Это огромная удача! Но только, если хватит продуктов, если не замучает лихорадка, если не разверзнется под ногами гиблая незримая трясина… Вот тогда, быть может, у него появится шанс вырваться из своей трагической обреченности. Без продуктов он рискует гораздо раньше погибнуть от голода, который безраздельно царит на этих лесных просторах, поражающих своим внешним великолепием, но абсолютно бесплодных для человека.
Без опасений могут перемещаться в этих гнетущих дебрях только индейцы да чрезвычайно редко белые, долго и трудно изучавшие тайны девственного леса. При отсутствии видимых примет, опознавательных знаков, руководствуясь лишь каким-то инстинктом угадывания, они пойдут прямо к цели, без малейших отклонений, подобно бретонским рыбакам или малайским лоцманамnote 225 с их «двойным зрением», присущим морякам и разведчикам.
К подобным белым относились и робинзоны. Они вели за собой индейца с такой точностью и быстротой, которых он не мог предполагать у представителей другой расы.
Невольное восхищение вызывали люди, казавшиеся вначале несведущими.
— О, эти белые!.. О!.. — повторял он.
Иные чувства овладели им, когда он вступил на просторную светлую поляну, где возвышался дом его новых друзей. Ему доводилось бывать в больших индейских деревнях с многочисленными хижинами, вместительными, хорошо оборудованными, где имелось все необходимое для скромной жизни детей природы. Некоторые жилища выглядели даже относительно роскошно, и казалось, они не уступают домам белых в Сен-Лоране или Мане.
Но европейцы обладали неведомыми для индейцев средствами и возможностями. У них трудились опытные, умелые рабочие, было привлечено много специалистов, в их распоряжении находились различные инструменты, а корабли доставляли из Франции предметы, которые не изготавливала креольская промышленность. Тогда как наши герои, искусные робинзоны, чьи руки создавали этот уют и богатство, вынуждены были производить самое необходимое из простых материалов природы, обработанных и приспособленных для определенной цели.
Что касается плантаций, то Жак, специалист по тропическому сельскому хозяйству, от удивления перешел к восторгу. В самом деле, его соплеменники, ленивые и сонные, принимались за работу только подгоняемые голодом. Большую часть времени они проводят в гамаке, ожидая, когда женщины приготовят пищу, или же переваривая ее. Принять участие в подготовке трапезы мешает им леность. Кое-как они управляются с раскорчевкой участков и севом. Когда валят деревья, остаются пни метровой высоты. Сожгут ветки, побросают в землю зерна, воткнут корешки — и больше не хотят шевельнуть пальцем. Земля щетинится пнями, подобно каменным столбикам на британских полях, стволы валяются повсюду среди пищевых культур, которые растут тем не менее как на дрожжах, настолько щедра и плодородна эта благословенная страна.
Плантации колонистов явили изумленному Жаку зрелище, о котором он не смел мечтать. Прежде всего сам жилой дом и многочисленные пристройки к нему находились на идеально расчищенном участке, где не было ни единой лишней травинки. Не только гигантский паук, но и скорпион или большой муравей не смогли бы незаметно пересечь эту поверхность, гладкую, словно паркет. Первое и неоценимое преимущество, значение которого он немедленно уловил. Затем его взору предстали отягощенные плодами чудесные деревья на широких плантациях; они тянулись стройными рядами, образуя просторные аллеи, тщательно ухоженные, открывающие легкий доступ к самым удаленным уголкам великолепного фруктового сада. Ни одного чурбака или обгоревшего пня во всем богатом хозяйстве колонистов!
— О!.. Ну, эти белые… О!.. — повторял Жак без конца, пораженный увиденным, сравнивая его мысленно с индейскими поселениями.
Бедняга вспомнил, как, добывая связку бананов, можно запросто сломать себе шею, а извлекая бататnote 226 из земли, все руки поранишь об острые края и колючки сорняков, мощным слоем прикрывших культурные растения. А здесь воздух и свет гуляют повсюду… Деревья заботливо ухожены, им не тесно в своих аллеях, и они пышно разрослись. Достаточно протянуть руку, чтобы сорвать роскошные плоды, такие приятные на вид, такие аппетитные на вкус.
Гвианские робинзоны, привыкшие к чудесам своего Эдемаnote 227, наслаждались изумлением гостя, и эта невинная радость соединялась с гордым чувством законного хозяйского удовлетворения. Но, поскольку восхищение не мешало природе заявлять о своих естественных желаниях, поскольку ели они в последний раз давно, то Никола объявил во всеуслышание, что он «чертовски проголодался», и все его дружно поддержали. Друзья гуськом прошли на большую веранду, окаймлявшую северный фасад дома, и индеец, чей восторг все более возрастал, ступил на нее следом за своим освободителем Анри.
В то же мгновение в большом темном проеме главного входа появилась женщина. Лицо ее озаряла радостная улыбка, она протягивала к вошедшим руки, и во взгляде ее читалась огромная, бесконечная нежность.
— Мама! — воскликнул юноша. — Я привел к тебе нового робинзона!
— Милости прошу, — мягко сказала женщина гостю, который, сгорая от смущения, стыдясь своей дикой полунаготы, опустил глаза и, кажется, готов был провалиться сквозь землю.
— Да ну же, мой приятель Жак, — бросил Эжен, семнадцатилетний проказник, — не будь ребенком! Идем со мной. Я дам тебе что-нибудь из моей одежды. Она тебе точно подойдет, как на руку перчатка. Ты не знаешь, что такое перчатки, не правда ли? Не беда! Я и сам почти забыл о них. Уже десять лет не ношу. Но это пустяки! Ты будешь выглядеть отлично! Анри обещал тебя одеть, но в его куртку влезут двое таких, как ты. Не обижайся, месье! Мой брат такой здоровяк! Настоящий верзила. А я худенький, как ты.
Эжен возводил на себя напраслину: трудно было представить более красивую и гармоничную юношескую фигуру. Сила и изящество движений сливались в ней воедино. Он исчез ненадолго вместе с Жаком, а Эдмон рассказал матери о событиях дня во всех подробностях.
Эдмон блаженствовал, потому что обожал Анри и с наслаждением описывал его подвиги, однако не умалял при этом заслуг других братьев. Радость переполняла его сердце. Счастливая мадам Робен внимала сыну, восхищенная почти неимоверными приключениями, изложенными с юмором и яркими подробностями, отчего интерес ее к происшествию возрастал.
Вернулся Жак. Облаченный под стать остальным робинзонам, он действительно выглядел очень привлекательно в новом наряде. Наступил час обеда, все отправились к столу, оживленно беседуя. Обильная трапеза происходила в большом зале, открытом с обеих сторон и обдуваемом порывами легкого ветерка. Веселая компания шумно воздавала должное мастерству кулинаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Без опасений могут перемещаться в этих гнетущих дебрях только индейцы да чрезвычайно редко белые, долго и трудно изучавшие тайны девственного леса. При отсутствии видимых примет, опознавательных знаков, руководствуясь лишь каким-то инстинктом угадывания, они пойдут прямо к цели, без малейших отклонений, подобно бретонским рыбакам или малайским лоцманамnote 225 с их «двойным зрением», присущим морякам и разведчикам.
К подобным белым относились и робинзоны. Они вели за собой индейца с такой точностью и быстротой, которых он не мог предполагать у представителей другой расы.
Невольное восхищение вызывали люди, казавшиеся вначале несведущими.
— О, эти белые!.. О!.. — повторял он.
Иные чувства овладели им, когда он вступил на просторную светлую поляну, где возвышался дом его новых друзей. Ему доводилось бывать в больших индейских деревнях с многочисленными хижинами, вместительными, хорошо оборудованными, где имелось все необходимое для скромной жизни детей природы. Некоторые жилища выглядели даже относительно роскошно, и казалось, они не уступают домам белых в Сен-Лоране или Мане.
Но европейцы обладали неведомыми для индейцев средствами и возможностями. У них трудились опытные, умелые рабочие, было привлечено много специалистов, в их распоряжении находились различные инструменты, а корабли доставляли из Франции предметы, которые не изготавливала креольская промышленность. Тогда как наши герои, искусные робинзоны, чьи руки создавали этот уют и богатство, вынуждены были производить самое необходимое из простых материалов природы, обработанных и приспособленных для определенной цели.
Что касается плантаций, то Жак, специалист по тропическому сельскому хозяйству, от удивления перешел к восторгу. В самом деле, его соплеменники, ленивые и сонные, принимались за работу только подгоняемые голодом. Большую часть времени они проводят в гамаке, ожидая, когда женщины приготовят пищу, или же переваривая ее. Принять участие в подготовке трапезы мешает им леность. Кое-как они управляются с раскорчевкой участков и севом. Когда валят деревья, остаются пни метровой высоты. Сожгут ветки, побросают в землю зерна, воткнут корешки — и больше не хотят шевельнуть пальцем. Земля щетинится пнями, подобно каменным столбикам на британских полях, стволы валяются повсюду среди пищевых культур, которые растут тем не менее как на дрожжах, настолько щедра и плодородна эта благословенная страна.
Плантации колонистов явили изумленному Жаку зрелище, о котором он не смел мечтать. Прежде всего сам жилой дом и многочисленные пристройки к нему находились на идеально расчищенном участке, где не было ни единой лишней травинки. Не только гигантский паук, но и скорпион или большой муравей не смогли бы незаметно пересечь эту поверхность, гладкую, словно паркет. Первое и неоценимое преимущество, значение которого он немедленно уловил. Затем его взору предстали отягощенные плодами чудесные деревья на широких плантациях; они тянулись стройными рядами, образуя просторные аллеи, тщательно ухоженные, открывающие легкий доступ к самым удаленным уголкам великолепного фруктового сада. Ни одного чурбака или обгоревшего пня во всем богатом хозяйстве колонистов!
— О!.. Ну, эти белые… О!.. — повторял Жак без конца, пораженный увиденным, сравнивая его мысленно с индейскими поселениями.
Бедняга вспомнил, как, добывая связку бананов, можно запросто сломать себе шею, а извлекая бататnote 226 из земли, все руки поранишь об острые края и колючки сорняков, мощным слоем прикрывших культурные растения. А здесь воздух и свет гуляют повсюду… Деревья заботливо ухожены, им не тесно в своих аллеях, и они пышно разрослись. Достаточно протянуть руку, чтобы сорвать роскошные плоды, такие приятные на вид, такие аппетитные на вкус.
Гвианские робинзоны, привыкшие к чудесам своего Эдемаnote 227, наслаждались изумлением гостя, и эта невинная радость соединялась с гордым чувством законного хозяйского удовлетворения. Но, поскольку восхищение не мешало природе заявлять о своих естественных желаниях, поскольку ели они в последний раз давно, то Никола объявил во всеуслышание, что он «чертовски проголодался», и все его дружно поддержали. Друзья гуськом прошли на большую веранду, окаймлявшую северный фасад дома, и индеец, чей восторг все более возрастал, ступил на нее следом за своим освободителем Анри.
В то же мгновение в большом темном проеме главного входа появилась женщина. Лицо ее озаряла радостная улыбка, она протягивала к вошедшим руки, и во взгляде ее читалась огромная, бесконечная нежность.
— Мама! — воскликнул юноша. — Я привел к тебе нового робинзона!
— Милости прошу, — мягко сказала женщина гостю, который, сгорая от смущения, стыдясь своей дикой полунаготы, опустил глаза и, кажется, готов был провалиться сквозь землю.
— Да ну же, мой приятель Жак, — бросил Эжен, семнадцатилетний проказник, — не будь ребенком! Идем со мной. Я дам тебе что-нибудь из моей одежды. Она тебе точно подойдет, как на руку перчатка. Ты не знаешь, что такое перчатки, не правда ли? Не беда! Я и сам почти забыл о них. Уже десять лет не ношу. Но это пустяки! Ты будешь выглядеть отлично! Анри обещал тебя одеть, но в его куртку влезут двое таких, как ты. Не обижайся, месье! Мой брат такой здоровяк! Настоящий верзила. А я худенький, как ты.
Эжен возводил на себя напраслину: трудно было представить более красивую и гармоничную юношескую фигуру. Сила и изящество движений сливались в ней воедино. Он исчез ненадолго вместе с Жаком, а Эдмон рассказал матери о событиях дня во всех подробностях.
Эдмон блаженствовал, потому что обожал Анри и с наслаждением описывал его подвиги, однако не умалял при этом заслуг других братьев. Радость переполняла его сердце. Счастливая мадам Робен внимала сыну, восхищенная почти неимоверными приключениями, изложенными с юмором и яркими подробностями, отчего интерес ее к происшествию возрастал.
Вернулся Жак. Облаченный под стать остальным робинзонам, он действительно выглядел очень привлекательно в новом наряде. Наступил час обеда, все отправились к столу, оживленно беседуя. Обильная трапеза происходила в большом зале, открытом с обеих сторон и обдуваемом порывами легкого ветерка. Веселая компания шумно воздавала должное мастерству кулинаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171