Внутри «пещера» была глубока и просторна. Немного отдышавшись, она прислушалась к тому, что происходит снаружи, и проговорила:
– Ну-ка, сунься, окаянный! Вот этим ломом я тебя огрею похлеще, чем щипцами!
Снаружи все было тихо. Мерно жевали сено котные овцы. Эти звуки окончательно успокоили Шолпан.

Расстояние между домом учителя и своим показалось Хахиму бесконечным. Он хотел одного – скорее первому добраться до дома и успеть спрятать револьвер, что лежит под подушкой, и переметную сумку, в которой были листовки.
Пожилой солдат показался ему не слишком рьяным конвоиром. Он ехал, рассеянно поглядывая в сторону степи, и у него было доброе лицо простого крестьянина. Хаким подумал, что его острый нос и остроконечная бородка указывают в сторону степи, точно два пальца. Всю дорогу он молчал, а ведь настоящий казак мог много успеть выпытать за это время… Хаким первым нарушил молчание:
– С какой стороны Анхату вы перешли? Или со стороны моста?
Гречко не ответил.
«С какой же целью и откуда едут эти казаки? – размышлял Хаким. – Едут к Бударину, Солянке. Значит, пришли сверху, может от Уральска? Тогда выходит, что их центр разгромлен и они бегут из города. Это похоже на правду – едут спешно, лошади заморенные…»
Подъехав к дому, Хаким весь похолодел от неожиданной догадки – а что, если их много, этих казаков, другие, может, уже перевернули весь дом вверх ногами, нашли оружие, переметную сумку…
Сердце его замерло – у южной подветренной стороны была привязана оседланная лошадь.
«Так неожиданно и глупо попасть в руки врага! Неужто и над моей головою занесена шашка?» – пронеслось в голове Хакима.
В сенях топтались чужие люди. Они, деятельно орудуя ножом, обдирали шкуру с овцы, подвешенной за задние ноги к поперечной балке. Здесь же на полу, запачканном кровью, валялись баранья голова и внутренности.
Хаким поспешно вошел в дом. Двое бритоголовых казаков, точно хозяева, сидели у очага и, макая поджаренный хлеб в сливки, с жадностью поедали, чавкая. Один из них соорудил себе вместо стула целую башню из подушек и одеял. Еще один казак развалился на полу возле печки, подстелив хорошее одеяло, и курил.
Бедная старушка дрожащими руками подкладывала кизяк в печь, и губы ее шептали молитву. Увидев сына, она громко, во весь голос зарыдала.
– Перестань, мама, не плачь! – обнял ее Хаким. – Это безобидные казаки. Они нас не тронут. Тише, мама, тише.
– Господи! – воскликнула мать. – Да я ж думала, тебя заберут, за тобой пришли. Все, все разнесли в пух и прах, даже Коран истоптали ногами. А твои бумаги, сыночек, что были в хурджуне, порезали на курево. Видишь, какой чад-то!..
– Тихо, мама, тихо…
– Белолобую овечку зарезали…
И старуха Балым снова залилась горючими слезами.
– Не зарезали они, – сердито проговорил Адильбек, – долбанули по голове обухом – и все. По-поганому убили. Попала в русские ручищи овца!
Адильбек, обняв Хакима за шею, горячо зашептал:
– Я запрятал твой алтыатар… И остатки твоих бумаг тоже…
Хаким кивнул, прикусив губу: молчи, мол!
– Хозяин, что ли? – спросил тот казак, что лежал на боку у печки. – Откуда?
– Да, хозяин, – смело отвечал Хаким. – Ходил к табунам в степь. Лошади далеко на тебеневке, в тридцати верстах отсюда…
– А много лошадей?
– Да, есть.
– Ты грамотный джигит, да?
– Учусь в Уральске. А сейчас вот дома – школа ведь закрыта.
Еще издали Хаким увидел свою сумку. Пачка листовок была рассыпана по полу.
Тот, что сидел на одеялах и подушках, взял одну листовку, порвал, свернул большую цигарку и стал внимательно разглядывать арабские буквы.
– Эй! Что здесь написано? – спросил он.
Хаким был уверен, что казак не знает казахского языка, на котором была отпечатана листовка. К тому же и держал он листок вверх ногами.
– Это рекламные бумаги компании «Караев – Акчурин». Здесь напечатано об их товарах. В эти бумаги приказчики заворачивают мыло. Знакомые торговцы дали мне бумагу для курева, – Хаким говорил небрежно.
Услышав имена известных богачей-миллионеров, казак покачал головой и не задавал больше вопросов.
Пришли Остап и Захар. Все казаки, топая сапогами, вошли в комнату, а Хаким вышел седлать коня. Вскоре во двор вышел его недавний конвоир с бараньей тушей на плече. Он долго возился, привязывая ее у седла. Запах свежей крови вызывал у Хакима тошноту…
Прикрутив тушу сыромятными ремнями, Гречко не спеша приблизился к Хакиму.
– Ты – большевик? – спросил он тихо по-казахски. – Так знай: плохое дело затеяли они, – он кивнул в сторону дома, – убьют тебя – вот что, как подъедут к Бударину…
Хаким с удивлением взглянул на него. Слова доходили до его сознания с трудом.
…Группа всадников двинулась по направлению к устью Солянки. Цокали копыта по замерзшей земле, облака морозного пара окружали людей…
В морозную степь отправилась группа людей, более лютых, чем мороз. Сухо скрипел снег под копытами коней. Холод перехватывал дыхание казаков.
А позади остался растоптанный, беззащитный аул. Остались перепуганные женщины и дети.
Забилась в угол молодая девушка, словно ягненок, побывавший в лапах волка, и, покачиваясь из стороны в сторону, с отчаянным взглядом обезумевших глаз тихо стонала.
А Хаким? Неожиданно попав в беду, словно беспомощный жаворонок в силки, он покорно ехал впереди, в сердце его было пусто и печально. Ему казалось, что все это происходит во сне. Вот когда судьба поставила на чашу весов его жизнь, и сторона смерти легко тянула вниз, а чаша жизни становилась все более легковесной…
Хаким то и дело оглядывался на остробородого Гречко, ища сочувствия и теплой улыбки.
Глава третья

1
«Кто он, этот остробородый? Ангел-хранитель среди жестоких зверей? Или он такой же, как я, несчастный, попавшийся им в лапы? По оружию, по виду похож на казака, но говорит по-казахски. В глазах светится милосердие, в голосе слышится сочувствие. Нет-нет, он совсем не похож на тех, как небо не похоже на землю…» Хаким старался держаться поближе к этому русскому, потрухивающему на коне в конце отряда. Ему хотелось услышать от него еще хоть одно доброе, теплое слово…
Хаким не знал, что остробородый русский, похожий на крестьянина, был Гречко, тот самый русский, который на речке Ямбулатовке спас от верной смерти Мендигерея, а если бы знал, то заговорил бы с ним открыто, как со старым знакомым, и посоветовался, пытался бы что-нибудь предпринять.
Последняя попытка! Разве можно не думать о ней? Бездонными глазницами уставилась на Хакима смерть. Какое живое существо согласится так просто расстаться с жизнью?! Нелегко покидать навеки родной край, отца, мать, братьев и сестер, друзей и товарищей! Разве согласишься отдаться смерти, не увидев, не обняв, не поцеловав в последний раз любимую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221