Отнимая пальцы, я вижу на них кровь.
– Повезло, – рассудительно замечает Джимми де Сото. – Глазница не задета.
Кому же ещё разбираться в таких вещах. У самого Джимми левая глазница представляет собой жуткое кровавое месиво – все, что осталось после того, как на Инненине он вытащил пальцами глазное яблоко. Никто так и не узнал, какие галлюцинации виделись ему тогда. К тому времени, когда Джимми и остальных, высаженных на Инненин в составе передового отряда, переслали на психохирургию, вирус успел внести в их сознание неисправимые искажения. Программа была настолько заразной, что врачи даже не рискнули оставить остатки памяти больших полушарий для исследований. Остатки сознания Джимми де Сото, записанные на запечатанный диск с красной предостерегающей надписью «ОПАСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ», хранятся где-то в подвале штаб-квартиры Корпуса чрезвычайных посланников.
– Мне надо что-то предпринять, – говорю я, и в моем голосе звучит отчаяние.
Звуки, пробуждаемые из стен преследователем, опасно приближаются. Последний луч солнца скрылся за холмами. Кровь хлещет из ран на руке и лице.
– Чувствуешь запах? – спрашивает Джимми, подставляя лицо прохладному ветру. – Он меняется.
– Что?
Но ещё задавая свой вопрос, я ощутил запах. Свежий, бодрящий аромат, чем-то похожий на тот, что исходил от «Хендрикса», но едва уловимо отличающийся. Не совсем то ударяющее в голову благоухание, в объятиях которого я заснул всего…
– Пора идти, – говорит Джимми. Я собираюсь спросить у него, куда он уходит, но вдруг понимаю, что он имеет в виду меня, а я…
Проснулся.
Открыв глаза, я увидел перед собой стену отеля, расписанную психоделическими картинами. Стройные фигуры в кафтанах, похожие на бродяг, рассыпались по зелёному полю, усеянному белыми и желтыми цветами. Нахмурившись, я пощупал огрубевшие ткани шрама на руке. Крови нет. Только теперь я полностью очнулся от сна и уселся в просторной кровати, застеленной алым бельем. Изменение запахов, пробудившее меня, сводилось к кофе и свежему хлебу. Будильник «Хендрикса» воздействовал на обоняние. Через поляризованное стекло окна в полумрак комнаты проникал свет.
– К вам гость, – деловитым тоном произнес «Хендрикс».
– Сколько сейчас времени? – хрипло спросил я. Мне показалось, будто глотка изнутри смазана чем-то клейким.
– Поясное время десять часов шестнадцать минут. Вы проспали семь часов сорок две минуты.
– А кто пожаловал?
– Оуму Прескотт, – сказал отель. – Завтракать будете?
Встав с кровати, я направился в ванную.
– Да. Кофе с молоком, кусок хорошо прожаренной курицы и какой-нибудь фруктовый сок. Пригласите Прескотт сюда.
К тому времени, как раздался мелодичный звонок в дверь, я уже успел выйти из душа и шлёпал по полу босиком, накинув переливчатый голубой халат, отделанный золотым шитьем. Забрав завтрак из служебного люка, я взял поднос в одну руку и открыл дверь.
Оуму Прескотт оказалась высокой импозантной женщиной африканского типа, ростом сантиметра на два выше моей новой оболочки. Волосы у неё были заплетены в косички, зачесанные назад и украшенные десятками овальных разноцветных стеклянных бусинок. Щёки украшала какая-то абстрактная татуировка. Оуму Прескотт стояла на пороге, одетая в бледно-серый костюм и длинный чёрный плащ с поднятым воротником, с сомнением разглядывая меня.
– Вы мистер Ковач?
– Да, заходите. Не хотите позавтракать вместе со мной?
Я поставил поднос на незаправленную кровать.
– Нет, благодарю вас. Мистер Ковач, я представляю контору «Прескотт, Форбс и Эрнандес» и являюсь старшим юридическим поверенным Лоренса Банкрофта. Мистер Банкрофт сообщил, что…
– Да, знаю.
Я взял с подноса поджаренный до золотистой корки окорочок.
– Видите ли, мистер Ковач, у нас договоренность с Деннисом Найманом из центра хранения психической информации. Он будет ждать нас… – её взгляд на мгновение дернулся, сверяясь с часами на сетчатке глаз, – через тридцать минут.
– Понятно, – сказал я, принимаясь неторопливо жевать. – Я этого не знал.
– Я звонила, начиная с восьми утра, но отель отказывался соединить с вами.
Я улыбнулся, впиваясь зубами в цыплёнка.
– В таком случае должен сказать, вы не владеете всей информацией. Я только вчера был выгружен в новую оболочку.
Прескотт недовольно поморщилась, но профессиональное хладнокровие взяло верх.
– Что ж, значит, мы опоздаем, – сказала она. – Полагаю, вам необходимо позавтракать.
Посреди залива было холодно.
Я выбрался из автотакси на яркий солнечный свет и пронизывающий ветер. Всю ночь шёл дождь, и над островом до сих пор кружили серые кучевые облака, упрямо сопротивляющиеся попыткам свежего морского бриза разогнать их. Подняв воротник легкого пиджака, я мысленно отметил, что нужно купить одежду потеплее. Ничего серьёзного, что-нибудь длиной до середины бедра, с воротником и большими карманами, куда можно спрятать руки.
Я не мог спокойно смотреть на Прескотт, уютно укутавшуюся в теплый плащ. Изящным движением большого пальца она расплатилась с такси, и мы проводили взглядом поднимающуюся в воздух машину. Руки и лицо обдало приятным теплом из сопел турбины. Я заморгал, спасаясь от миниатюрной песчаной бури, и краем глаза увидел, как Прескотт с той же целью поднесла к лицу тонкую кисть. Такси влилось в оживленный поток машин над материком. Прескотт лаконичным жестом ткнула пальцем в здание у нас за спиной.
– Сюда.
Засунув руки в крохотные карманы пиджака, я последовал за ней. Наклоняясь вперед, чтобы справиться с дующим в лицо ветром, мы стали подниматься по извивающейся лестнице, ведущей в центр хранения психической информации «Алькатрас».
Я ожидал увидеть заведение, оборудованное самыми совершенными системами защиты, и центр «Алькатрас» меня не разочаровал. Он размещался в нескольких длинных приземистых двухэтажных блоках, напоминающих военный командный бункер, с узкими, глубоко утопленными в стены окнами. Из общей картины выбивался лишь одинокий купол на западной окраине, в котором, как я решил, находилось оборудование спутниковой связи. Все здания комплекса были сложены из бледно-серого гранита, а в окнах розовело дымчатое зеркальное стекло. Здесь не было ни голографического дисплея, ни рекламы в эфире. Вообще ничего, говорившего о том, что мы прибыли в нужное место, если не считать строгой таблички на наклонной каменной стене у входа с выгравированной лазером надписью:
Центр хранения психической информации
Хранение оцифрованного человеческого мозга
Загрузка сознания в клоны
Над табличкой чёрнел небольшой глаз автоматического охранника с двумя забранными толстой решеткой громкоговорителями по бокам. Оуму Прескотт помахала рукой, привлекая внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Повезло, – рассудительно замечает Джимми де Сото. – Глазница не задета.
Кому же ещё разбираться в таких вещах. У самого Джимми левая глазница представляет собой жуткое кровавое месиво – все, что осталось после того, как на Инненине он вытащил пальцами глазное яблоко. Никто так и не узнал, какие галлюцинации виделись ему тогда. К тому времени, когда Джимми и остальных, высаженных на Инненин в составе передового отряда, переслали на психохирургию, вирус успел внести в их сознание неисправимые искажения. Программа была настолько заразной, что врачи даже не рискнули оставить остатки памяти больших полушарий для исследований. Остатки сознания Джимми де Сото, записанные на запечатанный диск с красной предостерегающей надписью «ОПАСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ», хранятся где-то в подвале штаб-квартиры Корпуса чрезвычайных посланников.
– Мне надо что-то предпринять, – говорю я, и в моем голосе звучит отчаяние.
Звуки, пробуждаемые из стен преследователем, опасно приближаются. Последний луч солнца скрылся за холмами. Кровь хлещет из ран на руке и лице.
– Чувствуешь запах? – спрашивает Джимми, подставляя лицо прохладному ветру. – Он меняется.
– Что?
Но ещё задавая свой вопрос, я ощутил запах. Свежий, бодрящий аромат, чем-то похожий на тот, что исходил от «Хендрикса», но едва уловимо отличающийся. Не совсем то ударяющее в голову благоухание, в объятиях которого я заснул всего…
– Пора идти, – говорит Джимми. Я собираюсь спросить у него, куда он уходит, но вдруг понимаю, что он имеет в виду меня, а я…
Проснулся.
Открыв глаза, я увидел перед собой стену отеля, расписанную психоделическими картинами. Стройные фигуры в кафтанах, похожие на бродяг, рассыпались по зелёному полю, усеянному белыми и желтыми цветами. Нахмурившись, я пощупал огрубевшие ткани шрама на руке. Крови нет. Только теперь я полностью очнулся от сна и уселся в просторной кровати, застеленной алым бельем. Изменение запахов, пробудившее меня, сводилось к кофе и свежему хлебу. Будильник «Хендрикса» воздействовал на обоняние. Через поляризованное стекло окна в полумрак комнаты проникал свет.
– К вам гость, – деловитым тоном произнес «Хендрикс».
– Сколько сейчас времени? – хрипло спросил я. Мне показалось, будто глотка изнутри смазана чем-то клейким.
– Поясное время десять часов шестнадцать минут. Вы проспали семь часов сорок две минуты.
– А кто пожаловал?
– Оуму Прескотт, – сказал отель. – Завтракать будете?
Встав с кровати, я направился в ванную.
– Да. Кофе с молоком, кусок хорошо прожаренной курицы и какой-нибудь фруктовый сок. Пригласите Прескотт сюда.
К тому времени, как раздался мелодичный звонок в дверь, я уже успел выйти из душа и шлёпал по полу босиком, накинув переливчатый голубой халат, отделанный золотым шитьем. Забрав завтрак из служебного люка, я взял поднос в одну руку и открыл дверь.
Оуму Прескотт оказалась высокой импозантной женщиной африканского типа, ростом сантиметра на два выше моей новой оболочки. Волосы у неё были заплетены в косички, зачесанные назад и украшенные десятками овальных разноцветных стеклянных бусинок. Щёки украшала какая-то абстрактная татуировка. Оуму Прескотт стояла на пороге, одетая в бледно-серый костюм и длинный чёрный плащ с поднятым воротником, с сомнением разглядывая меня.
– Вы мистер Ковач?
– Да, заходите. Не хотите позавтракать вместе со мной?
Я поставил поднос на незаправленную кровать.
– Нет, благодарю вас. Мистер Ковач, я представляю контору «Прескотт, Форбс и Эрнандес» и являюсь старшим юридическим поверенным Лоренса Банкрофта. Мистер Банкрофт сообщил, что…
– Да, знаю.
Я взял с подноса поджаренный до золотистой корки окорочок.
– Видите ли, мистер Ковач, у нас договоренность с Деннисом Найманом из центра хранения психической информации. Он будет ждать нас… – её взгляд на мгновение дернулся, сверяясь с часами на сетчатке глаз, – через тридцать минут.
– Понятно, – сказал я, принимаясь неторопливо жевать. – Я этого не знал.
– Я звонила, начиная с восьми утра, но отель отказывался соединить с вами.
Я улыбнулся, впиваясь зубами в цыплёнка.
– В таком случае должен сказать, вы не владеете всей информацией. Я только вчера был выгружен в новую оболочку.
Прескотт недовольно поморщилась, но профессиональное хладнокровие взяло верх.
– Что ж, значит, мы опоздаем, – сказала она. – Полагаю, вам необходимо позавтракать.
Посреди залива было холодно.
Я выбрался из автотакси на яркий солнечный свет и пронизывающий ветер. Всю ночь шёл дождь, и над островом до сих пор кружили серые кучевые облака, упрямо сопротивляющиеся попыткам свежего морского бриза разогнать их. Подняв воротник легкого пиджака, я мысленно отметил, что нужно купить одежду потеплее. Ничего серьёзного, что-нибудь длиной до середины бедра, с воротником и большими карманами, куда можно спрятать руки.
Я не мог спокойно смотреть на Прескотт, уютно укутавшуюся в теплый плащ. Изящным движением большого пальца она расплатилась с такси, и мы проводили взглядом поднимающуюся в воздух машину. Руки и лицо обдало приятным теплом из сопел турбины. Я заморгал, спасаясь от миниатюрной песчаной бури, и краем глаза увидел, как Прескотт с той же целью поднесла к лицу тонкую кисть. Такси влилось в оживленный поток машин над материком. Прескотт лаконичным жестом ткнула пальцем в здание у нас за спиной.
– Сюда.
Засунув руки в крохотные карманы пиджака, я последовал за ней. Наклоняясь вперед, чтобы справиться с дующим в лицо ветром, мы стали подниматься по извивающейся лестнице, ведущей в центр хранения психической информации «Алькатрас».
Я ожидал увидеть заведение, оборудованное самыми совершенными системами защиты, и центр «Алькатрас» меня не разочаровал. Он размещался в нескольких длинных приземистых двухэтажных блоках, напоминающих военный командный бункер, с узкими, глубоко утопленными в стены окнами. Из общей картины выбивался лишь одинокий купол на западной окраине, в котором, как я решил, находилось оборудование спутниковой связи. Все здания комплекса были сложены из бледно-серого гранита, а в окнах розовело дымчатое зеркальное стекло. Здесь не было ни голографического дисплея, ни рекламы в эфире. Вообще ничего, говорившего о том, что мы прибыли в нужное место, если не считать строгой таблички на наклонной каменной стене у входа с выгравированной лазером надписью:
Центр хранения психической информации
Хранение оцифрованного человеческого мозга
Загрузка сознания в клоны
Над табличкой чёрнел небольшой глаз автоматического охранника с двумя забранными толстой решеткой громкоговорителями по бокам. Оуму Прескотт помахала рукой, привлекая внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146