кого?
– Через Аквилу, ученика моего отца.
– Можешь ли ты вычислить, что предскажут ему звезды в ночь на тридцатое декабря о судьбе одного человека, который родился в эту ночь и гороскоп которого у меня есть?
– На этот вопрос можно ответить «да» только условно.
– Что препятствует тебе дать безусловно утвердительный ответ?
– Непредвиденные явления на небе.
– Они бывают часто?
– Нет, скорее их можно назвать необычайными.
– Может, и мое счастье не принадлежит к числу обыкновенных; и я прошу тебя вычислить для меня по способу Адриана, что в данную ночь возвестит небо тому, чей гороскоп принесет тебе мой раб завтра самым ранним утром.
– С удовольствием.
– В какой срок ты можешь окончить эту работу?
– Самое большее – в четыре дня; может быть, даже и раньше.
– Превосходно! Но еще одно: считаешь ли ты меня мужественным?
– Имел ли бы я причину быть благодарным тебе, если бы ты не имел мужества?
– Хорошо. Так ты не скрывай от меня ничего, даже самого страшного, что могло бы отравить жизнь и сломить мужество какого-нибудь другого человека. Все, что только ты прочтешь в книге небес, – малое и великое, хорошее и дурное – все я желаю слышать.
– Я не утаю от тебя ничего, решительно ничего.
Претор протянул Бен-Иохаю правую руку и сильно пожал нежную, изящную руку еврея.
Уходя, он предварительно условился с Бен-Иохаем насчет того, каким образом тот должен уведомить его об окончании своей работы.
Аполлодор, его гости и дети проводили претора до ворот. Не хватало юного Вениамина. Он сидел с друзьями в столовой своего отца и угощал их старым вином в благодарность за оказанную помощь.
Гамалиил слышал их веселые крики и пение. Он указал на комнату и, пожимая плечами, сказал хозяину:
– Они благодарят бога наших отцов по-александрийски.
Возле дома Аполлодора господствовала теперь тишина, прерываемая только звонкими шагами ликторов и солдат, которые стояли перед ним на страже с оружием в руках.
На одной из боковых улиц претор встретил портного, которого перед тем сбил с ног ударом кулака, колбасника и других зачинщиков нападения на дом еврея.
Их вели как арестованных к начальнику ночной стражи.
Вер охотно возвратил бы им свободу, но он знал, что император спросит, что сделано с нарушителями спокойствия, и потому предоставил их собственной участи. В другое время он, наверное, отправил бы их домой без наказания; теперь же он весь находился во власти чувства, которое было сильнее его добросердечия и легкомыслия.
XIII
В Цезареуме претора ожидал старший камерарий, чтобы отвести его к Сабине, которая желала с ним говорить, несмотря на поздний час.
Войдя в комнату своей благодетельницы, Вер нашел ее в большом волнении.
Она не лежала, как обыкновенно, на своих подушках, а большими не женскими шагами ходила взад и вперед по обширной комнате.
– Хорошо, что ты пришел! – вскричала она навстречу претору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147