Противные ветры задержали императора на пути, и его корабль вошел в гавань только около полуночи.
Он приветствовал ожидавшего его Титиана как доброго старого друга, с сердечной теплотой и тотчас же сел с ним и с Антиноем в колесницу префекта. Его секретарь Флегон, врач Гермоген и раб Мастор должны были следовать за ним в другом экипаже вместе с багажом, в состав которого входили и походные кровати.
Портовые сторожа вздумали было сердито преградить дорогу колеснице, во весь опор мчавшейся по темной дороге, и огромному догу, громким лаем нарушавшему ночную тишину, но, узнав Титиана, они почтительно посторонились.
Послушные приказанию префекта, привратник и его жена не ложились спать, и как только певец услыхал стук приближавшейся колесницы, в которой ехал император, он поспешил к дворцовым воротам и отворил их.
Развороченная мостовая и люди, занятые восстановлением ее, заставили Титиана и его спутников выйти из экипажа и пройти мимо самого домика Эвфориона.
Адриан, от глаз которого не могло укрыться ничего, казавшегося ему достойным внимания, остановился перед широко отворенной дверью жилища привратника и заглянул в приветливую комнату, украшенную цветами, птицами и статуей Аполлона. На пороге стояла Дорида в новом платье, ожидая префекта. Титиан от души приветствовал ее; он привык обмениваться с нею несколькими веселыми и умными словами каждый раз, как посещал Лохиадский дворец.
Собачонки уже заползли в свои корзинки, но, почуяв чужую собаку, с громким лаем кинулись мимо своей госпожи на двор, так что, отвечая на любезное приветствие своего покровителя, Дорида не раз была принуждена унимать Евфросину, Аглаю и Талию, выкликая их звонкие имена.
– Великолепно, превосходно! – вскричал Адриан, указывая на внутренность дома. – Идиллия, настоящая идиллия! Кто мог бы ожидать, что найдет такой веселенький мирный уголок в самом беспокойном, самом хлопотливом городе империи.
– Мы с Понтием тоже были изумлены при виде этого гнездышка и потому оставили его нетронутым, – сказал префект.
– Понятливые люди понимают друг друга, и я благодарю вас за то, что вы пощадили этот домик, – сказал император. – Какое предзнаменование, какое благоприятное, в высшей степени благоприятное предзнаменование! Грации принимают меня здесь в старых стенах: Аглая, Евфросина, Талия.
– Приветствую тебя, господин! – сказала префекту Дорида.
– Мы являемся поздно, – заметил Адриан.
– Это не беда, – засмеялась старуха.
– Здесь, на Лохиаде, вот уже с неделю как мы и без того разучились отличать день от ночи, и притом хорошее никогда не приходит слишком поздно.
– Сегодня я привез с собой достойнейшего гостя, – сказал Титиан, – великолепного римского архитектора Клавдия Венатора. Он только несколько минут тому назад сошел с корабля.
– В таком случае глоток вина принесет ему пользу; есть хорошее мареотское белое из виноградника моей дочери, что живет на берегу озера. Если твой друг желает оказать честь простым, скромным людям, то я попрошу его войти к нам. Не правда ли, господин, у нас чисто, а из кубка, который я подам ему, подобало бы пить самому императору? Кто знает, что найдете вы там, наверху, в этой ужасной суматохе?
– Я с удовольствием принимаю твое приглашение, матушка, – отвечал Адриан.
Дорида наполнила кубок вином и сказала:
– А вот вода для смешения.
Император взял кубок работы Поллукса, с удивлением посмотрел на него и сказал, прежде чем поднес его к губам:
– Мастерское произведение, матушка. Из чего же здесь будет пить император, если привратники употребляют такие сосуды? Кто выполнил эту превосходную работу?
– Мой сын вырезал этот кубок для меня в свободные часы.
– Он дельный скульптор, – прибавил Титиан.
Выпив вино с большим удовольствием, император поставил кубок на стол и сказал:
– Отличное питье. Благодарю тебя, матушка!
– И я тебя за то, что ты называешь меня матерью. Нет более прекрасного названия для женщины, которая вырастила хороших детей, а у меня их трое, и их не стыдно показать.
– Так желаю тебе счастья для них, моя матушка, – сказал император. – Мы еще увидимся, потому что я останусь на несколько дней здесь, на Лохиаде.
– Теперь, среди этой суматохи?
– Этот великий архитектор, – сказал Титиан в пояснение, – будет помогать Понтию.
– Понтий не нуждается ни в чьей помощи! – вскричала старуха. – Это человек крепкого закала. Его предусмотрительность и энергия, по словам моего сына, несравненны. Да и сама я видела, как он распоряжался, а я умею различать людей.
– А что тебе в нем более всего понравилось? – спросил Адриан, которому пришлось по сердцу непринужденное обращение умной старухи.
– Он ни на минуту не теряет спокойствия при всей этой спешке. Говорит не больше и не меньше, чем нужно, умеет быть строгим, где это необходимо, и ласков с нижестоящими. На что он способен как художник, об этом я не могу судить, но знаю наверное, что он действительно дельный человек.
– Я сам его знаю, – сказал император, – и ты правильно его описываешь; но мне он показался несколько строже.
– Как мужчина, он должен уметь быть твердым. Но он тверд только там, где нужно; а каким добрым он может быть – это он нам показывает ежедневно. Когда часто сидишь одна, то видишь его отношение. И вот я заметила: кто надменен и крут с маленькими людьми, тот и сам не больно велик, ибо он считает нужным так поступать из опасения, как бы его не сочли таким же ничтожным, как тот бедняк, с которым он имеет дело. Кто чего-нибудь стоит, тот знает, что его сразу отличат, даже если он обращается с нашим братом как с равным. Так поступают Понтий и высокородный наместник, а также и ты, его друг. Что ты приехал – это хорошо, но, как сказано, наш архитектор управился бы и без тебя.
– Ты, по-видимому, не особенно высокого мнения о моей будущей работе; это огорчает меня, потому что ты прожила жизнь с открытыми глазами и научилась правильно судить о людях.
Тут Дорида умно и пытливо посмотрела на императора своими ласковыми глазами и отвечала уверенным тоном:
– От тебя… от тебя веет величием, и, может быть, твои глаза увидят многое, что ускользнет от Понтия. К некоторым избранным людям музы особенно расположены, и ты, видимо, принадлежишь к их числу.
– Что наводит тебя на эту мысль?
– Я узнаю это по твоему взгляду и по челу.
– Ясновидица!
– Нет, я вовсе не ясновидица. Но я – мать двух сыновей, которым бессмертные тоже даровали нечто особливое, что я не в силах описать. У них я заметила это впервые, а когда потом примечала то же у художников и у некоторых других, то эти люди всегда оказывались самыми выдающимися в своем кругу. А что ты далеко превосходишь всех остальных – в этом я готова поклясться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147