Он вздрогнул, словно от физического удара.
– Ирена?
– Да, это я, – хрипло прошептала она.
У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и наконец женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной.
В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки.
– Вы не могли бы…
– О чём речь, – спокойно произнес я. – Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром.
Перехватив недоуменный взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашел смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажег согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в легкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывался прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удается ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешенных проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмии все ещё на свободе. Сара по-прежнему остается в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили.
И несмотря ни на что в моей душе нашлось место для спокойствия.
Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно.
Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» различался с трудом. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, уже переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак?
Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохраненную в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах – если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что по большей части вселенная – это ночь и чёрный океан.
Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломас. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломас. Пощелкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм…
Меня разбудил резкий стук в окно прямо над головой. Усевшись прямее, я увидел Трепп, терпеливо стоящую перед машиной. Жестом предложив опустить стекло, она нагнулась, усмехаясь.
– Кавахара была права насчет тебя. Ночуешь в машине, чтобы твою компьютерщицу хорошенько оттрахали. Ковач, с таким мировоззрением надо было подаваться в монахи.
– Заткнись, Трепп, – раздраженно бросил я. – Который час?
– Около пяти. – Её взгляд метнулся вверх и влево, чтобы свериться с вживленной микросхемой. – Точнее, пять часов шестнадцать минут. Скоро начнет светать.
Я принял более вертикальное положение, ощущая во рту горький привкус вчерашней сигареты.
– Что ты здесь делаешь?
– Присматриваю за тобой. Нам ведь не хочется, чтобы Кадмин пришил тебя до того, как ты продашь Банкрофту свой товар, не так ли? Эй, а это ведь, по-моему, играют «Крушители»?
Проследив за взглядом Трепп, я посмотрел на панель развлечений, где шла какая-то спортивная передача. Крошечные фигурки носились взад и вперед по расчерченному на ровные квадраты полю под едва слышный голос комментатора. Время от времени игроки сталкивались друг с другом, что вызывало аплодисменты, похожие на писк насекомых. Судя по всему, перед тем как заснуть, я убавил громкость. Выключив панель, я огляделся по сторонам и увидел, что Трепп права. Начинало светать. Ночная темнота размылась до мягкого синего полумрака, расползавшегося над зданиями подобно пятну отбеливателя.
– Значит, ты не фанат «Крушителей», да? – кивнула на экран Трепп. – Мне раньше тоже не особенно нравилось, но, если долго жить в Нью-Йорке, со временем как-то привыкаешь.
– Трепп, как ты собираешься присматривать за мной, твою мать, если ты засунула голову в машину и не отрываешь глаз от экрана?
Обиженно взглянув на меня, Трепп убрала голову. Выбравшись из лимузина, я потянулся, наслаждаясь утренней прохладой. Над нами по-прежнему сияла блистательная Анчана Саломао, но свет в квартире Элиотта погас.
– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.
Я взглянул на темные окна.
– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.
– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугаными.
– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.
Трепп пожала плечами.
– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали бы это даже стоя на голове.
Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к инфицированию вируса, а внутреннее спокойствие исчезло с уходом Ортеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Ирена?
– Да, это я, – хрипло прошептала она.
У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и наконец женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной.
В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки.
– Вы не могли бы…
– О чём речь, – спокойно произнес я. – Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром.
Перехватив недоуменный взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашел смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажег согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в легкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывался прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удается ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешенных проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмии все ещё на свободе. Сара по-прежнему остается в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили.
И несмотря ни на что в моей душе нашлось место для спокойствия.
Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно.
Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» различался с трудом. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, уже переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак?
Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохраненную в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах – если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что по большей части вселенная – это ночь и чёрный океан.
Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломас. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломас. Пощелкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм…
Меня разбудил резкий стук в окно прямо над головой. Усевшись прямее, я увидел Трепп, терпеливо стоящую перед машиной. Жестом предложив опустить стекло, она нагнулась, усмехаясь.
– Кавахара была права насчет тебя. Ночуешь в машине, чтобы твою компьютерщицу хорошенько оттрахали. Ковач, с таким мировоззрением надо было подаваться в монахи.
– Заткнись, Трепп, – раздраженно бросил я. – Который час?
– Около пяти. – Её взгляд метнулся вверх и влево, чтобы свериться с вживленной микросхемой. – Точнее, пять часов шестнадцать минут. Скоро начнет светать.
Я принял более вертикальное положение, ощущая во рту горький привкус вчерашней сигареты.
– Что ты здесь делаешь?
– Присматриваю за тобой. Нам ведь не хочется, чтобы Кадмин пришил тебя до того, как ты продашь Банкрофту свой товар, не так ли? Эй, а это ведь, по-моему, играют «Крушители»?
Проследив за взглядом Трепп, я посмотрел на панель развлечений, где шла какая-то спортивная передача. Крошечные фигурки носились взад и вперед по расчерченному на ровные квадраты полю под едва слышный голос комментатора. Время от времени игроки сталкивались друг с другом, что вызывало аплодисменты, похожие на писк насекомых. Судя по всему, перед тем как заснуть, я убавил громкость. Выключив панель, я огляделся по сторонам и увидел, что Трепп права. Начинало светать. Ночная темнота размылась до мягкого синего полумрака, расползавшегося над зданиями подобно пятну отбеливателя.
– Значит, ты не фанат «Крушителей», да? – кивнула на экран Трепп. – Мне раньше тоже не особенно нравилось, но, если долго жить в Нью-Йорке, со временем как-то привыкаешь.
– Трепп, как ты собираешься присматривать за мной, твою мать, если ты засунула голову в машину и не отрываешь глаз от экрана?
Обиженно взглянув на меня, Трепп убрала голову. Выбравшись из лимузина, я потянулся, наслаждаясь утренней прохладой. Над нами по-прежнему сияла блистательная Анчана Саломао, но свет в квартире Элиотта погас.
– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.
Я взглянул на темные окна.
– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.
– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугаными.
– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.
Трепп пожала плечами.
– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали бы это даже стоя на голове.
Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к инфицированию вируса, а внутреннее спокойствие исчезло с уходом Ортеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146