Один владел красноречием приемного родителя, другой сохранял сдержанность аборигеновnote 217 экваториальной зоны.
Когда Жак сообщил, что знает европейцев из Сен-Лорана, какая-то тайная причина усугубила немоту молодого атлета, лишенную, впрочем, всякой холодности.
Краснокожий, рассыпаясь в своей признательности, не придал этому значения. Оказанная ему услуга повелевала благодарному индейцу быть скромным и нелюбознательным. Если его благодетель не желал оказывать ему доверия, то, наверное, имел на это свои причины, и Жак не стал его расспрашивать.
Они тронулись в путь. Незнакомец шел впереди легко и уверенно, демонстрируя сноровку в сложном и тяжелом передвижении в девственных лесах. Без колебаний выдерживал он верное направление, не испытывая потребности в зарубках на деревьях, как будто все уголки темного загадочного пространства давно были ему известны. Жак поражался силе, гибкости и уверенности невозмутимого спасителя, хотя и сам был настоящее дитя природы. Он не подозревал такой ловкости в человеке другой расы и без всякой зависти искренне восхищался спутником.
Внезапно глухое рычание оборвало его речь. Он машинально потянулся к отсутствующему оружию и воскликнул, дрожа:
— Тигр!
Юный богатырь улыбнулся и продолжал путь, посвистывая.
Могучий ягуар с великолепной шкурой, с горящими глазами и огромными клыками оскаленной пасти выпрыгнул, увидев пришельца, заурчал, как разомлевшая кошка, и подставил свой лоб для ласки, которая незамедлительно последовала.
Окаменевший Жак с застывшей речью, пересохшими губами и расширенными от ужаса глазами не смел пошевелиться. Грозный хищник время от времени бросал на него взгляд, от которого бедняга стучал зубами и собирался распроститься с жизнью, несмотря на ободряющую улыбку таинственного благодетеля.
— Спокойно, Кэти, — говорил юноша на незнакомом языке, — спокойно! Этот индеец — наш друг, ты его полюбишь, ты с ним подружишься! Кстати, — продолжил он по-креольски, — как тебя звать?
— Жак, — с трудом выдавил тот.
— Хорошо! Жак, друг мой, не бойся Кэти. Она добрая, как лань. Подойди, приласкай ее для начала!
Несчастный механически протянул вспотевшую и судорожно сжатую руку. Ягуар, как хорошо воспитанное животное, наклонил голову, а затем повалился на спину и принялся кататься по траве.
— Ну, вот видишь, она не желает тебе худого! Кэт бывает злой только с плохими людьми!
Негромкие, но радостные голоса послышались впереди, за густой завесой лиан; ягуар ринулся в их направлении. За ним последовали молодой человек и индеец, слегка успокоенный, но еще не полностью оправившийся от потрясения, вызванного странной близостью нового друга с могучим хищником.
Посреди беспорядочного нагромождения сломанных ветвей, поверженных стволов, срезанных лиан предстали неподвижные фигуры шестерых людей: пятерых белых и одного негра. Белолицые, одетые по образцу новоприбывшего, были вооружены луками, стрелами и большими мачете. Мужчина, который казался главным, выглядел лет на сорок пять.
Бросалось в глаза разительное сходство его с юным спутником Жака. Черты лица, атлетическая фигура, и даже печальная и нежная улыбка… Но лицо старшего уже бороздили морщины, волосы поседели на висках, а борода и совсем побелела.
Возле него держалось трое красивых молодых людей, один почти ребенок, лет тринадцати — четырнадцати, но с выправкой и статью взрослого. Двум другим было лет шестнадцать — восемнадцать.
Удивительное сходство заставляло признать в них четверых братьев, и мужчина с отцовской нежностью взирал на свое потомство.
Пятому было лет тридцать. С белокурой спутанной бородкой, с голубыми глазами и кирпичным румянцем на щеках, он обладал физиономией слегка лукавой, но открытой и симпатичной. Наконец, заключал эту группу старый негр со снежно-белыми волосами, курчавыми и всклокоченными, производивший странное впечатление своим добрым, сморщенным и блестящим лицом. Казалось, он достиг пределов старости, однако передвигался довольно бодро, невзирая на пораженную слоновойnote 218 болезнью правую ногу.
Жак удивлялся все больше и больше. Его спутник быстро подошел к старшему, приложив палец к губам. Доносился лишь легкий шум от реки, где в какой-нибудь сотне метров каторжники прокладывали путь через древесные завалы.
— Отец, — сказал по-английски молодой человек, — я привел индейца. Он кажется мне добрым и честным, но это необычный туземец. Не станем ли мы когда-нибудь раскаиваться, что оказали ему услугу?
— Мой дорогой Анри, — тихо отвечал тот, — никогда не стоит жалеть о совершенном добром деле. Я хорошо знаю, что индейцы не грешат избытком признательности, но этот еще совсем юный!
— Конечно, но он мне сказал, что его воспитали белые в Мане, что он лично знаком с тюремщиками из исправительной колонии… Ты слышишь, отец, из исправительной колонии! Проклятое место, из-за которого мы пролили столько слез, где ты так страдал! От одного названия мне становится не по себе. Этот индеец заявил, что мечтает повидать жену и своего благодетеля, приемного отца. Мы же не сможем держать его постоянно при себе. Он вернется к белым, кто помешает ему раскрыть секрет?! И вот уже под угрозой наша безопасность и тайна убежища. Поэтому я скрыл свое французское происхождение и нелегкое прошлое и сделал вид, что говорю только по-креольски, как все жители страны, чтобы он даже не заподозрил о наших отношениях с Францией.
— Ты действовал сообразно условиям, мое милое дитя, и поступил очень предусмотрительно. Могу только одобрить проявленную тобой осторожность. Подождем. У этого молодого человека, конечно, найдется что рассказать интересного и важного… Хотя бы историю похищения… Или о мотивах, которые заставили этих проходимцев отправиться в неизведанную местность. Пока продолжим говорить между собой по-английски, чтобы не сболтнуть лишнего в его присутствии… Самая главная цель на сегодня достигнута. Дорога перегорожена, пленник освобожден. А поскольку незнакомцы питают, несомненно, дурные намерения, вышлем навстречу им резервы наших войск. Думаю, такого урока будет достаточно, чтобы они убрались подальше и чтобы их здесь не видели… Казимир, — обратился глава семейства к старому негру, — час пробил, мой друг, приступай к тому, о чем мы с тобой договорились.
Добряк радостно засуетился, припадая на ногу-пьедестал:
— Будет сделано! Я напущу на чужаков всех своих зверей! Это злые люди. Только пусть маленький муше Шарль пойдет со мной!
Самый юный из сыновей приблизился к отцу.
— Ты согласен, папа, чтобы я сопровождал Казимира?
— Разумеется, дорогой Шарль! Он воспитал из тебя вполне приличного заклинателя змей, и я не стану мешать тебе использовать свой талант!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Когда Жак сообщил, что знает европейцев из Сен-Лорана, какая-то тайная причина усугубила немоту молодого атлета, лишенную, впрочем, всякой холодности.
Краснокожий, рассыпаясь в своей признательности, не придал этому значения. Оказанная ему услуга повелевала благодарному индейцу быть скромным и нелюбознательным. Если его благодетель не желал оказывать ему доверия, то, наверное, имел на это свои причины, и Жак не стал его расспрашивать.
Они тронулись в путь. Незнакомец шел впереди легко и уверенно, демонстрируя сноровку в сложном и тяжелом передвижении в девственных лесах. Без колебаний выдерживал он верное направление, не испытывая потребности в зарубках на деревьях, как будто все уголки темного загадочного пространства давно были ему известны. Жак поражался силе, гибкости и уверенности невозмутимого спасителя, хотя и сам был настоящее дитя природы. Он не подозревал такой ловкости в человеке другой расы и без всякой зависти искренне восхищался спутником.
Внезапно глухое рычание оборвало его речь. Он машинально потянулся к отсутствующему оружию и воскликнул, дрожа:
— Тигр!
Юный богатырь улыбнулся и продолжал путь, посвистывая.
Могучий ягуар с великолепной шкурой, с горящими глазами и огромными клыками оскаленной пасти выпрыгнул, увидев пришельца, заурчал, как разомлевшая кошка, и подставил свой лоб для ласки, которая незамедлительно последовала.
Окаменевший Жак с застывшей речью, пересохшими губами и расширенными от ужаса глазами не смел пошевелиться. Грозный хищник время от времени бросал на него взгляд, от которого бедняга стучал зубами и собирался распроститься с жизнью, несмотря на ободряющую улыбку таинственного благодетеля.
— Спокойно, Кэти, — говорил юноша на незнакомом языке, — спокойно! Этот индеец — наш друг, ты его полюбишь, ты с ним подружишься! Кстати, — продолжил он по-креольски, — как тебя звать?
— Жак, — с трудом выдавил тот.
— Хорошо! Жак, друг мой, не бойся Кэти. Она добрая, как лань. Подойди, приласкай ее для начала!
Несчастный механически протянул вспотевшую и судорожно сжатую руку. Ягуар, как хорошо воспитанное животное, наклонил голову, а затем повалился на спину и принялся кататься по траве.
— Ну, вот видишь, она не желает тебе худого! Кэт бывает злой только с плохими людьми!
Негромкие, но радостные голоса послышались впереди, за густой завесой лиан; ягуар ринулся в их направлении. За ним последовали молодой человек и индеец, слегка успокоенный, но еще не полностью оправившийся от потрясения, вызванного странной близостью нового друга с могучим хищником.
Посреди беспорядочного нагромождения сломанных ветвей, поверженных стволов, срезанных лиан предстали неподвижные фигуры шестерых людей: пятерых белых и одного негра. Белолицые, одетые по образцу новоприбывшего, были вооружены луками, стрелами и большими мачете. Мужчина, который казался главным, выглядел лет на сорок пять.
Бросалось в глаза разительное сходство его с юным спутником Жака. Черты лица, атлетическая фигура, и даже печальная и нежная улыбка… Но лицо старшего уже бороздили морщины, волосы поседели на висках, а борода и совсем побелела.
Возле него держалось трое красивых молодых людей, один почти ребенок, лет тринадцати — четырнадцати, но с выправкой и статью взрослого. Двум другим было лет шестнадцать — восемнадцать.
Удивительное сходство заставляло признать в них четверых братьев, и мужчина с отцовской нежностью взирал на свое потомство.
Пятому было лет тридцать. С белокурой спутанной бородкой, с голубыми глазами и кирпичным румянцем на щеках, он обладал физиономией слегка лукавой, но открытой и симпатичной. Наконец, заключал эту группу старый негр со снежно-белыми волосами, курчавыми и всклокоченными, производивший странное впечатление своим добрым, сморщенным и блестящим лицом. Казалось, он достиг пределов старости, однако передвигался довольно бодро, невзирая на пораженную слоновойnote 218 болезнью правую ногу.
Жак удивлялся все больше и больше. Его спутник быстро подошел к старшему, приложив палец к губам. Доносился лишь легкий шум от реки, где в какой-нибудь сотне метров каторжники прокладывали путь через древесные завалы.
— Отец, — сказал по-английски молодой человек, — я привел индейца. Он кажется мне добрым и честным, но это необычный туземец. Не станем ли мы когда-нибудь раскаиваться, что оказали ему услугу?
— Мой дорогой Анри, — тихо отвечал тот, — никогда не стоит жалеть о совершенном добром деле. Я хорошо знаю, что индейцы не грешат избытком признательности, но этот еще совсем юный!
— Конечно, но он мне сказал, что его воспитали белые в Мане, что он лично знаком с тюремщиками из исправительной колонии… Ты слышишь, отец, из исправительной колонии! Проклятое место, из-за которого мы пролили столько слез, где ты так страдал! От одного названия мне становится не по себе. Этот индеец заявил, что мечтает повидать жену и своего благодетеля, приемного отца. Мы же не сможем держать его постоянно при себе. Он вернется к белым, кто помешает ему раскрыть секрет?! И вот уже под угрозой наша безопасность и тайна убежища. Поэтому я скрыл свое французское происхождение и нелегкое прошлое и сделал вид, что говорю только по-креольски, как все жители страны, чтобы он даже не заподозрил о наших отношениях с Францией.
— Ты действовал сообразно условиям, мое милое дитя, и поступил очень предусмотрительно. Могу только одобрить проявленную тобой осторожность. Подождем. У этого молодого человека, конечно, найдется что рассказать интересного и важного… Хотя бы историю похищения… Или о мотивах, которые заставили этих проходимцев отправиться в неизведанную местность. Пока продолжим говорить между собой по-английски, чтобы не сболтнуть лишнего в его присутствии… Самая главная цель на сегодня достигнута. Дорога перегорожена, пленник освобожден. А поскольку незнакомцы питают, несомненно, дурные намерения, вышлем навстречу им резервы наших войск. Думаю, такого урока будет достаточно, чтобы они убрались подальше и чтобы их здесь не видели… Казимир, — обратился глава семейства к старому негру, — час пробил, мой друг, приступай к тому, о чем мы с тобой договорились.
Добряк радостно засуетился, припадая на ногу-пьедестал:
— Будет сделано! Я напущу на чужаков всех своих зверей! Это злые люди. Только пусть маленький муше Шарль пойдет со мной!
Самый юный из сыновей приблизился к отцу.
— Ты согласен, папа, чтобы я сопровождал Казимира?
— Разумеется, дорогой Шарль! Он воспитал из тебя вполне приличного заклинателя змей, и я не стану мешать тебе использовать свой талант!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171