Отродясь не пивал такого проклятого квасу.
– Брешешь. Це все чиста брехня. Вижу я тебя, прохвоста, насквозь. Подслушиваешь тут ходишь. Ну-ка, айда к хорунжему. Шагом марш!
– А далеко хорунжий-то? – схватился за живот Иван. – А то я, поди, не дойду. Не дотерплю то есть.
– Дойдешь, увидишь, где хорунжий. Айда, айда. Живо!
«Когда дойдем до следующего дома, кто-нибудь из нас будет валяться в пыли, – шагая между конвойными, решил Иван. – Кинусь на одного, а второй не будет стрелять в темноте, чтобы по своему не угодить. И пока он слезет с коня, я через плетень – и ходу. Недаром же у меня прозвище – Ванька-ветер».
Так прозвал Ивана Моисей Кисляк. Дело было давно, когда Беланы только приехали в Богдановку.
Кисляк, возвращавшийся в телеге из Теренсая, встретил бежавшего навстречу ему Ивана, тогда еще подростка.
«Ну и бегаешь ты, парень, – смеясь сказал Кисляк. – Другие ребята не могут угнаться за твоей пылью. Ну-ка, давай посмотрим, кто кого перегонит. Моя лошадь хоть и устала, но от двух верст не подохнет. Обгонишь – завтра дам тебе лошадь, поедешь на ней в поле. А я пойду пешком. Согласен?»
«Дядька, – запальчиво ответил Иван, – только лошадь-то распряги, а то с телегой не догонишь мою пыль».
Кисляк все это сказал в шутку, но бахвальство Ивана его разозлило, и он, чтобы проучить хвастуна, выпряг лошадь.
Ивану тогда не удалось перегнать Кисляка, но в деревню он прибежал рядом с ним.
С того дня и прозвали Белана Ванькой-ветром.
Вот конвоиры уже прошли мимо хаты Довженко, еще несколько шагов…
Внезапно впереди показался человек.
Солдаты резко осадили коней и разом крикнули:
– Стой!
Человек остановился.
– Кто такой?
– Это я.
– Кто я?
– Моисей Кисляк.
Белан обрадовался. «Кисляк догадается, что солдаты взяли меня, – подумал он, – постарается выручить. А если нет, можно будет убежать».
– Какой ты сказал? Кисляк? Почему шатаешься ночью?
– Иду до хаты. Меня вызывал капитан Белов. Вот я и иду от него.
Солдаты, услышав имя капитана, моментально примолкли.
– Это Моисей Антонович, наш староста, – поспешил объяснить Белан. – Можете спросить у него, кто я. Я же сказал, что живу здесь. А вы меня до хорунжего… Ох, опять приспичило… Говорю же, что у меня понос.
– Иван, это ты? – с притворным удивлением воскликнул Кисляк. Он сразу понял, что Белан попался солдатам, и пустился на хитрость: – Послушай, Иван, господин капитан велел мне узнать, сколько в селе фургонов и трудоспособных мужчин, а я человек старый, и ревматизм шагу не дает ступить. Где мне ночью ходить по дворам да расспрашивать. А капитан строго-настрого приказал, чтобы через два часа все разузнал. Пойдем-ка, помоги мне. И потом, я неграмотный, считать не умею, а ты горазд считать-то.
– Я бы помог, Моисей Антонович, да вот служивые меня зачем-то к хорунжему ведут, – спокойно сказал Белан.
– Ты правда староста? – недоверчиво спросил один из солдат, наклонясь, чтобы получше разглядеть Кисляка. Видимо, густые, как у казачьего атамана, усы Моисея Антоновича внушили ему доверие.
– Я рад бы не быть старостой, – ответил Кисляк. – Сейчас бы не ходил по селу с больными ногами, а спал на печи. Если не верите, отведите меня к капитану, и я ему скажу, что не смог выполнить его поручение по причине, что был задержан.
– Ладно, ладно, – испуганно ответил казак. – Мы служивых людей не задерживаем.
– Ну тогда, Ваня, пошли. А то не управимся.
Солдаты резко повернули коней и скрылись в темноте.
6
Вся жизнь Моисея Кисляка прошла в тяжелом, напряженном труде. Поднимался он каждое утро с первыми петухами и до первых звездочек работал в поле. То пахал, понукая обессилевшую лошадь, то косил, то скирдовал сено. Вечером едва добирался домой от усталости. Но горше всего было работать на чужом поле, чтобы расплатиться за взятый в долг хлеб.
Моисей Антонович и Белан спустились сейчас в овраг. Здесь уже собрались все десять сельских коммунистов во главе с Парамоновым и Абдрахманом. Кисляк увидел, что у всех в руках были винтовки.
Моисей Антонович облегченно вздохнул. Он присел на траву и сказал:
– Ну и ну. Тяжелый был разговор с начальством. Грозит разорить село.
Кисляк смотрел на окружающих его вооруженных людей, на их спокойные, уверенные движения и понимал, что они готовы защитить село от грабителей. Он расправил плечи и почувствовал себя у родного очага. Ему стало даже весело от всего происходящего.
– Белов этот дюже похож на пана Луцко, – сказал он, – точь-в-точь такой же. Слова из него как клещами вытягиваешь. Бывало, пан выйдет на крыльцо, а ты стоишь, согнешь коленки и ждешь, что их благородие прикажут. А пан молчит, крутит свои усы и молчит. Ты и сопишь, и кряхтишь, и кашляешь, а он молчит. И этот Белов такой же. Я стоял у порога, раз десять переступал с ноги на ногу, аж вспотел, а он ковыряет спичкой в зубах и молчит. И видать, так уж ему это приятно, что даже один глаз зажмурил, а другой вытаращил: зверь зверем. Как кончил ковырять в зубах, приказал: даю два часа – узнай, сколько в селе трудоспособных мужчин и сколько фургонов. Выходит, он наш пан Луцко, а мы его рабы божьи. В доме Петровны он. С ним хорунжий, набрался горилки и похрюкивает, как кабан.
– Значит, велел сказать, сколько хлопцев на селе? – спросил Парамонов. – Значит, этим панам и господам потребовались хлопцы? Что ж, добрая весть. Выходит, задыхаются господа, подкрепление ищут. Хлопцы им нужны для черной работы, вал земляной возводить вокруг Уральска. И подводы для этого же понадобились. Что ж, товарищ Айтиев, пришло время действовать!
– Тише, Петр Петрович, – сказал Абдрахман. – Могут услышать.
Парамонов, понизив голос, продолжал:
– Сбылись слова Дмитриева: чем больше звереет враг, тем скорее его конец.
– А не отправят они хлопцев на фронт? – спросил кто-то из темноты.
– Казаки не считают крестьян людьми, а тем более воинами. И уж совсем не понимают, что крестьяне – это сила, способная их уничтожить. Верно я говорю, товарищ Айтиев?
Абдрахман не ответил.
– Ваня, – спросил он, – ты не знаешь, сколько примерно в селе солдат? Ты сказал тогда, что взвод, но ведь шел табун лошадей, и ты ошибся.
Абдрахман подошел поближе к Белану и вдруг удивленно спросил:
– Откуда у тебя винтовка? Ведь ты еще не получил оружие. Где ты ее взял?
Абдрахман пытался разглядеть в темноте лицо Белана.
– Извините, ошибся, товарищ Айтиев, – виновато ответил Иван. – Коней за людей принял, дурак. А винтовка у меня, как вам сказать… Да и не только винтовка. Есть еще и конь…
И Белан шепотом начал рассказывать приключившуюся с ним историю. Его окружили плотным кольцом, никто, пока он говорил, не проронил ни слова.
Сорока, слушая Ивана, взял трофейную винтовку, внимательно ее осмотрел, ощупал и, не найдя в ней ничего особенного, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
– Брешешь. Це все чиста брехня. Вижу я тебя, прохвоста, насквозь. Подслушиваешь тут ходишь. Ну-ка, айда к хорунжему. Шагом марш!
– А далеко хорунжий-то? – схватился за живот Иван. – А то я, поди, не дойду. Не дотерплю то есть.
– Дойдешь, увидишь, где хорунжий. Айда, айда. Живо!
«Когда дойдем до следующего дома, кто-нибудь из нас будет валяться в пыли, – шагая между конвойными, решил Иван. – Кинусь на одного, а второй не будет стрелять в темноте, чтобы по своему не угодить. И пока он слезет с коня, я через плетень – и ходу. Недаром же у меня прозвище – Ванька-ветер».
Так прозвал Ивана Моисей Кисляк. Дело было давно, когда Беланы только приехали в Богдановку.
Кисляк, возвращавшийся в телеге из Теренсая, встретил бежавшего навстречу ему Ивана, тогда еще подростка.
«Ну и бегаешь ты, парень, – смеясь сказал Кисляк. – Другие ребята не могут угнаться за твоей пылью. Ну-ка, давай посмотрим, кто кого перегонит. Моя лошадь хоть и устала, но от двух верст не подохнет. Обгонишь – завтра дам тебе лошадь, поедешь на ней в поле. А я пойду пешком. Согласен?»
«Дядька, – запальчиво ответил Иван, – только лошадь-то распряги, а то с телегой не догонишь мою пыль».
Кисляк все это сказал в шутку, но бахвальство Ивана его разозлило, и он, чтобы проучить хвастуна, выпряг лошадь.
Ивану тогда не удалось перегнать Кисляка, но в деревню он прибежал рядом с ним.
С того дня и прозвали Белана Ванькой-ветром.
Вот конвоиры уже прошли мимо хаты Довженко, еще несколько шагов…
Внезапно впереди показался человек.
Солдаты резко осадили коней и разом крикнули:
– Стой!
Человек остановился.
– Кто такой?
– Это я.
– Кто я?
– Моисей Кисляк.
Белан обрадовался. «Кисляк догадается, что солдаты взяли меня, – подумал он, – постарается выручить. А если нет, можно будет убежать».
– Какой ты сказал? Кисляк? Почему шатаешься ночью?
– Иду до хаты. Меня вызывал капитан Белов. Вот я и иду от него.
Солдаты, услышав имя капитана, моментально примолкли.
– Это Моисей Антонович, наш староста, – поспешил объяснить Белан. – Можете спросить у него, кто я. Я же сказал, что живу здесь. А вы меня до хорунжего… Ох, опять приспичило… Говорю же, что у меня понос.
– Иван, это ты? – с притворным удивлением воскликнул Кисляк. Он сразу понял, что Белан попался солдатам, и пустился на хитрость: – Послушай, Иван, господин капитан велел мне узнать, сколько в селе фургонов и трудоспособных мужчин, а я человек старый, и ревматизм шагу не дает ступить. Где мне ночью ходить по дворам да расспрашивать. А капитан строго-настрого приказал, чтобы через два часа все разузнал. Пойдем-ка, помоги мне. И потом, я неграмотный, считать не умею, а ты горазд считать-то.
– Я бы помог, Моисей Антонович, да вот служивые меня зачем-то к хорунжему ведут, – спокойно сказал Белан.
– Ты правда староста? – недоверчиво спросил один из солдат, наклонясь, чтобы получше разглядеть Кисляка. Видимо, густые, как у казачьего атамана, усы Моисея Антоновича внушили ему доверие.
– Я рад бы не быть старостой, – ответил Кисляк. – Сейчас бы не ходил по селу с больными ногами, а спал на печи. Если не верите, отведите меня к капитану, и я ему скажу, что не смог выполнить его поручение по причине, что был задержан.
– Ладно, ладно, – испуганно ответил казак. – Мы служивых людей не задерживаем.
– Ну тогда, Ваня, пошли. А то не управимся.
Солдаты резко повернули коней и скрылись в темноте.
6
Вся жизнь Моисея Кисляка прошла в тяжелом, напряженном труде. Поднимался он каждое утро с первыми петухами и до первых звездочек работал в поле. То пахал, понукая обессилевшую лошадь, то косил, то скирдовал сено. Вечером едва добирался домой от усталости. Но горше всего было работать на чужом поле, чтобы расплатиться за взятый в долг хлеб.
Моисей Антонович и Белан спустились сейчас в овраг. Здесь уже собрались все десять сельских коммунистов во главе с Парамоновым и Абдрахманом. Кисляк увидел, что у всех в руках были винтовки.
Моисей Антонович облегченно вздохнул. Он присел на траву и сказал:
– Ну и ну. Тяжелый был разговор с начальством. Грозит разорить село.
Кисляк смотрел на окружающих его вооруженных людей, на их спокойные, уверенные движения и понимал, что они готовы защитить село от грабителей. Он расправил плечи и почувствовал себя у родного очага. Ему стало даже весело от всего происходящего.
– Белов этот дюже похож на пана Луцко, – сказал он, – точь-в-точь такой же. Слова из него как клещами вытягиваешь. Бывало, пан выйдет на крыльцо, а ты стоишь, согнешь коленки и ждешь, что их благородие прикажут. А пан молчит, крутит свои усы и молчит. Ты и сопишь, и кряхтишь, и кашляешь, а он молчит. И этот Белов такой же. Я стоял у порога, раз десять переступал с ноги на ногу, аж вспотел, а он ковыряет спичкой в зубах и молчит. И видать, так уж ему это приятно, что даже один глаз зажмурил, а другой вытаращил: зверь зверем. Как кончил ковырять в зубах, приказал: даю два часа – узнай, сколько в селе трудоспособных мужчин и сколько фургонов. Выходит, он наш пан Луцко, а мы его рабы божьи. В доме Петровны он. С ним хорунжий, набрался горилки и похрюкивает, как кабан.
– Значит, велел сказать, сколько хлопцев на селе? – спросил Парамонов. – Значит, этим панам и господам потребовались хлопцы? Что ж, добрая весть. Выходит, задыхаются господа, подкрепление ищут. Хлопцы им нужны для черной работы, вал земляной возводить вокруг Уральска. И подводы для этого же понадобились. Что ж, товарищ Айтиев, пришло время действовать!
– Тише, Петр Петрович, – сказал Абдрахман. – Могут услышать.
Парамонов, понизив голос, продолжал:
– Сбылись слова Дмитриева: чем больше звереет враг, тем скорее его конец.
– А не отправят они хлопцев на фронт? – спросил кто-то из темноты.
– Казаки не считают крестьян людьми, а тем более воинами. И уж совсем не понимают, что крестьяне – это сила, способная их уничтожить. Верно я говорю, товарищ Айтиев?
Абдрахман не ответил.
– Ваня, – спросил он, – ты не знаешь, сколько примерно в селе солдат? Ты сказал тогда, что взвод, но ведь шел табун лошадей, и ты ошибся.
Абдрахман подошел поближе к Белану и вдруг удивленно спросил:
– Откуда у тебя винтовка? Ведь ты еще не получил оружие. Где ты ее взял?
Абдрахман пытался разглядеть в темноте лицо Белана.
– Извините, ошибся, товарищ Айтиев, – виновато ответил Иван. – Коней за людей принял, дурак. А винтовка у меня, как вам сказать… Да и не только винтовка. Есть еще и конь…
И Белан шепотом начал рассказывать приключившуюся с ним историю. Его окружили плотным кольцом, никто, пока он говорил, не проронил ни слова.
Сорока, слушая Ивана, взял трофейную винтовку, внимательно ее осмотрел, ощупал и, не найдя в ней ничего особенного, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221