Если краснокожий не очухается, то получит свою дозу.
— У тебя на все есть ответ. Но я предпочел бы не слышать эти вопли…
Еще более отчаянный и пронзительный крик, перешедший в хриплый вой, оборвал говорившего на полуслове.
— Вот уж не думал, что Бонне такой ловкач… Смотрите-ка! Индеец валялся, словно дохлый баран, а теперь заливается, как петушок. Ну уж, наверное, дошел до ручки… Давайте вернемся к дому. Пирога к отплытию готова…
Бандиты вступили в хижину, едва освещенную отблесками очага. Скорчившийся от боли Жак, с погасшими глазами и застывшей судорогой на лице, бессознательно выстукивал зубами и хрипел. Сидевший напротив палач вперил в него злобный взгляд. Дьявольская улыбка играла на тонких губах, а физиономия хорька с плоскими щеками и отсутствующим подбородком морщилась от удовольствия.
Вот в чем заключалась выдумка негодяя. Он обнаружил, что страдалец, истощенный голодом и бессонницей, потерял чувствительность к уколам.
— У этой скотины шкура бегемота… Иголка входит, как в подушку, а ему — что с гуся вода… Ну, погоди же, мой дружочек!
Бандит заприметил прибор для заточки ножей, повешенный над очагом во избежание сырости. Снял его со стены, взвел предохранитель и огляделся, что-то прикидывая. Он ощупал себя и общипал, как бы отыскивая наиболее уязвимое место. Затем ухмылка заиграла на лице: его осенило!
Схватив руку индейца, по-прежнему недвижного и крепко-накрепко спеленутого, мучитель приставил предохранитель к кончику указательного пальца, после чего медленно повернул металлический стерженек. Инструмент, как известно, состоит из двух скрещенных спиралей с острыми оконечностями, расположенными в сантиметре друг от друга. Один из концов проник под ноготь, а другой вонзился в кожу. Она побелела, выступила капля крови. Сила пружины была такова, что сталь заскрипела о косточку.
Пронзенный страшной болью, Жак вышел из состояния оцепенения и испустил первый крик.
— Заговоришь ты наконец? — достиг его ушей свистящий голос бандита. — Скажешь нам, где золото? Приведешь к нему?!
— Н-нет… — прохрипел сквозь стиснутые зубы стойкий юноша, чья грудь бурно и неровно вздымалась.
Каторжник нанес следующий удар… еще один. Пот струился по телу мученика. На губах его запеклась пена. Глухие стоны вырывались из груди.
— Ну-ка, пораскинь мозгами… Когда я пощекочу тебе все пальчики, наступит очередь ног. Так что не валяй дурака… Эй, калина, ты согласен быть нашим гидом? — крикнул он в ухо индейцу, нанося очередной удар, чуть не вырвавший ноготь с мясом.
Жак хрипло шепнул:
— Да… да…
Трое сообщников ждали этого момента.
— Поклянись!
— Да… я… клянусь…
— Где золото?
— Поднимайтесь… по Марони… — Его голос стал неразборчивым.
— Сколько времени плыть? — допытывался садист, выкручивая пленнику искалеченный палец.
— Шесть дней… О! Больно!
— Хорошо… Хорошо… А потом?
— …Бухта!
— Какая бухта? Слева, справа? Говори же!
— Слева… шестая… после… водопада…
— Ну, для начала хватит, — вмешался Бенуа. — У нас еще впереди шесть дней. Поишачим на реке, а там поглядим… Однако же, Бонне, черт побери! Отличный из тебя следователь, дружище!
— Пхе! — со скромностью ответствовал бандит, отставляя в сторону орудие пытки. — Эти профессиональные ищейки не знают своего ремесла.
— Что правда, то правда… Применяй они вот такие же штучки, ни одному урке не сносить головы… Передушили бы всех вас, как кроликов.
— Это уж точно! От судейских-то можно скрыть, о чем говорить не хочешь… Я тебя уверяю, что ради спасения своей шкуры никто не вытерпел бы и тысячной доли того, что выпало краснокожему…
— Ну, ладно! Коль он раскололся, не надо тратить усилий на собственные штуки…
— Конечно! Да, ты говорил, что знаешь средство развязать ему язык… Интересно, какое? Можешь сообщить?
— С удовольствием! Шесть дюймов пропитанного серой фитиля намотать на пальцы ног, и гарантирую, что он бросит изображать из своих губ замок от сейфа! Защебечет, как соловей!
— Замечательно! Ты в этом деле — дока, — уважительно поддакнул палач, сопровождая свои восторги самой гнусной ухмылкой.
— А теперь — в дорогу, мои ягнята! О вашем бегстве скоро узнают. К четырем часам полицейские лодки будут шарить по обоим берегам, здесь станет неуютно. Тем более что я не слыву за святого… Ах! Если бы я все еще был там! — проворчал он, морща нос, как ищейка, бегущая по следу.
— Да тебе пришили бы срок побольше, чем другим, — подлил масла в огонь Тенги. — Говорили парни, что и десяткой пахло, здорово тебя облапошил этот беглый трюкач!
— Так-то оно так, — яростно выдохнул бывший надзиратель, — трюкач, говоришь, это точно, уж он бы положил на лопатки четырех таких, как ты…
Однако если бы ягуарnote 189 не разодрал мне бедро в тот день, клянусь головой, я бы заарканил беглеца так же просто, как и этого краснокожего…
— Ягуар! — воскликнули хором все трое мошенников в предчувствии драматической истории. — Так там был еще ягуар!
— Да, и огромного роста! Что же вы думаете? Этот зек одним ударом тесака перешиб ему холку, словно цыпленку!
— Ну, а ты что делал в это время?
— Валялся пластом, как рыба на песке, рядом с издохшим ягуаром…
— А беглый каторжник… что он сделал с тобой?
— Тебя не касается! — грубо оборвал Бенуа. — В путь!
Несколько минут спустя груженая пирога, корма которой возвышалась над водой не более чем на пять сантиметров, тихо скользила по спящей Марони. Бандиты развязали своему пленнику руки, и он с жадностью обгладывал кусок задней ножки кариакуnote 190. В его черных глазах, когда он поглядывал на спутников, сквозила ненависть.
— Тайна золота смертельна, — сказал индеец, едва лодка тронулась с места. — Я проведу, но она вас убьет. Мы все погибнем, — закончил он с мрачной радостью.
— Это хорошо! — откликнулся Бенуа, заливаясь грубым саркастическим смехом. — Не робей, мой мальчик! Мы позаботимся о твоей безопасности. Нашим наследникам будет чем развлекаться… А пока ешь, пей, спи, сколько душе угодно. И не пытайся обвести нас вокруг пальца, ты ведь знаешь, что я не люблю шутить, когда меня злят!
Жак не ответил.
Через шесть дней лодка пересекла пороги, проникла в залив, указанный юношей, и задержалась ненадолго перед водопадом. Далее развернулись события, свидетелями которых мы были в начале предыдущей главы. Пленник вырвался на свободу, а Бонне рухнул на землю, пораженный в бедро индейской стрелой.
— Но это же золото! — вскричал Бенуа, протерев обагренный кровью наконечник стрелы.
Четверо бандитов с горящими глазами разглядывали и ощупывали грубо сработанный кусочек металла. Сам раненый, казалось, позабыл о своих страданиях. Он даже не позаботился остановить кровотечение: темная струйка так и бежала по обнаженной ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— У тебя на все есть ответ. Но я предпочел бы не слышать эти вопли…
Еще более отчаянный и пронзительный крик, перешедший в хриплый вой, оборвал говорившего на полуслове.
— Вот уж не думал, что Бонне такой ловкач… Смотрите-ка! Индеец валялся, словно дохлый баран, а теперь заливается, как петушок. Ну уж, наверное, дошел до ручки… Давайте вернемся к дому. Пирога к отплытию готова…
Бандиты вступили в хижину, едва освещенную отблесками очага. Скорчившийся от боли Жак, с погасшими глазами и застывшей судорогой на лице, бессознательно выстукивал зубами и хрипел. Сидевший напротив палач вперил в него злобный взгляд. Дьявольская улыбка играла на тонких губах, а физиономия хорька с плоскими щеками и отсутствующим подбородком морщилась от удовольствия.
Вот в чем заключалась выдумка негодяя. Он обнаружил, что страдалец, истощенный голодом и бессонницей, потерял чувствительность к уколам.
— У этой скотины шкура бегемота… Иголка входит, как в подушку, а ему — что с гуся вода… Ну, погоди же, мой дружочек!
Бандит заприметил прибор для заточки ножей, повешенный над очагом во избежание сырости. Снял его со стены, взвел предохранитель и огляделся, что-то прикидывая. Он ощупал себя и общипал, как бы отыскивая наиболее уязвимое место. Затем ухмылка заиграла на лице: его осенило!
Схватив руку индейца, по-прежнему недвижного и крепко-накрепко спеленутого, мучитель приставил предохранитель к кончику указательного пальца, после чего медленно повернул металлический стерженек. Инструмент, как известно, состоит из двух скрещенных спиралей с острыми оконечностями, расположенными в сантиметре друг от друга. Один из концов проник под ноготь, а другой вонзился в кожу. Она побелела, выступила капля крови. Сила пружины была такова, что сталь заскрипела о косточку.
Пронзенный страшной болью, Жак вышел из состояния оцепенения и испустил первый крик.
— Заговоришь ты наконец? — достиг его ушей свистящий голос бандита. — Скажешь нам, где золото? Приведешь к нему?!
— Н-нет… — прохрипел сквозь стиснутые зубы стойкий юноша, чья грудь бурно и неровно вздымалась.
Каторжник нанес следующий удар… еще один. Пот струился по телу мученика. На губах его запеклась пена. Глухие стоны вырывались из груди.
— Ну-ка, пораскинь мозгами… Когда я пощекочу тебе все пальчики, наступит очередь ног. Так что не валяй дурака… Эй, калина, ты согласен быть нашим гидом? — крикнул он в ухо индейцу, нанося очередной удар, чуть не вырвавший ноготь с мясом.
Жак хрипло шепнул:
— Да… да…
Трое сообщников ждали этого момента.
— Поклянись!
— Да… я… клянусь…
— Где золото?
— Поднимайтесь… по Марони… — Его голос стал неразборчивым.
— Сколько времени плыть? — допытывался садист, выкручивая пленнику искалеченный палец.
— Шесть дней… О! Больно!
— Хорошо… Хорошо… А потом?
— …Бухта!
— Какая бухта? Слева, справа? Говори же!
— Слева… шестая… после… водопада…
— Ну, для начала хватит, — вмешался Бенуа. — У нас еще впереди шесть дней. Поишачим на реке, а там поглядим… Однако же, Бонне, черт побери! Отличный из тебя следователь, дружище!
— Пхе! — со скромностью ответствовал бандит, отставляя в сторону орудие пытки. — Эти профессиональные ищейки не знают своего ремесла.
— Что правда, то правда… Применяй они вот такие же штучки, ни одному урке не сносить головы… Передушили бы всех вас, как кроликов.
— Это уж точно! От судейских-то можно скрыть, о чем говорить не хочешь… Я тебя уверяю, что ради спасения своей шкуры никто не вытерпел бы и тысячной доли того, что выпало краснокожему…
— Ну, ладно! Коль он раскололся, не надо тратить усилий на собственные штуки…
— Конечно! Да, ты говорил, что знаешь средство развязать ему язык… Интересно, какое? Можешь сообщить?
— С удовольствием! Шесть дюймов пропитанного серой фитиля намотать на пальцы ног, и гарантирую, что он бросит изображать из своих губ замок от сейфа! Защебечет, как соловей!
— Замечательно! Ты в этом деле — дока, — уважительно поддакнул палач, сопровождая свои восторги самой гнусной ухмылкой.
— А теперь — в дорогу, мои ягнята! О вашем бегстве скоро узнают. К четырем часам полицейские лодки будут шарить по обоим берегам, здесь станет неуютно. Тем более что я не слыву за святого… Ах! Если бы я все еще был там! — проворчал он, морща нос, как ищейка, бегущая по следу.
— Да тебе пришили бы срок побольше, чем другим, — подлил масла в огонь Тенги. — Говорили парни, что и десяткой пахло, здорово тебя облапошил этот беглый трюкач!
— Так-то оно так, — яростно выдохнул бывший надзиратель, — трюкач, говоришь, это точно, уж он бы положил на лопатки четырех таких, как ты…
Однако если бы ягуарnote 189 не разодрал мне бедро в тот день, клянусь головой, я бы заарканил беглеца так же просто, как и этого краснокожего…
— Ягуар! — воскликнули хором все трое мошенников в предчувствии драматической истории. — Так там был еще ягуар!
— Да, и огромного роста! Что же вы думаете? Этот зек одним ударом тесака перешиб ему холку, словно цыпленку!
— Ну, а ты что делал в это время?
— Валялся пластом, как рыба на песке, рядом с издохшим ягуаром…
— А беглый каторжник… что он сделал с тобой?
— Тебя не касается! — грубо оборвал Бенуа. — В путь!
Несколько минут спустя груженая пирога, корма которой возвышалась над водой не более чем на пять сантиметров, тихо скользила по спящей Марони. Бандиты развязали своему пленнику руки, и он с жадностью обгладывал кусок задней ножки кариакуnote 190. В его черных глазах, когда он поглядывал на спутников, сквозила ненависть.
— Тайна золота смертельна, — сказал индеец, едва лодка тронулась с места. — Я проведу, но она вас убьет. Мы все погибнем, — закончил он с мрачной радостью.
— Это хорошо! — откликнулся Бенуа, заливаясь грубым саркастическим смехом. — Не робей, мой мальчик! Мы позаботимся о твоей безопасности. Нашим наследникам будет чем развлекаться… А пока ешь, пей, спи, сколько душе угодно. И не пытайся обвести нас вокруг пальца, ты ведь знаешь, что я не люблю шутить, когда меня злят!
Жак не ответил.
Через шесть дней лодка пересекла пороги, проникла в залив, указанный юношей, и задержалась ненадолго перед водопадом. Далее развернулись события, свидетелями которых мы были в начале предыдущей главы. Пленник вырвался на свободу, а Бонне рухнул на землю, пораженный в бедро индейской стрелой.
— Но это же золото! — вскричал Бенуа, протерев обагренный кровью наконечник стрелы.
Четверо бандитов с горящими глазами разглядывали и ощупывали грубо сработанный кусочек металла. Сам раненый, казалось, позабыл о своих страданиях. Он даже не позаботился остановить кровотечение: темная струйка так и бежала по обнаженной ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171