— Кто идет?! — оглушительно крикнул он.
Ответа не последовало, но директор отчетливо различил плеск воды от внезапного падения тела.
Два неподвижных светлых пятнышка возникли в темноте. Креол быстро приложил ружье к плечу и нажал на курок. Ужасный крик, перешедший в рыдания, стал ответом на выстрел. Свет сгоревшего пороха вспышкой молнии озарил поляну. Показалось, какая-то большая темная масса с неслыханной скоростью проскользнула над его головой вдоль лианы, натянутой, словно мачтовый трос.
Дю Валлон не успел шевельнуться, как был повержен на землю без единого слова, без единого стона.
* * *
Наутро, лишь посветлело, приказчик, обеспокоенный долгим отсутствием директора, отправился на его розыски в сопровождении старших мастеров. Они нашли месье Дю Валлона распростертым без сознания у подножия громадного панакоко. В груди его зияла глубокая рана. Он еще дышал, но совсем слабо, состояние бедняги казалось безнадежным.
Над неподвижным телом гримасничала голова аймары с разверстой пастью. Она была прикреплена к стволу дерева, а венчал композицию свежесрезанный цветок victoria regia.
На плотине, расположенной, как мы знаем, метрах в двадцати от дерева, были обнаружены большие пятна крови. Вода, ниспадавшая сверху и растекавшаяся тонкими струйками между промытых кучек золотоносного гравия, имела красноватый оттенок.
На земле не нашли никаких следов, кроме отпечатков подкованных ботинок белого начальника.
ГЛАВА 2

Земля не для каждого пришельца. — Непредвиденный хирург. — Оргия в лесу. — «Когда кошки на охоте, мыши танцуют». — Огненная феерия. — Между огнем и водой.
— Но… мы движемся в ложном направлении.
— Это невозможно.
— …Невозможно!.. Вот уж эти молодые люди! Ей-богу, надо не верить собственным глазам, чтобы следовать за этими мальчуганами, просто детьми, которые претендуют на непогрешимость!
— Я утверждаю и снова повторяю, что мы не сбились с правильного пути.
— Доводы, пожалуйста!
— Третий раз говорю, это невозможно.
— Откуда такая уверенность?
— А что тебя убеждает в обратном?
— Мой дорогой, твоя манера спорить стара, как земля, которую мы топчем. Ты отвечаешь вопросом на вопрос… больше и сказать нечего. Я предпочитаю оставить аргументы при себе.
— И правильно делаешь. Ты ошибаешься, заявляя, будто я претендую на непогрешимость. Есть две вещи, которые не могут ни сами ошибаться, ни нас обманывать. Это, во-первых, секстантnote 334 отличного качества, а во-вторых, математические формулы.
— Значит, ты полагаешь…
— Что, сделав измерения вчера, я смог благодаря показаниям безупречного прибора, хорошо подвешенного на носу лодки, установить, что мы находились на пятьдесят шестом градусе сорока пяти минутах западной долготы.
— Ну, а дальше?..
— Эта первая и необходимая часть моего эксперимента, дополненная наблюдением полуденного солнца, позволила определить, что широта составила 5°15' плюс незначительная дробь, которой можно пренебречь.
— Но с того момента мы немало прошагали…
— О! Совсем немного. Мы прошли к западу около десяти километров.
— Откуда ты знаешь?
— Вот упрямец! Ведь тебе известно, что я ношу на ноге специальное устройство, которое с помощью оригинального механизма указывает число шагов, сделанных пешеходом.
— Ах да! Твой счетчик…
— Называй его законным именем — шагомер.
— Твой шагомер…
— …Сказал мне, что я сделал тринадцать тысяч тридцать три шага. Один мой шаг составляет примерно семьдесят пять сантиметров, отсюда следует, что мы находимся в десяти тысячах метров к западу. Ведь ты допускаешь, что мой компас болтается не напрасно…
— Тогда у меня какое-то помрачение зрения…
— Почему?
— Еще бы, мое милое дитя, я совсем запутался. Направление в глубь страны должно привести нас к местности, прилегающей на востоке к реке Марони, на юге идущей вдоль золотых приисков Гармуа и Шовен, на западе вдоль прииска Лаланн, а на севере ограниченной линией от двух бавольниковnote 335 возле Маны к заливу Парамака.
— Браво! Твоя память безошибочна, мой друг.
— Безошибочна и точна, как великолепная карта Людовика Этропа, правительственного геометра.
— К чему ты клонишь?..
— А к тому, что мы с тобой не находимся в искомом месте.
— Но почему же?
— Очень просто. Мы рассчитываем найти заповедный уголок, нетронутую землю с большими деревьями, уединенными речками, девственной почвой, а попадаем в обжитой район, в самую сердцевину горных разработок.
— Ты прав. Мы находимся на золотом прииске.
— А! Я все-таки прав! Моя старая седая борода берет верх над твоими щегольскими усиками!
— Ты прав, повторяю, и все же мы находимся именно там, куда хотели попасть.
— Но тогда этот тип…
— Первый захватчик, пришлый чужак… Явление, впрочем, довольно распространенное. Колониальная юриспруденция его предусмотрела. На золотоносных землях старое правило «Владение требует документа» перевернуто вверх ногами. Имеющий документ выступает единственным владельцем.
— Что же нам делать?
— Продолжать разведку, познакомиться с этим или с другими собственниками «in partibus"note 336 золотых россыпей и поладить с ними полюбовно. Не тревожься! Берусь устроить все так, чтобы каждая сторона осталась довольна.
— Полностью полагаюсь на тебя, милое мое дитя, — заключил первый собеседник. — Пойдем вдоль этой речки с белой водой, куда-нибудь да выйдем!
— Вперед, мой славный друг, я следую за тобой!
По любезному тону этой беседы читатель, думаю, понял, что разделявшие в данный момент двух спутников разногласия не заключали ничего язвительного, их даже дискуссией трудно назвать, а тем более ссорой.
Старший из двоих — мы знаем, что у него седая борода, — мужчина лет сорока двух — сорока четырех, с живым взглядом и светлой кожей. Его мощная грудь глубоко вдыхала ароматный воздух гвианского леса; судя по всему, он не испытывал никаких неудобств. Пот струился по лицу, однако он продолжал идти с той уверенностью и проворством, которые указывали, что лесные маршруты для него — дело привычное. Его брюки из грубого голубого холста были заправлены в крепкие кожаные ботинки рыжеватого цвета, охотничья куртка засунута под лямку ружья, которое он нес на перевязи, а правая рука сжимала деревянную рукоятку короткого, слегка изогнутого мачете.
Рукава его промокшей от пота сорочки с расстегнутым воротом были завернуты выше локтя, голова прикрыта белым шлемом.
Он являлся надежным компаньоном, волевым, мужественным, полным искренности и сердечности. Изредка в лице мужчины мелькало выражение легкого галльского лукавстваnote 337, а акцент выдавал белого из метрополии.
Его спутник — высокий молодой человек, не старше двадцати трех лет. Тоже белый. Тонкие каштановые усики оттеняли верхнюю губу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171