Губы у него и в самом деле потрескались, и он без конца облизывал их.
Этого словоохотливого, общительного балагура Нурым сразу выделил из всех ребят в казарме. Вдали от родных мест большую радость доставляют человеку чья-либо шутка, улыбка, даже щепотка насыбая, протянутая чьей-то незнакомой рукой. Нурым и коренастый скоро нашли общий язык и почти ночи напролет говорили о проказах юности, вспоминали свои места, вечеринки и веселые события. И сейчас, чувствуя себя давнишними знакомыми, они безобидно потешались друг над другом, незлобно, но едко шутили.
– Что это ты взъерепенился? Оттого, что я подмигнул твоей тонкобровой, разнаряженной крале? Ишь завопил, точно чибис болотный! К какой-то русской мардже заревновал! Взбеленился, будто рыбу челкарскую делишь, турок ты чумазый! – не остался в долгу коренастый.
Нурым замешкался. Его новый знакомый мог быть или домбристом, или жырши – певцом – и за словом в карман не лез. Нурым понял, что острой шуткой его не возьмешь, и заговорил мягче, добрей:
– Можешь не распаляться, не вгонять себя попусту в семь потов. Ты бы лучше разобрался вначале, кто марджа, а кто девушка, где русские, а где татары, – засмеялся Нурым, поняв, что его знакомый принял Мукараму за русскую. – Я думаю, такие красотки нам с тобой не по зубам, и не стоит из-за нее петушиться. Ты бы лучше сказал, что с нами будет, за чьим хвостом мы поплетемся завтра, точно псы облезлые. Вот напялят на нас серые шинелишки, нахлобучат на голову шапки с кокардой и погонят, точно стригунков с обрезанными хвостами, к казакам уральским. То времечко, когда мы беспечно попивали кумыс, подмигивали девушкам да бренчали на домбре возле молодух, видать, прошло.
– А ты-то что убиваешься? Тебе-то какая забота? Нас пригнали сюда, как щенят, а ты ведь, дурень, сам притащился. «Что с нами будет»?! Попадешь сюда к локтору, сразу все узнаешь: и куда погонят, и во что нарядят, – еще раз поддел коренастый Нурыма. Потом он спокойно достал из-за голенища огромного тупоносого, со сбитым, искривленным каблуком сапога бумажку с насыбаем и, взяв маленькую, едва заметную щепотку, осторожно понюхал, потом снова аккуратно сложил бумажку и опять подальше спрятал за голенищем. – Значит, не марджа, говоришь, а девушка. Ты что, резал ей пуповину и пеленал в пеленки, что так все знаешь? По-твоему, эта благородная девица – татарка? На местных татарских баб мы насмотрелись. А эта – с тонкой талией, прямыми ножками, горделивым взглядом чистокровного аргамака – может быть только из Казани, в Теке и Джамбейте таких не водится, – уверенно сказал коренастый.
Нурым не хотел оставаться в долгу.
– У нас была одна женге. Хадишой ее звали. Так она один кусочек курта на три дня делила. А тебе щепотки насыбая, если так будешь нюхать, хватит, наверное, на полгода! Тебе бы бабой быть – более бережливой не найдешь. Впрочем, тому, кого погонят на чужбину, не мешает быть бережливым даже с насыбаем. А насчет девушки ты, дружище, все-таки путаешь: она татарка, я знаю, и прошу не болтать при ней лишнее.
Нурым проговорился: стараясь оградить девушку от насмешек, неожиданно высказал свою тайну. Коренастый сразу же смутно что-то заподозрил, но не понимал, как мог аульный джигит Нурым знать такую девушку. Он решил насмешками выведать тайну Нурыма.
– Я думаю, тот локтор-казах в золотых очках втихомолку окрутит голубушку и в один прекрасный день – гм, гм – занюхает ее. Раз она твоя, Нурым, постарайся получить откупную за первую ночь, не проморгай. Говорят же: когда бык пьет воду, бедному теленку хотя бы льдинку полизать…
Нурыма охватил гнев. Неизвестно, до чего бы дошли их дальнейшие подковырки, но тут казах в форме есаула, пригнавший новобранцев на комиссию, поднялся на крыльцо и скомандовал:
– Стройся по два у входа! Быстро! Марш!..
И разгневанный Нурым, не успевший ответить, и коренастый задира и острослов вскочили со своих мест и кинулись к крыльцу. Растерянные, неуклюжие парни из аулов, не имевшие понятия о строе, тоже ретиво шарахнулись за ними; «стройся по два» до них не дошло, они лишь поняли: «у входа» – и поэтому каждый рванулся вперед, стараясь первым протиснуться к крыльцу…
– Ну, идите, ребята, начинайте вы! – загалдели чумазые парни вокруг Нурыма и коренастого.
– Кто знает, что за локтор такой, – проговорил один из джигитов, явно оробев. – Слыхали, да не видали. Что он будет делать с нами?
– Разденет. Догола!
– Разде-е-нет, говоришь? До-го-ла?.. Вот где стыда не оберешься…
– О аллах, вот что значит к русским попасть! Сразу же и раздевают!
– Да не русский, а казах ведь локтор, – зашумели в толпе.
– Как скотину ощупают тебя, заглянут в рот, посчитают зубы и прижгут тавро на ляжке, – нагонял страху коренастый.
Сам он, ничуть не робея, ворвался в приемную первым. Не смущаясь женщины, он разделся догола, будто не раз проходил всякие комиссии и подошел к доктору.
– Как твоя фамилия? – спросил Ихлас, оглядывая налитое силой, мускулистое, здоровое тело джигита.
Чуть помешкав, тот ответил:
– Меня зовут Жолмукан.
– Жолмукан… а отца как? – спросил доктор.
Жолмукан только теперь сообразил.
– Э, локтор, сразу и спросил бы по-казахски. Отца зовут Барак.
– Ближе, ближе подойди, не бойся! Слова «фамилия» страшиться нечего. Завтра твой командир не станет спрашивать: «Как зовут твоего отца?» Там разговор короткий: «Фамилия? Марш!» Вот и все. Так что привыкай! – улыбнулся Ихлас, опустив руку на плечо Жолмукана.
Он видел, что джигит совершенно здоров, но все же осмотрел его, заглянул в рот, в глаза, потом уселся за стол и начал писать.
– Сколько тебе лет, Бараков?
– Кажется, двадцать пять.
– Семейное положение?
– Что?
– Семья есть, спрашиваю?
– Есть мать, локтор.
– Жена?
– Мне некогда жениться, локтор.
Ихлас покачал головой.
– Не «локтор», а «доктор» надо говорить.
– Какая разница? И то и другое не по-казахски.
– Ты, я вижу, бойкий парень. По собственному желанию приехал, наверное, в дружину валаята? – «И телом ладен, и на язык остер!» – подумал про себя Ихлас, испытывая к джигиту расположение и глядя на него поверх золотого пенсне.
– Пока меня за недоуздок еще никто не тянул, локтор-доктор. Но если мне дадут хорошего коня и оружие, то с какой стати я буду противиться?
Улыбка исчезла с лица Ихласа, лицо стало серым.
– Значит, ты пришел ради хорошего коня и винтовки?
– Быстрый конь, роскошное седло, красивая одежда, меткое ружье какого молодца не украсят, доктор?!
Ихлас чуть заметно нахмурился. «Невежды, дикари, подавай им коня и ружье, чтоб рыскать по степи. Нет им дела до судьбы народа, до своего правительства, до национальной самостоятельности. Им все равно!» – с досадой подумал Ихлас, но тут же снова согнал хмурь с лица, как бы извиняя этого крепко сбитого джигита, так ловко скрывавшего за лукавыми словами свои истинные думы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Этого словоохотливого, общительного балагура Нурым сразу выделил из всех ребят в казарме. Вдали от родных мест большую радость доставляют человеку чья-либо шутка, улыбка, даже щепотка насыбая, протянутая чьей-то незнакомой рукой. Нурым и коренастый скоро нашли общий язык и почти ночи напролет говорили о проказах юности, вспоминали свои места, вечеринки и веселые события. И сейчас, чувствуя себя давнишними знакомыми, они безобидно потешались друг над другом, незлобно, но едко шутили.
– Что это ты взъерепенился? Оттого, что я подмигнул твоей тонкобровой, разнаряженной крале? Ишь завопил, точно чибис болотный! К какой-то русской мардже заревновал! Взбеленился, будто рыбу челкарскую делишь, турок ты чумазый! – не остался в долгу коренастый.
Нурым замешкался. Его новый знакомый мог быть или домбристом, или жырши – певцом – и за словом в карман не лез. Нурым понял, что острой шуткой его не возьмешь, и заговорил мягче, добрей:
– Можешь не распаляться, не вгонять себя попусту в семь потов. Ты бы лучше разобрался вначале, кто марджа, а кто девушка, где русские, а где татары, – засмеялся Нурым, поняв, что его знакомый принял Мукараму за русскую. – Я думаю, такие красотки нам с тобой не по зубам, и не стоит из-за нее петушиться. Ты бы лучше сказал, что с нами будет, за чьим хвостом мы поплетемся завтра, точно псы облезлые. Вот напялят на нас серые шинелишки, нахлобучат на голову шапки с кокардой и погонят, точно стригунков с обрезанными хвостами, к казакам уральским. То времечко, когда мы беспечно попивали кумыс, подмигивали девушкам да бренчали на домбре возле молодух, видать, прошло.
– А ты-то что убиваешься? Тебе-то какая забота? Нас пригнали сюда, как щенят, а ты ведь, дурень, сам притащился. «Что с нами будет»?! Попадешь сюда к локтору, сразу все узнаешь: и куда погонят, и во что нарядят, – еще раз поддел коренастый Нурыма. Потом он спокойно достал из-за голенища огромного тупоносого, со сбитым, искривленным каблуком сапога бумажку с насыбаем и, взяв маленькую, едва заметную щепотку, осторожно понюхал, потом снова аккуратно сложил бумажку и опять подальше спрятал за голенищем. – Значит, не марджа, говоришь, а девушка. Ты что, резал ей пуповину и пеленал в пеленки, что так все знаешь? По-твоему, эта благородная девица – татарка? На местных татарских баб мы насмотрелись. А эта – с тонкой талией, прямыми ножками, горделивым взглядом чистокровного аргамака – может быть только из Казани, в Теке и Джамбейте таких не водится, – уверенно сказал коренастый.
Нурым не хотел оставаться в долгу.
– У нас была одна женге. Хадишой ее звали. Так она один кусочек курта на три дня делила. А тебе щепотки насыбая, если так будешь нюхать, хватит, наверное, на полгода! Тебе бы бабой быть – более бережливой не найдешь. Впрочем, тому, кого погонят на чужбину, не мешает быть бережливым даже с насыбаем. А насчет девушки ты, дружище, все-таки путаешь: она татарка, я знаю, и прошу не болтать при ней лишнее.
Нурым проговорился: стараясь оградить девушку от насмешек, неожиданно высказал свою тайну. Коренастый сразу же смутно что-то заподозрил, но не понимал, как мог аульный джигит Нурым знать такую девушку. Он решил насмешками выведать тайну Нурыма.
– Я думаю, тот локтор-казах в золотых очках втихомолку окрутит голубушку и в один прекрасный день – гм, гм – занюхает ее. Раз она твоя, Нурым, постарайся получить откупную за первую ночь, не проморгай. Говорят же: когда бык пьет воду, бедному теленку хотя бы льдинку полизать…
Нурыма охватил гнев. Неизвестно, до чего бы дошли их дальнейшие подковырки, но тут казах в форме есаула, пригнавший новобранцев на комиссию, поднялся на крыльцо и скомандовал:
– Стройся по два у входа! Быстро! Марш!..
И разгневанный Нурым, не успевший ответить, и коренастый задира и острослов вскочили со своих мест и кинулись к крыльцу. Растерянные, неуклюжие парни из аулов, не имевшие понятия о строе, тоже ретиво шарахнулись за ними; «стройся по два» до них не дошло, они лишь поняли: «у входа» – и поэтому каждый рванулся вперед, стараясь первым протиснуться к крыльцу…
– Ну, идите, ребята, начинайте вы! – загалдели чумазые парни вокруг Нурыма и коренастого.
– Кто знает, что за локтор такой, – проговорил один из джигитов, явно оробев. – Слыхали, да не видали. Что он будет делать с нами?
– Разденет. Догола!
– Разде-е-нет, говоришь? До-го-ла?.. Вот где стыда не оберешься…
– О аллах, вот что значит к русским попасть! Сразу же и раздевают!
– Да не русский, а казах ведь локтор, – зашумели в толпе.
– Как скотину ощупают тебя, заглянут в рот, посчитают зубы и прижгут тавро на ляжке, – нагонял страху коренастый.
Сам он, ничуть не робея, ворвался в приемную первым. Не смущаясь женщины, он разделся догола, будто не раз проходил всякие комиссии и подошел к доктору.
– Как твоя фамилия? – спросил Ихлас, оглядывая налитое силой, мускулистое, здоровое тело джигита.
Чуть помешкав, тот ответил:
– Меня зовут Жолмукан.
– Жолмукан… а отца как? – спросил доктор.
Жолмукан только теперь сообразил.
– Э, локтор, сразу и спросил бы по-казахски. Отца зовут Барак.
– Ближе, ближе подойди, не бойся! Слова «фамилия» страшиться нечего. Завтра твой командир не станет спрашивать: «Как зовут твоего отца?» Там разговор короткий: «Фамилия? Марш!» Вот и все. Так что привыкай! – улыбнулся Ихлас, опустив руку на плечо Жолмукана.
Он видел, что джигит совершенно здоров, но все же осмотрел его, заглянул в рот, в глаза, потом уселся за стол и начал писать.
– Сколько тебе лет, Бараков?
– Кажется, двадцать пять.
– Семейное положение?
– Что?
– Семья есть, спрашиваю?
– Есть мать, локтор.
– Жена?
– Мне некогда жениться, локтор.
Ихлас покачал головой.
– Не «локтор», а «доктор» надо говорить.
– Какая разница? И то и другое не по-казахски.
– Ты, я вижу, бойкий парень. По собственному желанию приехал, наверное, в дружину валаята? – «И телом ладен, и на язык остер!» – подумал про себя Ихлас, испытывая к джигиту расположение и глядя на него поверх золотого пенсне.
– Пока меня за недоуздок еще никто не тянул, локтор-доктор. Но если мне дадут хорошего коня и оружие, то с какой стати я буду противиться?
Улыбка исчезла с лица Ихласа, лицо стало серым.
– Значит, ты пришел ради хорошего коня и винтовки?
– Быстрый конь, роскошное седло, красивая одежда, меткое ружье какого молодца не украсят, доктор?!
Ихлас чуть заметно нахмурился. «Невежды, дикари, подавай им коня и ружье, чтоб рыскать по степи. Нет им дела до судьбы народа, до своего правительства, до национальной самостоятельности. Им все равно!» – с досадой подумал Ихлас, но тут же снова согнал хмурь с лица, как бы извиняя этого крепко сбитого джигита, так ловко скрывавшего за лукавыми словами свои истинные думы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221